Княжич. Том 2. Война

Комроты не обратил внимания на мое недовольство, выраженное в фырканье, и продолжил говорить.

— Как я и советовал, ты перестал хвататься за все подряд, — он начал повторяться, но я слушал внимательно, хотя то же самое он мне говорил еще месяц тому назад, на первом нашем уроке, — сила кудесника первой и второй ступени стоит на трех столпах, — комроты начал загибать пальцы на руке. — Первое — защита. Второе — атака. Третье — лечение. Ты должен уметь ударить, защититься и вылечить себя за секунды. В бою никто не даст тебе несколько минут, пока ты вспомнишь нужную форму и заполнишь ее силой.

Он был прав. Я понял это только после спаррингов с Налбатом. Знать много форм и уметь их применять не всегда хорошо.

— И как я вижу, ты исправляешься. Сколько времени у тебя сейчас уходит на эту связку?

— 'Щит' ставлю за три секунды. На 'регенерацию' уходит пять, а 'пуля' требует всего две секунды. И спасибо вам еще раз за 'пулю'.

Этой формой — 'воздушной пулей' — поделился со мной Налбат. В ходе экспериментов я определил, что почти невидимая глазу 'пуля' летит со скоростью не ниже чем автоматная, но в отличие от реальной пули, моя пробивает не только материальные объекты. Нет, эта форма еще и хорошо нагружает чужие щиты, так что в схватке с другими кудесниками у меня есть хорошие шансы на победу, напади я не только из-за засады.

— Сокращай время, — проворчал Налбат. — Добивайся секунды на создание все трех форм. Если дела пойдут плохо и мы перейдем с англичанами в прямой контакт, только так ты выйдешь живым после встречи с их низкоранговыми волшебниками. На третью ступень даже не замахивайся. Беги от них. Надеюсь, это-то ты понимаешь?

— Понимаю.

На одном из занятий Налбат наглядно показал мне разницу между второй и третью ступенями. Напрягшись, он взмахнул рукой и смял целый участок леса, превратив его в месиво из грязи и щепок. Как он тогда сказал — такова сила всех третьих ступеней. Пока вторые и первые ступени балуются точечными эффектами ('кулаки', 'пули', 'молнии'), третьи ступени учатся масштабируемым воздействиям. Их предел — площадь сто на сто квадратных метров. Уже четвертые ступени могут накрыть своей атакой или защитить километры фронта.

Сравнивать силу кудесников разных ступеней глупо. Это как сравнивать слона с мышью.

— А что делать дальше? Когда я добьюсь секунды во всех трех формах?

Налбату мой вопрос не понравился.

— А сам как думаешь? Или я должен все тебе разжевывать?

Я задумался.

— Ну? — Поторопил меня комроты. — Какой будет ответ? Включи уже голову.

— Доводить другие известные мне формы до уровня первых трех? — Осторожно спросил я, боясь нарваться на резкую отповедь.

— Надо же, — саркастично улыбнулся он. — Угадал.

С неба снова заморосил дождь. Мы оба поморщились.

— Пойдем, — махнул он мне рукой, велев следовать за собой. — Не хочу сегодня устраивать спарринг. Да и нет больше в этом особого смысла. Ты усвоил все, что тебе нужно знать на своей ступени развития. Дальше только самостоятельная практика.

Раз тренировки не будет, я решил спросить его о том, что меня волновало.

— Вы так нам и не рассказали, что было на том совещании? Скоро контрнаступление?

Командир проворчал.

— Рано вам знать. Всему свое время.

Для себя я его ответ понял так. Наступление будет со дня на день, но говорить об этом рядовым, сержантам и младшим командирам пока рано.

— Ты лучше к новому пополнению присмотрись, чем пытать меня насчет секретных данных. Они вчера вечером прибыли, два десятка человек.

— Да, знаю я. Я же их по взводам и распределял.

— Поговорил хоть?

— Времени не было, ночь на дворе, да и люди с дороги устали. Передал их лейтенантам. Сегодня найду их и пообщаюсь. Узнаю, что из себя представляют. Поговорю, познакомлюсь.

Дойдя до окопов и спрыгнув в них, мы разошлись в разные стороны. Комроты отправился в блиндаж, пить чай с его любимыми сушками, а я искать пополнение. Нужно поговорить с ними. Определить что у них на душе. Вон, в соседней роте недавно два человека сбежали вместе с оружием. Не хотят воевать. Ротного и лейтенанта сняли с должности и сразу в штрафной батальон, а беглецов поймали и расстреляли.

На очередном посту, я остановился.

— Тьфу! Что за вонь у вас здесь? Мерзость.

— Да сами не понимаем, старшина, — растеряно пожал плечами ефрейтор, командующий отделением, где пять из восьми человек были новенькими. Их то я и искал. — Все перерыли. Нигде пустых банок или гнилья, какого не нашли. Окоп чистый, а вонь стоит.

Приложив к лицу рукав кителя, я дышал через него. Так было чуть легче. Спросил.

— А почему тогда кислятиной так несет?

— Не знаем, командир. Да вы не беспокойтесь. Сейчас разветрит. Второй раз за сегодня такая оказия. Уже и привыкать начали.

— Дышать же невозможно, — сквозь зубы прошипел я и хочу, не хочу, начал расспрашивать новобранцев об их житье. Откуда они, чем увлекаются, как настроение? Ответы были скомканы, не уверены, но мне хватило, чтобы составить о них свое первое мнение.

Надеюсь, они не побегут, подставив меня и комроты.

Когда я уже уходил, я почувствовал, как мне в спину уперся злой, ненавидящий взгляд. Словно гвоздь под лопатку вогнали. Я резко развернулся на месте и попытался определить, кто смотрел, но рядовые и ефрейтор не обращали на меня никакого внимания, занимаясь своими делами. Чистили оружие, наводили приборку и следили за врагом через поле, которое нас разделяет.

Мне это не понравилось. Ненависть была жгучая. Такое не могло мне просто привидеться. Кудесники куда чувствительней обычных людей и отмахиваться от этого чувства не следует.

Солдаты заметили, что я остановился и смотрю на них и только недоуменно замолчали, пытаясь понять, что не так. Я не стал им ничего объяснять и ушел. Но тот взгляд в спину я не забыл.

Глеб усмехнулся. Как мама и говорила, никто не догадался. Уж теперь то он отомстит этому вырожденцу за свои прошлые унижения. Но нужно подождать. Нельзя атаковать его на виду у всех. Но как же жжет внутри.

Он заметил, что меняется. В нем все меньше и меньше оставалось от человека. Как и прежде, но куда сильней он хотел причинять боль и наслаждаться агонией своих жертв. Ему хотелось видеть кровь врагов, и мама решила, что на войне ему будет лучше, чем где либо еще. Ну а братик Семен, это так, на сладкое. А пока, он присмотрится к 'товарищам'. Жжение в груди становилось все сильней, и ему нужно кого-нибудь убить.

* * *

Происшествия на железной дороге случались постоянно. Но на этот раз, патрулирующие пути железнодорожники в оранжевых жилетках были вынуждены вызвать на место происшествия милицию. Не обычный патруль, а кого посерьезней.

Буханка с синей полосой поперек борта подъехала к месту происшествия через два часа.

— Ну что тут у вас? — Спросил железнодорожников следователь.

— Сам смотри, Петруха.

Здесь собрались знакомые друг с другом люди. Все с одного села. Не чужие люди.

— Мать честная, — следователь перекрестился, — пакость то, какая.

— Вот тебя и вызвали, — сказали ему мужики, стараясь держаться подальше от трупа, который нашли. Ладно бы он был обычным. Случается люди падают с поезда или пытаются переползти под вагонами, а поезд в это время тронется, но это...

— Нет, мужики. Это дело не мой уровень. Тут что-то серьезное.

Следователь потянулся рукой к телефону.

— Так мы пойдем, Петрух? Нам еще десяток километров путей проверять.

— Куда?! — Закричал он на них, не на шутку испугавшись. — Нет-нет, дорогие. Вы со мной. Отбегались вы сегодня по путям мужики. Будем теперь ждать. Вы все свидетели.

— Говорил же я тебе, — зашептал один рабочий другому в ухо. — Скинули бы труп в овраг, и никто бы не узнал. А что уж теперь, — махнул он на все рукой.

Связавшись по телефону с начальником из райцентра, следователь и рабочие стали ждать. Пока его сообщение передали вышестоящему начальству, пока оно думало, что делать, вот и наступила ночь.

Следователь и рабочие железной дороги развели костерок и сидели, грелись рядом с ним. Теперь и капитан милиций Петр Федосеев жалел, что доложил о происшествии, а не закрыл вовремя глаза. Хотелось домой, к жене и детям. А здесь находиться — жутко. От трупа несет чем то недобрым. Плохим. Уже, какой раз повел плечами, пытаясь скинуть с себя морозец, что подбирался со спины.

К счастью, ночной мрак разорвал свет фар. По лесной дороге сюда ехал автомобиль. Начальство пожаловало.

— Ну, наконец-то! — Воскликнули уставшие мужики.

Находиться здесь и дальше они не хотели. Если бы в ближайший час никто не появился — сбежали бы. И плевать на милицию. Страшно.

— Чуть не околели тут. Да еще труп этот рядом. Спасибо тебе капитан, — выговаривали они своему поселковому соседу.

Автомобиль остановился рядом с буханкой милиции, и из него вышло три человека. Непосредственный начальник следователя, подполковник Мирошниченко, и два православных монаха. Один из них был только послушником, готовящимся быть принятым в монахи, а второй целым иноком. Милиционер их узнал, хоть и не был лично знаком. Церковь на всю округу у них одна и они служили богу при ней.

— Федосеев! — Сразу начал кричать на него начальник. — Что ты тут нашел? Вот я тебе, — показал он ему кулак, — если ты ошибся, сгною.

Следователь обиженно засопел и ответил.

— Я еще помню спецориентировки, товарищ подполковник. Труп точь в точь под них попадает, — он начал перечислять. — Непереносимая вонь кислятины, странные наросты на теле жертвы, язвы на лице и языке, лопнувшие глаза, знаки кровью на теле.

Инок, что осматривал труп, подтвердил его выводы.

— Капитан прав, подполковник, не стоит на него кричать. Он поднял тревогу не зря.

— Это то, что вы ищете? — С осторожностью спросил монахов подполковник Мирошниченко.

— Следы нечистой силы, — подтвердил ему инок. — Труп мы заберем, а вы уважаемые мне скажите, куда двигался последний поезд, что прошел по путям?

Ответили ему железнодорожники.

— Подкрепления для юго-западного фронта это были. Утром прошли.

Узнав, все что хотели, монахи опросили свидетелей и уехали вместе с подполковником. Начались массовые проверки вдоль путей. К началу следующего дня, были найдены еще два трупа по пути следования поезда с подкреплениями для фронта. Все погибшие были солдатами.

К сожалению, поезд уже прибыл в Матвеев Курган, и солдаты разъехались по всему фронту.

Церковь приняла меры и направила в полки монахов.

* * *

Этим вечером никто из солдат спать не пойдет. О наступлении комроты сообщил нам еще днем и послал всех отсыпаться сейчас. А на ночь, у нас были другие планы.

Честно скажу, отдохнуть не получилось. Я просто лежал на своей кровати, вдыхал запах ели, которым она пропиталась, так как заменяла мне матрас и размышлял. Думал о себе, об Алисе с Юлианой, о своей ферме, золоте, что превращается в рубли и копится на моих счетах. Потом мысль плавно перескочила на детство, и я вспомнил маму. Давно я не был на её могиле, не вспоминал ее. Стыдно.

По блиндажу разнесся запах жареного мяса. Занавески что прикрывали нашу комнатку от помещения штаба, раздвинулись.

— О-о-о, как пахнет. Проходи сюда. Мне вот этот кусок. Давай, Кирюхин, режь как мужик. Не жмись.

Понятно все.

— Другим же не хватит, лейтенант Стародуб. Вы много берете. Не надо...

В голосе солдата прозвучала тревога.

— Хватит им. Меньше спать надо. А ты режь, режь. Видишь, мы с лейтенантом Богомолом голодные? А эти спят — значит сыты. Не скупись, Кирюхин. Режь, говорю.

Я перегнулся через бортик второго яруса кровати, на котором спал и посмотрел вниз, на мужиков, что нетерпеливо подкладывали себе в тарелки большие куски жирного мяса со специями. Кирюхин расстарался. Я даже задумался, не спуститься ли мне к ним, попробовать вкуснятину, но потом отринул эту мысль и снова лег отдыхать.

Сегодня умрут десятки тысяч хороших людей. Умрут, чтобы другие жили. И я тоже могу умереть. Эта мысль меня не пугала. Да, волнение было, но поджилки не тряслись. Отступать некуда. Если дадим слабину, шакалы набросятся на нас с еще большей силой. Сегодня мы или победим или умрем. Так нам сказал комроты, перед тем как отправить спать и я с ним согласен. Но умирать все же не хотелось...

Достав из-под воротника простой серебряный крестик на веревочке, я стал молиться. За себя. За тех, кто остался на ферме и за солдат. Так я и уснул, сам того не ожидая.

Проснулся я раньше побудки. Лейтенанты уже встали и весело доедали то, что оставили им Стародуб и Богомол.

— Доброго вечера, Семен. Спускайся, мы отложили тебе ножку.

— Спасибо. Сейчас, только умоюсь, схожу.

Спрыгнув на пол и натянув портянки по-быстрому, я спрятал ноги в кирзовые сапоги и прошел через штаб на улицу. Караул на выходе отдал мне честь.

— Вольно, парни. Не напрягайтесь.

Умывшись холодной водой из рукомойника, я вернулся и сел за импровизированный стол в нашей комнате, с удовольствием съев холодную курочку.

Командир пятой роты, старший лейтенант Афон Налбат проснулся. Мы узнали об этом из-за его крика, заставившего нас подпрыгнуть на месте.

— Чего за занавесками спрятались?! Сюда идите. Будем обсуждать план. КИРЮХИН! — Взвыл Налбат еще громче. — Где моя курица?

Курицу так и не нашли. Кирюхин косил взглядом на нас и молчал. Пропесочив его, и влепив три наряда вне очереди, комроты его отпустил, и мы начали обсуждение.

— Атака начнется в четыре утра. Первый удар нанесет артиллерия, танки и минометные расчеты полков. Сразу после них ударит авиация. Утюжить будут долго. Нельзя дать англам и шанса поднять голову. После, как только прозвучит команда, мы все идем в наступление по земле. Бегом. Не оглядываясь. Только вперед.

Я с лейтенантами стал переглядываться. На языке у всех вертелось одно, и тоже. Вопрос задал лейтенант Купельманн.

— Как то это не слишком отличается от того, что делают англичане, командир. Будут большие потери.

Остальные и я в том числе, покивали на его слова. Все были согласны, что план атаки, какой-то... непонятный. Слишком простой.

— Ваше дело выполнять приказы, — жестко осадил нас Налбат. — Знать всего вам не обязательно. Наши генералы не дураки и знают что делают.

Мы замолчали.

— Выдадите солдатам тройной боекомплект. И пройдитесь среди них. Покажите, что вы рядом и тоже участвуете в атаке. В бой пойдете первыми, вдохновите ребят. И берегите себя там. Все. По боевым постам, офицеры и да спасет наши души господь бог.

Ночь. Пространство вокруг освещает только луна на небосводе. Солдаты ждут. Сотни тысяч глаз всего юго-западного фронта сейчас смотрят в сторону окопов врага. Я слышу чей-то нервный смех. Шепотки в ночи.

Ждать осталось недолго...

Первыми свое слово сказала артиллерия. Это было красиво. Словно тысячи огненных воробьев взлетели к небу, зависнув там всего лишь на миг, чтобы спикировать вниз, на порядки врага и тогда на земле раззверся ад. Жадный гул огня и крики сгораемых людей.