Ясная ночь

Андрей улыбнулся.

— Если и была, то о ней ничего неизвестно. В памяти его родственников осталось что-то похожее на легенду, что он не выполнил какого-то предназначения. И умер нелепой смертью: дом, который ему выстроили, продержался недолго — сгорел от страшной грозы, а этот так называемый колдун пытался его спасти и сгорел вместе с ним.

— И теперь на фундаменте этого сгоревшего дома ты строишь свой, — задумчиво подытожила я. — Андрей, а ты, случаем, не из того же рода?

— Где-то каким-то макаром есть — седьмая вода на киселе, — туманно ответил Андрей, смягчая свои слова уже привычной мне насмешкой над самим собой.

— Поэтому ты тоже художник?

— Я думал, ты спросишь — поэтому ты в деревне? — засмеялся Андрей и предложил: — Наши детишки отправились до вечера гулять. Хочешь, устрою экскурсию по усадьбе?

— А свой дом покажешь?

— Тебе в нём не понравится. — Андрей с сомнением посмотрел на меня. — Там до такой степени всё на... Ну, всё еле-еле держится, что даже заходить страшно.

— А ты там живёшь. Почему?

— Наверное, во мне от того предка не только тяга к живописи, но и к отшельничеству есть.

— А... А ты покажешь свои картины?

Андрей внимательно посмотрел на меня.

— Давай так. Я показываю свои вещи не всем. Если ты проживёшь здесь хотя бы до вечера воскресенья, я покажу всё.

— Хорошо, — согласилась я. И принялась убирать со стола, размышляя, что он, кажется, мне кое в чём соврал. Про легенду. Мне почему-то подумалось, Андрей знает, что это за легенда. Более того — он знает, что за предназначение не выполнил художник. Но, убираясь, я вдруг вспомнила и спросила: — Андрей, а здесь можно оставлять дом открытым? Я хочу накормить Барона и оставить ему дверь открытой, чтобы, если захочет, вышел бы спокойно.

— Можно. Мы же далеко не уйдём, — сказал он и, поблагодарив за компанию во время завтрака, вышел, добавив перед тем, что будет меня ждать на крыльце.

Только шаги пропали, как я взялась за горящее лицо. Господи, никогда не думала, что я такая любопытная! Но... Пионы — мои любимые цветы! Откуда он знает про них? Вчера, я вспомнила, мы говорили о цветах, но говорили просто о садовых... А если Андрей и впрямь не просто художник, а ещё и колдун? И засмеялась: ишь, сказок захотелось!.. Хотя чего смеяться. Здесь такое место, что только и ждёшь чего-то волшебного.

С тарелкой, полной костей, я забежала в свою комнату и водрузила её перед носом Барона. Кроме всего прочего — налила из банки оставшееся со вчерашнего молоко.

— Ешь, Барон, и ничего не бойся. Мы тебя на ноги поставим!

Мигающий телефон привлёк моё внимание. Под активный хруст костей на зубах Барона посмотрела, кто и что. Больше всего звонков — от Валентина. Ну его! Не хочу. А вот на этот придётся ответить.

— Да, бабушка, доброго утра!

— Доброго утра, Зоенька. Ты где сейчас? Что-то совсем пропала — не звонишь.

— У меня новая работа. Пока слишком отвлекаться не могу. Но будет время — перезвоню, поболтаем — всё тебе расскажу. Точно!

— Ну ладно. Смотри — обещала!

— Конечно, бабушка.

— И будь осторожна с незнакомыми людьми. Слишком много чего не рассказывай про себя. Мало ли какие люди тебе встретятся.

— Хорошо, бабушка. Всё. Мне пора бежать. Целую. Пока-пока! До свидания!

— До свидания, Зоенька, — озабоченно сказала бабушка.

Порой мне кажется, что бабушка больше всего на свете любит тревожиться за меня. Но именно бабушка — та причина, по которой я так упорно проявляю каждое лето стремление к независимости. Она мне не родная. Она сестра бабушки по отцу. И очень богатая. Из всех родственников выбрала в наследницы меня и с некоторых пор старается внушить мне мысль, что мне работать необязательно. Вкупе с уговорами Валентина это ужасно бесит.

По характеру я не только что независимая. Просто когда мне говорят: "Делай это и не делай то. Потому что не тебе, Зоенька, а мне этого хочется — не хочется", я тут же всё делаю по-своему. Кроме того у меня энергии много. Я не понимаю, что это значит — сидеть без дела. Мне нужно обязательно переделать кучу дел сегодня и знать, что и завтра будет к чему руки приложить.

Вздохнув, я через секунды вспомнила, что пора бы поторопиться: Андрей ждёт! И улыбнулась. Где та кафешка, в которой я собиралась проработать всё лето? Что бы я за всё лето видела, останься там до конца? Постоянно неяркий свет палатки-сарайки и бесконечно однообразную дорогу?.. Я шагнула на дорожку перед верандой. И снова улыбнулась золотой, сияющей от солнца зелени вокруг.

5.

Мне нравится расцветка моего вчера купленного платья, свежая и прохладная в постепенном припёке — какие-то крупные сине-зелёные цветы на белом фоне. Мне нравится, что оно не стесняет моих движений и я чувствую себя такой свободной, хотя оно почти до щиколоток!.. И беззвучно засмеялась: это что же? Получается, я себе подарок сделала к первому июля? Начала новую жизнь с понедельника?.. Потопала ногами в босоножках, устраиваясь в них удобней, и побежала к крыльцу, так и оставив дверь на веранду открытой. Оглянувшись и заметив что-то чёрное в проёме двери, даже решила, что вижу Барона, подошедшего к порогу. Ну и пусть сидит, отдыхает...

Андрей и в самом деле уже ждал меня. Сидел на ступеньке, по-прежнему босой, и задумчиво смотрел на ту самую клумбу, с которой и принёс мне пионы.

— Я — всё! — радостно доложила я, вставая перед ним.

— Хорошо. — Андрей поднялся, и мне вдруг сразу вспомнилось, как он нависал надо мной, когда торопливо вёл меня к машине, спасая от сумасшедшей голубиной стаи. Я улыбнулась ему снизу вверх, а он поднял брови, усмехаясь моей радости. — Только долго гулять не сможем. С сегодняшнего дня мне надо вплотную заняться домом, чтобы закончить его к воскресенью. Так что нам на всё про всё — час-полтора.

— А что будет в воскресенье? — полюбопытствовала я. Ещё бы не заинтересоваться: уже второй раз за утро о воскресенье вспоминает.

— Возможно, гости приедут. Ну что? В первую очередь идём смотреть мою берлогу? — рассеянно спросил Андрей и, обернувшись, сжал мою ладонь. Чтобы не отставала? Я озадачилась, но решила не возражать.

Мы прошли мимо клумбы, потом с асфальтированного участка вокруг неё через бордюр переступили на узкую тропинку, мелькающую среди высокой травы. Сначала идти было легко — солнце здесь прошлось лучами и высушило росу, а вот дальше ноги немного промокли — под деревьями всё ещё темно от теней. Думала — идти придётся долго, но спускались недолго и очутились на ровном, почти открытом месте — разве что кустов здесь много. Я — ахнула.

Приземистый дом, будто пригнувшийся от старости, с островерхой крышей, почти переломленной корявым суком ближайшего дуба, тёмно-зелёный от замшелости, словно прижался к обрывистой насыпи... А... Точно ли здесь живёт Андрей?! Может, этот дом — жилище какого-нибудь лешего?! Сейчас зайдём, а внутри — тоже мох, вместо постели, например. И какой-нибудь огромный чёрный кот с мрачными зелёными глазами. И тощая бабулька, которая прядёт шерсть — и вдруг как улыбнётся нам! А рот-то почти беззубый. Только два зуба торчат, передних... Ой-ё-ёй...

— Осторожно, здесь ветка...

Ветка, прячущаяся в высокой траве, оказалась настоящей корягой, через которую переступить — пришлось приподнять подол платья, чтобы не зацепиться. Опираясь на руку Андрея, я благополучно перескочила опасное место и возмущённо спросила:

— А ты-то как здесь ходишь?! Босой?!

— Ну... Я привык, — немного озадаченный моим возмущением, сказал Андрей. И улыбнулся как-то так добродушно, отчего я сразу успокоилась. — Подожди-ка. — Он быстро нагнулся, буквально выдрал эту страшенную корягу, наполовину спрессованную зарослями трав и вросшую в землю, и выбросил куда-то ближе к дубу. — Ну что? Ты всё ещё хочешь взглянуть на этот дом изнутри?

— Хочу!

— Не пугайся. Сначала будут сени — они без окон, поэтому там темно.

Дверь, из каких-то толстых досок, с трещинами между ними, отворилась без ожидаемого зловещего скрипа. Я даже с претензией спросила:

— А почему дверь не скрипит? В такой избушке на курьих ножках должно всё поскрипывать!

— Ну, если смазать маслом, скрипеть точно не будет, — отозвался из темноты Андрей, и снова я услышала в его голосе улыбку. — В сенях постоим немного. Закрой глаза секунд на шесть, потом открой — всё будешь видеть.

В сенях и в самом деле оказалось темно, несмотря на оставленную открытой дверь. Мы вошли и замерли в прохладном воздухе, будто напоённом запахами лесных трав.

Странно, но в этом притаившемся старинном доме, возникшем, будто из самых дремучих сказок, мне не страшно. И не оттого, что рядом Андрей, который снова не отпускает моей ладони. Я не трусиха. Но, например, с Валентином мне жутковато оставаться наедине даже в освещённой комнате, за дверью которой находился хоть кто-нибудь. Хотя и знаю, что он меня не тронет... Последовав совету Андрея, я закрыла и открыла глаза. Запах то ли сухого чая, то ли свежего сена стал ещё отчётливей.

В сенях и в самом деле стало светлей. Стало видно, что потолок здесь хоть и низкий, но сами сени были бы достаточно просторными, если бы не странные огромные ящики, ненадёжно стоящие друг на друге по обеим сторонам у стены. Ящики не только огромные, но и очень старые, что-то сильно напоминающие. Я и спросила, разглядев на них пучки сухих трав, явно недавно положенных:

— А что это?

— Ульи. Мой прадед, последний из помещиков, увлекался пчеловодством. От него мне и досталась эта земля. А на них — трава сушится. Люблю чаи из лесных трав.

Он выпустил наконец мою руку и открыл низкую дверь в избу. Внутри оказалось очень светло. Одна стена полностью завалена холстами в рамах. Рядом с ними, на полу, — мольберты, коробки — наверное, с красками, причём несколько давленых тюбиков валялись близко к мольберту, повёрнутому к стене; у другой стены стояла то ли лежанка (а может, и нары, полати какие-нибудь — не разбираюсь в старинной мебели), то ли кровать (отлегло от сердца) с чистой постелью. Кажется, несмотря на босые ноги, Андрей — чистюля... А он усмехнулся, оглядывая помещение: мне показалось — пытаясь увидеть его моими глазами.

— Ну как?

— Мне нравится, — честно сказала я, оглядываясь. Нет, мне и правда нравилось! Каким-то уютом веяло от всех этих немногочисленных вещей, и Андрей среди них был как-то к месту — большой... как медведь в берлоге! И мне в этой избушке хотелось взяться за уборку — с песней на устах!.. Только подумала про песню — и опять меня пробило на слёзы от какого-то странного ощущения счастья. Да что ж такое?.. Люди от счастья смеются, а я плачу!

Андрей прошёл к низенькому оконцу, из которого мягко лился уютный солнечный свет, и что-то взял с подоконника.

— Как я уже говорил, картин своих я тебе пока не покажу, но у меня есть ещё одно увлечение. Зоя, позволь подарить тебе эту безделушку.

Он поднял мою кисть и надел на неё странный браслет — деревянные шарики, величиной с крупную ягоду черёмухи, на тянущейся нити. Шарики не полированные, но с тёплым медовым отблеском, который придавал прозрачность дереву. Я зачарованно уставилась на браслет.

— Что это?

— Безделушка же, — засмеялся Андрей. — Оберег. Нравится?

— Очень! Спасибо большое!

— Так, ты только что поощрила художника. За это... Держи.

Он повесил мне на шею такие же деревянные бусы — горячие пальцы скользнули по моей прохладной коже, когда он расправлял горошины на нити, — и кивнул в сторону, где оказалось старенькое, еле живое зеркало. Оборачиваясь и машинально поднимая руку потрогать бусы, я нечаянно задела его пальцы, которые он не успел убрать: он снова улыбнулся — на этот раз виновато. Но я нетерпеливо перевела внимание на еле угадываемое мутное отражение — и секундная неловкость оказалась замятой. И только сейчас, когда моя рука с браслетом оказалась перед глазами, я заметила, что у всех шариков есть одна особенность: они все выточены из такого дерева, в котором был то ли изъян, то ли специально так подобрано — след от будущей ветки ли? В общем, получилось, что шарики оказались глазастыми. Поразительная вещь. Так кропотливо сработанная!

— И — бонус! — сказал Андрей и протянул уже металлическую цепочку с единственным глазастым шариком. — Сегодня соображу, из чего сделать ошейник Барону. Повесишь ему.

— Спасибо, — растерянно пробормотала я и пожаловалась: — А мне и отдарить тебе нечем.

— Как это нечем? Есть чем! — насмешливо заявил Андрей. — Завтра иду на рыбалку, а потом ты устраиваешь рыбный день!

Я засмеялась. Он сказал это вкусно, как обжора, предвкушающий пиршество!.. Немного подвигавшись и с интересом ощущая, как деревянные шарики сухо скользят по моей коже такими же тёплыми, как пальцы Андрея, я обнаружила, что комок из-за будущих слёз, вставший в горле, исчез бесследно, и смеюсь я свободно, как не смеялась давно. С Андреем так легко!

Мы вышли из избушки. Уже у клумбы я оглянулась. Никогда бы не поверила, что всего шагах в пятидесяти отсюда может прятаться сказочный домик... лешего.

Он проводил меня на веранду, посмотрел рану Барона, заново перевязал его, велел обоим поспать, пока никто не мешает, и ушёл... Я заметила, что Андрей несколько раз погладил Барона — причём по повязке. Пёс не возражал. И... странное впечатление, что после прикосновения Андрея Барон явно почувствовал себя гораздо легче. А я легла и, только укрывшись тонким одеялом, сообразила, что не сняла ни бус, ни браслета. В общем-то, они мне и не мешали. Улыбнулась, чувствуя тёплые горошинки на коже, и закрыла глаза... И побежала по тропинке — мимо раздвоенной берёзы, спрыгивая с почвенного пласта прямо в овраг. Тихо и темно, как и в прошлые разы... Но на этот раз маленькое изменение в привычной уже сновидческой картинке: я бегу, одетая в платье, но не в то, простенькое, купленное в магазине, а в белое, длинное, почти до пят. Юбка широкая — и легко развевается, то и дело цепляясь за травы, и мне постоянно приходится подхватывать её, приподнимая... А на кисти, подпрыгивая на нити, тихонько постукивают тёплые шарики, а шею греют бусы... И так хорошо...

Проснулась, улыбаясь. Ну вот, выспалась. Приподнялась посмотреть на Барона, а пёс тоже проснулся и смотрит на меня. Я даже засмеялась от неожиданности.

Улыбка сошла на нет, едва подумала, что пора проводить крутые разборки с Валентином. Портить себе настроение... Странно, но при воспоминании о Валентине я почему-то не слишком сильно расстроилась, как обычно, хотя разговор грозил быть очень серьёзным. Ладно. Хочется — не хочется, но ведь надо высказать ему своё негодование.

Со вздохом взявшись за мобильник, я обнаружила, что Валентин только что звонил. Так что, в сущности, я ему сейчас отвечаю.

— Слушаю, — мрачно сказала я, хотя особой мрачности не чувствовала.

— Или ты говоришь, куда устроилась работать, или заявляю в полицию, что ты пропала. Пусть организуют розыск! — хмуро пригрозил Валентин. — Неделя прошла — тебя нет. Имею право.

— Вот как? А ты сам не собираешься чётко и ясно объяснить мне: какого чёрта ты велел Араму избавиться от меня?