| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Посчитав виновными в произошедшем литовских покровителей своего племянника, хан Саадет Гирей разорвал какие-либо взаимоотношения с Вильно, и отправил послов в Москву, предлагая союз против Великого княжества Литовского.
В свою очередь этим воспользовался Янош Запольяи, и ранее тяготившийся навязанной ему поляками сделкой, который, пользуясь неудачами последних под Кашшой и их сепаратными переговорами с австрийцами, вступил с Сулейманом в переговоры, во время которых, обвинив Сигизмунда I в двойной игре, предложил султану признать в качестве венгерского короля его, а не сына польского монарха. Эта идея пришлась султану по душе, ибо имевший за спиной лишь турецкую поддержку, Запольяи обещался быть куда более лояльным Стамбулу венгерским монархом, чем сын ненадёжного польского союзника. В результате он, в обмен на вассальную присягу Запольяи, признал последнего королём Венгрии, разорвав, тем самым, своё соглашение с поляками.
Последние же, узнав о том, что сначала французский король Франциск I в начале августа 1529 года подписал мирный договор в Камбре с Карлом V, а затем султан Сулейман и Янош Запольяи порушили прежние договорённости с ними, вывели свои войска из Венгрии, и активизировали переговоры с Фердинандом Австрийским, склоняя его к миру. Прекрасно понимая, что после заключения мира с французами, император, не смотря на всё ещё продолжающиеся боевые действия в Италии (осада Флоренции), получил возможность выделить своему младшему брату часть своих войск, тем самым снижая для Фердинанда Австрийского ценность отказа польского короля от претензий на венгерскую корону, дополнили своё предложение ещё и намёками на возможное присоединение польского короля к союзу с Габсбургами. Занятые одновременной войной с турками на Дунае, и с остатками Коньякской лигой в Италии, Габсбурги не преминули возможностью вывести из игры хотя бы одного из своих противников, и согласились заключить мирный договор с польским королём, по условиям которого тот отказывался от всех своих претензий на венгерскую и чешские короны, а в качестве компенсации Фердинанд Австрийский, как король Чехии, обязывался предоставить Опольско-Ратиборское княжество в Силезии младшему сыну польского короля после кончины бездетного Яна II Доброго — последнего представителя опольской линии Силезских Пястов.
Заключенное польско-австрийское мирное соглашение стало для русских неприятным сюрпризом. В Москве рассчитывали, что в случае войны с Литвой их военные усилия будут поддержаны действиями Империи на западе, о чём даже велись соответствующие переговоры с померанскими герцогами и Гогенцоллернами, кандидатуру одного из которых (Георга Гогенцоллерна, маркграфа Бранденбург-Ансбаха) предлагалось поддержать в качестве кандидата в наследники не имевшего детей курляндского герцога Вальтера фон Плеттенберга, в обмен на военное выступление бранденбуржцев против Польского королевства. Но урегулирование взаимоотношений между Габсбургами и Ягеллонами поставило на этих планах крест.
Однако, отказываться от своих замыслов русское правительство не собиралось. Все попытки срочно прибывшего посланника от эрцгерцога Фердинанда уговорить русских прекратить военные приготовления против Литвы, дабы оная могла присоединиться к антитурецкому союзу христианских государств, ему был дан резонный ответ: о русской атаке на Литву просили сами же цесарцы, желание войны царём было уже задекларировано, деньги выделены и частично потрачены. Кроме того, ведутся переговоры с возможными союзниками, а войска постепенно концентрируются на границе. Кто возместит казне понесённые расходы и "урон чести" царя, если он отречётся от собственных слов? Поэтому отменить приготовления к решительному походу на Литву невозможно. В западных областях страны продолжались подготовительные работы: прокладывались дороги, строились мосты через реки и создавались склады с припасами. Тем не менее, австро-польское соглашение вынудило русских скорректировать свои планы. Если первоначально намеревались начать наступление в начале февраля 1530 года, то оставшись один на один с Польско-Литовским государством, без западных союзников, в России приняли решение о переносе начала боевых действий на несколько месяцев, пока не будет создана новая антиягеллонская коалиция, над сколачиванием которой не покладая рук продолжали работать дипломаты. Ибо русские были не единственные, кто хотел урвать свой кусок польско-литовского пирога. Как уже было упомянуто, свой зуб на Сигизмунда I Польского имел крымский хан Саадет Гирей. А ещё западнее планы царя Василия Ивановича встретили полное понимание у молдавского князя Петра Рареша, имевшего старый пограничный спор с Польшей за Покутье, и давно горевший желанием решить его раз и навсегда силой оружия. В результате чего, между российской, крымской и молдавской столицами без устали сновали гонцы, согласовывая планы сторон. Правда была одна проблема — пока существовал турецко-польский союз, ни крымский хан, ни молдавский князь, будучи вассалами Османской империи, не решались на открытое выступление против Польско-Литовского государства. Но и безнадёжной ситуацию было назвать нельзя, ибо начавшееся столь неплохо для турок наступление в Венгрии, очень скоро стало встречать всё больше и больше препятствий. Неудачей для турецкой армии закончилась попытка захватить Пожонь (Пресбург), небольшой гарнизон которого (600 бойцов) держался очень мужественно, и даже пытался (хотя и не очень успешно) помешать проходу неприятельского войска по противоположному берегу Дуная. Тем не менее, объединившись 18 августа с силами Яноша Запольяи, турки к концу сентября подошли к Вене, а 24 сентября городу, который защищал 20-тысячный гарнизон, был предъявлен ультиматум о сдаче, который был оставлен без ответа. После чего была начата осада.
Не смотря на превалирующее превосходство в силах и солидный артиллерийский парк, осада у турок австрийской столицы не задалась с самого начала. Защитники Вены стойко отражали все турецкие атаки, и их не смогли сломить ни почти полная блокада города, ни постоянные артиллерийские обстрелы, ни попытки подвести мины под стены города. На их стороне выступила и погода — постоянные дожди и ранние заморозки препятствовали осадным работам, и подрывали боевой дух турецкой армии.
Безуспешная осада Вены показала Сулейману, что он переоценил свои силы, и в середине октября турецкое командование отдало приказ об отступлении. Однако отход турок от австрийской столицы не был окончанием войны, а всего лишь означал её выход на следующий виток, с новой расстановкой сил.
Потерпев неудачу под Веной, турецкий султан искал виновного в провале осады, и находил его в лице польского короля, который, по мнению Сулеймана, не оказал ему должной помощи во время Венгерской кампании. Но особенно тревожил Стамбул заключённый между Веной и Краковом договор, который, как минимум, выводил Польшу из разряда союзников Османской империи, а при случае, мог стать основанием для участия Польско-Литовского государства в антитурецкой коалиции. Так что, во время следующей кампании в Венгрии, наступающая в сторону Германии турецкая армия не только лишалась польского прикрытия своего правого крыла, но и должна была опасаться возможного флангового удара поляков.
Оставить это без внимания в Стамбуле не могли, из-за чего даже рассматривался проект военного вторжения в следующем году в саму Польшу. Но ходу ему не дали, так как турецкое правительство хорошо понимало, что имея незаконченную войну с Габсбургами, сосредотачивать свои силы на другом направлении, как минимум, неразумно. Но и игнорировать возникшую угрозу возможного австро-польского альянса у турок не получалось.
И этим тут же воспользовались в Москве, которая немедленно предложила Петру Рарешу и Саадет-Гирею получить у султана разрешение на нанесение по Польско-Литовскому государству "отвлекающего удара", который должен был связать полякам руки и удержать их от выступления на стороне Габсбургов. И поскольку в Стамбуле благожелательно отнеслись к этой идее, то Молдавия с Крымом получили карт-бланш.
Таким образом, к началу 1530 года подготовка к войне в Литвой вышла на финишную прямую. По росписи 1529 года численность русского войска, по сравнению с 1525 годом, выросла на шесть с половиной тысяч человек, и включала в себя: 37596 дворян и детей боярских, 15793 послужильцев, 12 тысяч стрельцов (7600 московских и 4400 городовых), 4 тысячи пищальников, 4316 человек пушкарского чина, 5 тысяч казаков, 9113 служилых татар и черемис. Кроме этих, ранее существовавших родов войск, после войны с Ливонией русское правительство решило пополнить русскую армию Иноземным полком (из иностранных, прежде всего немецких, наёмников), численностью 2700 человек, а также рейтарским полком 2-тысячного состава. Всего 92,5 тысяч человек.
Особого внимания заслуживает появление в русской армии рейтар. Последние впервые упоминаются в документах 1527 года, и изначально комплектовались из пленных ливонских "немцев", которые согласились присягнуть русскому царю, пополнив ряды его войска. А чуть позже в рейтарский полк стали зачислять, согласно царскому указу, и "беспоместных детей боярских". В отличие от поместной конницы, рейтары служили за одно жалование, что делало их весьма затратной воинской силой, из-за чего некоторые представители правительства даже ставили вопрос об их расформировании. Но сравнив боевые качества рейтарского полка с поместной конницей, специальная комиссия во главе с самим царём пришла к выводу о том, что "рейтары на боях крепче сотенных людей", и не только не стала распускать их, но и в середине 1530 года царь прикажет начать формирование ещё одного рейтарского полка, комплектование которого будет закончено в декабре того же года. Правда, в отличие от своих европейских собратьев, русские рейтары с целью экономии средств не имели полноценного рейтарского доспеха, ограниваясь только кирасой и шлемом, но зато имели большую огневую мощь, будучи вооружены не только пистолетами, но и кавалерийскими карабинами.
Обращает на себя внимание в росписи и увеличение в поместной коннице доли дворян и детей боярских, при одновременном сокращении численности послужильцев (прежде всего за счёт испомещения последних на новозахваченных территориях) и сохранении суммарной численности поместной конницы на прежнем уровне. Это говорит об улучшении материального положения большинства поместных, что подтверждается данными проводимых в конце 1520-х гг. смотров, фиксирующих улучшение "конности и оружности" приходящих на службу "воинников". Кроме того, с 1528 года правительство велело служить дворянам с пищалями, что должно было увеличить их ударную силу. Однако последняя мера встретила сопротивление поместных, предпочитавших по прежнему нести службу с более привычными луками. И на начало войны в 1530 году огнестрельным оружием была вооружена, в лучшем случае, пятая их часть.
Кроме того, видимо убедившись в эффективности стрелков-пехотинцев, правительство пошло на увеличение численности стрельцов и пищальников (по всей видимости, прежде всего за счёт перевода в стрелецкие полки городовых казаков). Так же, в это же самое время, в документах появляются упоминания о конных стрельцах (прежде всего в пограничных районах), которые станут прототипом будущих драгунских частей.
Тем не менее, не смотря на явные улучшения, русские вооружённые силы по-прежнему страдали от целого ряда застарелых проблем. Прежде всего, так и не была решена проблема с обеспечением армии качественным конским поголовьем. Хотя в стране и появилось несколько конных заводов (как государственных, так и частных), но их было слишком мало, чтобы полноценно снабдить всю армию пригодными к службе лошадьми, в то время как завоз породистых коней из-за границы стоил очень дорого, и был просто не по карману большинству помещиков, вынужденных как и раньше использовать низкорослых татарских лошадей.
Недостача денег, потребных на несение военной службы, у дворян приводила и к тому, что хотя произошло заметное удешевление железных лат (благодаря развитию металлургии), каждый двадцатый из них по-прежнему являлся на смотры в одном тегиляе и "шапке бумажной", вместо полноценных доспехов.
Но, не смотря на это, русское командование считало, что армия полностью готова к выполнению поставленной боевой задачи, тем более, что после побед в предыдущих войнах с великим княжеством Литовским почти на всех уровнях власти после победы в Смоленской войне возобладало пренебрежительное отношение к "литве", и среди правящих кругов Русского государства господствовала сильная недооценка военных возможностей Польско-Литовского государства.
* * *
*
Вторжение на территорию Литвы замышлялось двумя армиями:
— Северо-Западной (сосредоточенной под Полоцком), под началом князя Василия Васильевича Шуйского, численность которой определялась в 13 тысяч человек.
— Западной, она же Главная (место сбора — Смоленск), численностью в 24 тысячи человек. Осуществлять командование этой армией должен был князь Иван Фёдорович Бельский.
Помимо этих армий была создана ещё одна — Южная (под главенством князя Дмитрия Фёдоровича Бельского), численностью в 8 тысяч человек, которая должна была прикрывать южные рубежи государства от возможных набегов кочевников (татар или ногайцев), а в случае необходимости усилить одну из ударных группировок.
По общему плану предусматривалось, что по Вильно будет нанесён концентрический с двух направлений — главный удар со стороны Смоленска, в то время как действия с северо-запада имели только вспомогательное значение. После взятия Вильно часть русских войск, по-видимому, должна была прикрывать город со стороны Жмуди и Курляндии, другая часть — развивать наступление в направлении на Ковно — Гродно — Брест.
Кроме этого по южным воеводствам великого княжества должна была нанести удар крымская рать. Крымцы имели возможность выставить до 40 тысяч легковооружённых всадников, удар которых по литовским тылам мог расстроить их снабжение, сорвать мобилизацию и вынудить литвинов рассредоточить свои силы, тем самым сковав южную группировку литовских войск и сделав если не невозможным, то затруднительным её действия против русской армии. Тем самым облегчая выполнение боевой задачи основным ударным силам.
Обращает на себя внимание в этих замыслах пара моментов:
— В плане нет никаких намёков на возможность атаки Курляндии со стороны Ливонии, хотя герцогство не располагало достаточными силами, чтобы долгое время сопротивляться возможному вторжению из-за Западной Двины (вся армия герцога состояла из нескольких сотен бойцов), притом, что это позволяло отрезать Литву от морского побережья. Было ли это ошибкой, сейчас трудно сказать. С одной стороны, будь Паланга и Русне в русских руках, то вряд ли действующие в Жмуди литовские части, будучи полностью окружены и отрезаны от источников снабжения, смогли бы долгое время сопротивляться русским атакам. Но с другой стороны, Курляндия выступала эдакой "морковкой" перед лицом Гогенцоллернов, возможностью заполучить герцогский трон которой они заманивали последних (особенно Альбрехта Прусского) выступить против Сигизмунда Польского.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
