— Да, я считаю, что готовить надо руководителей революционных отрядов и революционных муниципалитетов. Главное, что отличает представителей господствующих классов от простых людей, это то, что господ с детства приучают к тому, что им придётся руководить людьми. Сейчас к нам приедут рабочие, которых выдвинула в руководители кружков логика событий. И им надо дать именно те навыки, которые помогут им руководить. Причём руководить по-новому. Не как унтер-офицер в царской армии командует новобранцами с помощью шпицрутенов и зуботычин, не как капиталист добивается покорности от рабочих с помощью штрафов и страха увольнения, а по-социалистически, как единомышленниками, признающими власть командира только потому, что они сами выбрали его своим командиром.

Вот такому командиру обязательно нужно уметь доверять своим подчинённым, оценивать риск предательства и вообще риски в сложных ситуациях. Понимать когда не надо раньше времени принимать меры, чтобы не демаскировать себя.

Рахметов у Чернышевского делал из себя сверхчеловека долгие годы. Нам нужно сейчас будет за несколько месяцев помочь нашим ученикам ступить на путь, который их приведёт к такому состоянию, и приведёт быстрее, чем в России случится следующий революционный взрыв. То есть у них будет меньше десяти лет.

Летняя школа

— Александр Александрович, а поучите меня французскому, — сказала Нэтти как-то за завтраком. — А то осенью мне явно придётся ехать в Париж, докладывать в Институте Пастера про противотуберкулёзные средства. А я более-менее свободно владею кроме русского только английским, ну и ещё в итальянском немножко поднатаскалась, благо латынь когда-то учила.

Богданов был несколько другого мнения об уровне владения Нэтти итальянским. На его взгляд, она не испытывала никаких затруднений ни при общении с рыбаками Капри, ни с образованными врачами в неаполитанском госпитале. Но помочь он, конечно согласился.

Это было буквально за пару дней до того, как на Капри приехали ученики партийной школы. Благодаря замирению с фракцией Ленина их удалось набрать человек пятнадцать.

Естественно, поселить их всех на вилле Спинола не было никакой возможности. Поэтому их пристроили на постой к местным жителям. К удивлению Горького и Луначарского за каких-то два месяца Нэтти ухитрилась тут познакомиться буквально со всеми.

— Вот вам первое задание, — сказал Богданов, собрав учеников в саду виллы, где было оборудовано что-то возле класса под открытым небом. — Вы сейчас живёте у таких же простых людей как и вы сами, рыбаков, виноградарей и так далее. Но это другая страна, другой климат, здесь многое по другому. Понаблюдайте за тем, как устроен быт у ваших хозяев, поучаствуйте и напишите через пару дней по несколько страниц на тему чем жизнь простого итальянца на Капри отличается от жизни русского рабочего. Всё что вам покажется важным и интересным, от блюд, которые подают на стол, до способов отопления жилья.

Всю первую неделю, к удивлению студентов, их не столько учили, сколько выясняли что они знают и умеют. Больше всего, конечно опытных революционеров-подпольщиков расстроил тест на выявление слежки. Его завалили все. В шапку бросили пятнадцать запечатанных записок с точками назначения на острове, куда надо было дойти и не быть отслеженными, и все эти записки тянули из шапки. То есть по идее преподаватели сами не знали, кто из студентов куда пойдёт. После возвращения им устроили небольшой перекус, а после этого Нэтти быстро в нескольких словах изложила, куда кто ходил, и какие меры предпринимал, чтобы стряхнуть хвост.

После того, как все прониклись своей неудачей, она призналась что к слежке были привлечены почти все каприйские мальчишки, которые, естественно, знают свой остров намного лучше, чем приезжие.

Странными были и занятия гимнастикой. Которых было не так уж много, но они были довольно интенсивными. Поначалу их вёл Богданов, неплохо владевший классической борьбой, но когда дело дошло до плавания, руководство на себя взяла Нэтти, а Богданов, к удивлению студентов, присоединился к обучаемым.

Потом в ход пошло скалолазание, благо Капри предоставлял совершенно замечательные условия для занятий этим видом спорта.

В один прекрасный день, когда юго-западный ветер развёл большую волну, набегавшую на южный берег острова, Нэтти повела всю команду на небольшой пляж у подножья скал. С собой они потащили две большие, но лёгкие доски.

— Смотрите, — сказала она и схватив одну из досок прыгнула в море там где отбойное течение уносило воду от берега.

Сначала она лежала на доске загребая руками, но через некоторое время, поймав волну, встала на ноги и заскользила по склону волны. Движущаяся вода не отставала от скользящей по ней доски и через несколько минут вынесла отважную наездницу на пляж, рассыпавшись пеной у её ног.

— Ну что? Кто хочет попробовать?

Ученики школы поёжились. Вот так играться со стихией было страшновато.

Кроме гимнастики совершенно неожиданным для учеников оказался предмет, который назывался "Средства связи". Вела его тоже Нэтти. Сначала преподавались всем известные морские способы связи — флажный семафор, сигнальные флажки, принципы составления сводов кодовых сигналов, телеграфная азбука и её применение к обычному фонарю, язык жестов.

Всё это немедленно применялось на занятиях по сёрфингу, подводному плаванию или лодочных прогулках. Как оказалось прогулки под парусом это тоже не просто отдых, а обучение основам командной работы, определению границ допустимого риска.

А на "средствах связи" тем временем перешли к криптографии. Сначала Нэтти рассказала про простейшие способы шифрования, известные ещё Юлию Цезарю, описанные в рассказах английского писателя Конан-Дойля, и объяснила как именно их будет ломать охранка и почему ими нельзя пользоваться.

Нэтти активно пользовалась на занятиях эпидиаскопом, который для неё собрали в фотоателье в Неаполе. Конечно слайды приходилось рисовать на бумаге, а не на прозрачной плёнке, но тем не менее это было удобнее, чем писать на доске по ходу занятия.

На следующем занятии она вывела на экран лист с покрытый группами букв, по пять символов.

Ученики школы обратили внимание как занервничал Роман Малиновский, увидев это письмо.

— Перед вами типичный пример того, как нельзя вести конспиративную переписку, — начала свою лекцию девушка. — После нашего прошлого занятия Роман Вацлавович вечером отправился в местное почтовое отделение и попытался отправить там это письмо в адрес русского консула в Неаполе.

Письмо, естественно ушло куда надо, а это фотокопия.

А вот расшифровка. — Нэтти положила на аппарат другой лист, где её угловатым почерком был написан вполне удобочитаемый текст. — Это письмо использует куда более надёжный шифр, чем то, что мы изучали на прошлом занятии — так называемый двойной квадрат4.

Мы с вами несколько позже подробно разберём как именно устроен этот вид шифра, и как его вскрывать. Предупреждаю сразу — делать это вручную, без использования вычислительных машин, которые в настоящее время ещё не изобретены, крайне трудоёмко. Табуляторы Холерита, к сожалению, не подходят.

Но проблема Романа не в том, что он использовал недостаточно надёжный шифр. Проблема в том, что он вообще допустил утечку сведений об отправке шифрованного письма. Запомните раз и навсегда. Безопасность шифрованной переписки это цепь. Она рвётся по самому слабому звену. Слабым звеном может быть всё что угодно — метод шифрования, ключ к шифру, случайно не уничтоженный черновик с незашифрованным текстом. Вот, например, есть такой шифр, поворотная решётка. В принципе штука весьма надёжная. Но как правило неопытные криптографы не переписывают зашифрованный решёткой текст, а отправляют именно тот листок бумаги куда вписывали буквы в отверстия в решётке. Эксперт, поглядев опытным глазом на особенности положения букв, может определить какие были вписаны раньше, а какие позже.

Тут Нэтти обратила внимание на то, что её почти не слушают, перешёптываясь и поглядывая на Малиновского.

— Так, товарищи, — она хлопнула папкой по столу, привлекая внимание. — Ну что за ерунда! Ну агент-провокатор в наши ряды затесался. А вы что, надеялись что их не будет? Это не повод срывать занятие.

— Но как же... — почти простонал кто-то из учеников.

— Как-как.. Вот так. Пусть продолжает заниматься вместе с остальными. Ничему такому противозаконному мы вас здесь не учим. Хотя с этими умениями вы станете весьма опасными людьми. Если после окончания школы вы не забросите тренировок и самообразования, то года через три будете на равных с выпускниками Пажеского корпуса или Павловского военного училища. Большего я вам, к сожалению, обещать не могу.

Как мы помним, в 1825 году на Сенатскую площадь вышли не просто выпускники лучших военных училищ Империи. Вышли офицеры с боевым опытом, прошедшие Отечественную Войну и Кавказ. И проиграли. Те предметы, которым мы вас здесь учим помогут вам стать хорошими офицерами революционной армии, когда она возникнет. Но сами по себе навыки хорошего офицера войн, а тем более революций, не выигрывают. Поэтому не надо думать что проучившись на Капри три месяца вы станете сверхлюдьми. Помните всегда, что кадровые сотрудники Охранного Отделения и Корпуса Жандармов учились в военных училищах несколько лет. А потом ещё десятилетиями совершенствовались, набирая практический опыт.

Поэтому я предпочту иметь среди учеников заведомо известного агента. Тем более что весь вред который он мог причинить он уже причинил. Он уже наверняка отправил в охранку список всех учеников школы. Больше ничего интересного для властей в нашей школе нет.

Конечно, нет проблем устроить ему несчастный случай во время занятий по скалолазанию или подводному плаванию, — Нэтти сделала паузу и Малиновский поёжился. — Но не вижу в этом никакой пользы. Поэтому возвращаемся к обзору способов шифрования.

Итак, гаммирование...

Дверь в прошлое

Нэтти лежала на пляжном лежаке, которых ученики Чезаре наделали для школы подводного плавания и читала какую-то книжку, пока Богданов проводил с учениками школы занятия по физической подготовке.

Луначарский, спустившийся на пляж в поисках Богданова, увидел что тот занят, а Нэтти вроде как свободна и подошёл к ней, присев на корточки рядом с лежаком.

— Что вы читаете? — поинтересовался он.

— Новый роман Уэллса, "Тоно-Бенге".

— Вы не читали его раньше?

— Нет, как-то мимо прошло. В нашем времени Уэллс не самый популярный писатель. "Машину времени" и "Человека-невидимку" знают все. Даже "Дверь в стене" или там "Войну в воздухе" многие читали. А вот его нефантастические произведения... А тут просто так совпало что великий англичанин взял в качестве основной интриги сюжет с изобретением лекарства. Нечто вроде того, что собираюсь провернуть я. Надо почитать, поскольку Уэллсу явно лучше понятно, как люди вашего времени реагируют на подобные изобретения.

— Кстати об Уэллсе. Вот тут мы с Сашей ломаем голову как именно вы проникли в нашу эпожу. Вы упоминали с одной стороны путешественника во времени Уэллса, у которого была машина, а с другой марк-твеновского "Янки при дворе короля Артура" который провалился в прошлое случайно. Но вас нельзя назвать неподготовленным путешественником во времени. Вон целый рюкзак старательно подобранных вещей.

— Ну конечно, я не просто так шла. Я готовилась примерно полгода. Но сам тоннель в прошлое, похоже, естественный. Есть такая комнатка в одной из древнеримских вилл в раскопанных Помпеях, куда заходишь и выходишь ровно на сто лет раньше. Увы, возможности ходить туда-обратно нет. Если вы зайдёте туда сейчас, попадёте в 1809 год, В 1809 году эта вилла по-моему уже была раскопана. Но сделайте ещё один шаг, и окажетесь в 1709 глубоко под слоем пепла.

Что самое забавное, ни 1809, ни 1709 год в плане воздействия на историю совершенно не интересны. Все основные точки разветвления, в которых пришелец из будущего мог что-то поменять, и век и два века назад произошли раньше. Где-то в конце предыдущего века. Это XIX век уже как-то затянулся, и хотя уже идёт 9-й год XX века, все потрясения, которыми так характерны переломы веков, ещё впереди. И мировая война, и революции, после которых короны европейских империй будут валяться на мостовых и никто не захочет подобрать.

К тому же мир стал меняться слишком быстро. Если к миру начала XX века, я выросшая в его конце, ещё как-то могу приспособиться — электричество тут есть, железные дороги есть, асептика с антисептикой есть, поэтому ввести в обиход некоторое количество мелких бытовых удобств, и зажиточные люди смогут жить не сильно хуже бедных студентов в моё время, то адаптироваться во времена Пушкина или Петра I мне бы было гораздо сложнее.

Если мы повезём учеников школы в Помпеи, показывать древнеримский быт, могу ту неприметную дверку показать. Но увы, совать туда нос не стоит.

— А вы не боитесь того, что если вы тут сейчас что-то измените в истории, то ваши родители просто не встретятся?

— Не боюсь. Есть такая теория что история похожа не на дорогу, а на дерево. Каждый раз, когда кто-то делает выбор, история разветвляется и дальше развиваются две ветки, в одной из которых он поступил так, а в другой — сяк. Количество веток, конечно при таком раскладе должно быть сопоставимо с числом атомов во Вселенной. Но вроде это ничему не мешает.

Во всяком случае я знаю точно что была историческая линия в которой мне удалось оказать заметное влияние на историю. Настолько заметное что там к началу 2008 года научились посылать радиосигналы в параллельные пространства. И прислали мне письмо от имени меня же. Хотя, конечно до 2008 года в этой исторической линии я не доживу. Но тот факт что данные моего аккаунта электронной почты бережно сохранили, кое о чём говорит.

— Так письмо или радиограмму? — удивился Луначарский.

— В XXI веке это будет устроено немножко по-другому. Под письмом будет пониматься нечто вроде нынешней телеграммы, текст переданный по сети электрической связи. А сама по себе эта сеть будет состоять и из обычных проводов, и из волокон-световодов, по которым сигнал передаётся световым лучом и из разнообразных устройств, использующих радиоволны. И людям, которые пользуются этой сетью, будет не важно, через десяток или два десятка промежуточных станций прошёл пакет с информацией. Это будет все равно занимать доли секунды. Более того, мне рассказывали про случаи когда письмо из одной комнаты в Москве в другую в том же здании ходило через Амстердам и Нью-Йорк — так проще получалось.

Поэтому для меня было письмо отправленное от моего имени на мой же адрес электронной почты. При этом связь была установлена через беспроводуюю сеть кафе, в котором я довольно часто бывала. И само письмо содержало некоторые факты, которые никто кроме меня знать не мог. Поэтому я поверила, что тот кто это письмо отправлял, по крайней мере долго общался со мной. А поскольку я этого не помнила, это должно было происходить позже по моему субъективному времени.