Часть 1. Ты мне ничего не должен

— Но, мастер, разве не нужно сперва запомнить все типовые движения. А потом уже переходить к чему-то сложному. Ты слишком торопишься.

— Нет, пацан, это ты с чего-то решил, что у тебя до потолка времени! — отрезал старик, тоже прохромав к забору. — Полгода это вообще — тьфу, мелочь. Только начать. Даже королевский учитель из тебя справного воина за полгода не сделает, и никто не сделает. Ты всего только и успеешь, понять немного, что к чему, да руки-ноги в кучу собрать правильно.

На мой взгляд, старик изрядно лукавил, говоря об основах. За месяц почти безвылазного сидения на хуторе, помимо ежедневной разминки с мечами по утрам, а также общих упражнений, "на укрепление физухи", как сказал бы Серж, ветеран начал показывать работу кинжалом, дубиной. С луком, правда, вышел конфуз — дав его мне в руки один раз, и пару минут поглядев на безуспешные попытки натянуть тетиву, старик полностью оставил тему. Разве что, до копья пока не добрались. Вспомнив о копьях, решил зайти с другой стороны:

— А разве ополченцев-копейщиков обычно готовили не ещё меньший срок? Сколько там от набора до сражения пройти может — недели две, ну месяц это уже максимум? — начав с азов, я смог узнать, что собой представляет календарь в этом мире, и каких слов можно не избегать. Здесь год состоял из трёхсот шестидесяти дней ровно, которые разбили на двенадцать месяцев по тридцать дней. Четыре недели по семь дней, первый и крайний в месяце, как сказал бы тот же Серж, дни — "ничейные", вне счёта и недель. С часами, минутами и секундами всё тоже, вроде, обстояло как у нас, это не могло не радовать. Разве что странная привычка местных считать круглым числом двадцать вместо десяти порой сбивала с толку.

— Ополченцы — да, но ты сравнил весло с оглоблей. В королевской армии ополчение это всегда мясо, что уложат под копыта. От них ничего и не ждут, знай себе, упри копьё в землю да героически сдохни за короля. Они как раз на тя похожи — три удара, два притопа, а повернуть копьё чуть в сторону страшнее проклятья на бездетность, ведь его за это десятник отходит тем же копьём. Они просто мясо, а будешь вести себя так — и ты останешься мясом. Нормальных-то копейщиков, их дрессируют ого как. В вольных городах сработавшийся отряд наёмников с копьями может сходу устраиваться к кому угодно на службу, Смекнул?

— Более чем. Слушай, Харальд, а у тебя семья есть?

— Чего? — ветеран повернул голову, будто проверяя, не ослышался ли. Вопроса он явно не ждал. — Эт ты к чему?

— Да просто, знаешь, — я широко обвёл рукой выцветший лес, низкие серые тучи, такой же серый с чёрными пятнами снег на дворе, — у нас вот так с месяцев пять каждый год. В жизни не думал, чтобы буду скучать по этой погодке, однако же...

— Кто у тебя остался там, Шулер? — спросил он, помолчав. Даже как-то без обычного ехидства.

— Родители. Я с ними и так уж почти с год не виделся, а теперь вообще неизвестно, когда, и смогу ли хоть когда-нибудь. Ещё брат, младший, но этот и без меня не пропадёт. Шустрый пацан, его б тебе в ученики, вы бы друг друга понимали. Хотя, тьфу, конечно, не дай Бог, — постучал по мокрому бревну. Старик с любопытством проследил за этими манипуляциями — ну да, здесь-то суеверия иные, да и богов, как я понял, множество. Надо будет и тут следить тщательней за языком. — В общем, я ему такой судьбы не желаю. Друзья ещё, человек семь, потом куча прочих родственников с приятелями, но это уже не так важно.

— А жена?

— Нет. У нас принято по-другому, обычно женятся поздно, я же рассказывал. Была одна хорошая девчонка, но мы с ней расстались уже с полгода назад, там долгая история... — неопределённо протянул я, махнул рукой, не вдаваясь в детали. И себе вряд ли чётко объяснил бы, что у нас с Надей пошло не так, не говоря уж, чтобы растолковать другому человеку. Только поправился: — А после неё, как-то... ни на кого и глаза не глядели. Пару раз пытался заново начать, да так, ни уму сердцу. А с ней как-то глупо получилось, я до сих пор иногда жалею... ну да не о том речь.

— Ясно, ясно. Ну я ничего интересного не расскажу, — старик лишь пожал плечами по своей привычке. — Отец был плотник, мать не помню, умерла она рано. Старший брат от лихорадки ещё в детстве помер, младший — подался в наёмники через два года после меня, да больше его никто не видел. Может и жив, хотя едва ли. Сестру выдали за торговца, уехали они на восток, уж почитай больше двадцати лет прошло. Жива или нет — кто знает. Отец двенадцать лет назад погиб — такой же штурм города был, он вышел в ополчение, хоть и старый. Меня тогда здесь не оказалось — в поход ушел с отрядом.

— Понятно, — неопределённо произнёс я. Всё-таки, до сих пор не удалось свыкнуться до конца с местными правилами — здесь нет Сети, нет радио, нет телефонов, а письма идут месяцами. Вообще, наше общение почти всегда шло по одному шаблону — сперва мои рассказы о родном мире, а Харальд в ответ объяснял, как обстоят дела в этом. Принцип равнозначного обмена неизменен в любых эпохах, грех было жаловаться. Конечно, у старика было преимущество в разговоре, он первым спрашивал, что хотел и сколько хотел, и только потом уже, может быть, отвечал вопросы. И если меня занимало всё подряд, и в первую очередь необходимое для выживания и маскировки под местного жителя, то у ветерана нашлись свои "любимые" темы. Война, медицина, строительство, ремесло — вполне ожидаемые интересы.

— А что касается жены, когда ходил в наёмниках, девчонок, вина и денег хватало вдосталь, да только не те это девки были, на каких женятся. Может и бегают где мои пацаны, так я про то не знаю твёрдо, чай, не король, следить за каждой каплей... крови. Ну а как ушел из отряда, чтобы тут осесть — сам понимаешь, кому я уже был надобен? Так один и живу, — ответил старик на вопрос, который я не успел ему вернуть.

Правда, особого доверия его слова не вызывали. За прошлую неделю мне дважды наконец довелось выбираться в Рившен (так назывался город, куда меня угораздило попасть, ну и все принадлежащие ему земли заодно), и как ученику охотника, наболтали много чего. Слыша обращение "ученик", кстати, только ухмылялся про себя. Брат как-то рассказывал, ещё при Петре была такая должность — "подлесничий", и я, выходит, теперь как раз на ней и состою. Звучит обалденно, круче любого "подполковника". Так вот, среди прочих россказней про старикана и намекали, с кем-то из вдов в городе он крутит амурные дела, даже пару кандидаток называли. Впрочем, моим это дело не было уж точно никаким боком, да и у Харальда тоже особых нет причин душу раскрывать. А сплетни, они и есть сплетни. Я вообще старался в городе как можно меньше болтать, чтобы не спалиться на какой-нибудь мелочи, а больше слушать. Вот и наслушался всего подряд.

— Кстати, учитель, а можно ещё вопрос.

— Ну, давай. Они у тебя вообще не переводятся, чего уж там, — хмыкнул он в ответ.

— Так вот, я позавчера в городе девушку встретил, довольно странную. У неё чёрные волосы, заплетённые в косу, она вообще ходит с непокрытой головой, и кроме того... у неё жёлтые глаза и острые уши.

— А, Грета. Она в ученицах у нашей целительницы сейчас. Сам понимаешь — маги, им наши правила не указ, что хочет, то и носит.

— Да, но я вообще-то про уши.

— А что уши? — переспросил он, только пожав плечами. — Эт ж Пограничье, тут эльфов завсегда много было. Здесь, почитай, у каждой четвёртой девчонки уши такие, разве что их обычно не видать, если пристойно голова прикрыта.

— То есть, они не люди, так? — нужно было уточнить очевидное.

— Не тебе такое болтать, бес! Чё это они вдруг не люди? Такие же, как мы, точнее как я. Кровь, она у всех красная, даже у тебя, почему-то. Да ты давеча рассказывал, у вас там вообще чёрные на всю морду живут, и ничего, а тут, подумаешь, уши ему не такие. У тебя с этим проблемы какие-то, что ли? — отреагировал старик неожиданно агрессивно. Может, амуры у него тоже с какой-нибудь эльфийкой?

— Нет, нет, нет, Харальд, не пойми неправильно, — быстро выставил руки, заговорил торопливо, поняв, что здесь "сказочные" по моим понятиям расы воспринимают просто как другие народы людей, а я, вроде как, их унтерменшами назвал: — У меня ни к кому претензий нет. Эльф и эльф, ну и что. Просто, у нас такого не встречалось, сказки только. А кто у вас тут ещё помимо эльфов бывает? Так, заранее спрошу.

— В империи народу много жило. В центре эльфы. На востоке мы, санкарцы, у нас обычно кожа и волосы посветлее, чем у прочих. На северо-западе — гномы, те всегда пониже остальных, но покрепче. На юго-западе — ронфирцы, эти часто посмуглее нас. Ну, ещё гоблины есть, у тех клыки небольшие, и мужики у них через одного лысые как колено, но они просто живут среди прочих, никто уж не помнит, откуда они пришли.

— А орки? — подсказал я.

— Кто?

— Да, не обращай внимания.

— Ну, за землями империи и другие народы, вроде, есть, говорят, что и на людей-то не особо похожие. Может и эти твои "оры" там обитают, но про то уж не с меня спрос. Кстати, раз уж ты заговорил, если будут спрашивать, откуда ты такой взялся, помни, отвечай так, как я велел. Прямо не говори, но будут предполагать, что с запада — делай вид, что согласен, а там уж и за тебя всякие подробности придумают. Правда вот мордой ты на санкарца скорее похож, потому, если будут сомневаться насчёт запада, то намекай на юг — там вообще в языках и рожах боги не разберут, кто и откуда.

— Я помню, помню, ты уже шесть раз это всё мне сказал...

— И ещё двадцать повторю! — отрубил старик резко. — Если заподозрит кто, что ты из-за грани, то пёс бы с тобой, но и меня ждёт костёр... в самом ещё лучшем случае.

— Ясно мне, ясно, я ведь пообещал уже.

— Ну и хорошо, что тебе всё ясно. Да и вообще, разболтались мы с тобой. Давай, ещё раз на мечах, быть может, теперь получше выйдет. Ежели чего не так, тебе ведь отбиваться от кучи народу придётся, хе-хе... А потом ещё работы на сёдня — не переделать.

— Хорошо. Только ещё напоследок... вопрос. А почему всё-таки мечи, а не дубины? Меч ещё купить надо, а может и носить не всякому разрешат. А дубьё, оно и есть дубьё.

— Меч это основа. На все случаи оружие, и рубить, и колоть, и резать. Вот только против доспехов не очень, да кто их тут в пограничье носит-то, тем более по лесам? А самый дрянной меч всегда лучше самой доброй дубины, это я тебе поклясться на клинке именем Воина готов. Да и вообще, хватит мне зубы уже заговаривать, если мы тренироваться собрались, а не языком чесать, то вставай и вперёд. Резче, резче!

— Понял, понял, уже встаю, — ответил я, торопливо подхватывая меч. Со старика станется и безоружного огреть — не успел приготовиться, сам виноват, в бою враг ждать не будет. Новую информацию требовалось обдумать, но явно не сейчас — когда рядом свистит меч, пусть и деревянный, тут не до эльфиек с гоблинами или стандартов вооружения, голову бы поберечь.

* * *

Ещё месяц пролетел почти незаметно, в тренировках и разговорах. Харальд даже начал брать меня на охоту и обход окрестностей, действительно начал относится как к своему помощнику и ученику, а не обезьянке для дрессуры и попугаю для разговоров. Правда радоваться ли этому при окончательно испортившейся погоде — отдельный вопрос.

За толстыми стенами надрывался ветер, швырял горстями снег, пытался оторвать закрытее ставни, выл в дымоходе. Однако внутри трактира беззаботно трещал камин, распространяя запахи жарящегося мяса и расслабляющее тепло, громко сталкивались кружки, а гомон множества людей почти заглушал буйство стихии. Освещение только подкачало. Не считая пламени очага, тьму разгонял лишь местный брутальный вариант люстры — висящее под потолком широкое колесо, уставленное свечами. Оказывается, подобная конструкция действительно существует, хотя я всегда считал её выдумкой киношников. Отдельный подсвечник на столе — уже за дополнительную плату, как излишество.

Декабрь выдался снежным и морозным, не хуже, чем где-нибудь в Сибири, с пронизывающим до костей ветром и долгими вьюгами, способными отрезать любой город от внешнего мира. В такую бурю, как эта, наш хутор мог бы находиться не в шести километрах от города, а в шести тысячах — разницы никакой. Потому всякий раз, когда Харальд выбирался в Рившен, мы оставались ночевать в каком-нибудь трактире. Всё-таки, долгие прогулки это уже не для старика, он даже полный обход своей территории делал теперь не более раза в месяц. Хотя к границам на разведку наведывался чаще, но там близко, а вот дальние прогулки отнимали слишком много сил. Зато сегодня с началом бурана не требовалось спешно искать ночлег, зная, что ещё с утра снята комната наверху.

В город мы явились сразу по нескольким причинам. Во-первых, распродать результаты, так сказать, трудовой деятельности — мясо, шкуры, перья. Правда, добывал птиц и зверьё практически один Харальд. Учитывая сложные отношения с луком, мне на охоте делать нечего, кроме "подай-отвали". Ну и ощипывать да свежевать потом то, что он приносил — трудоёмкая, грязная и весьма неприятная работа, но можно подумать, что у меня был выбор? Во-вторых, несмотря на все опасения, в здешнем средневековье люди не зарастали грязью долгие годы, наоборот, мыться раз в неделю или две считалось хорошим тоном. Для сего полезного занятия в городе даже выстроили купальни — нечто близкое к турецким баням. В трактире рядом с этим прекрасным заведением мы сейчас и находились. К счастью, памятная резня состоялась в другом здании — не думаю, что в таком случае я смог бы нормально есть и пить, не пытаясь отыскать следы крови на полу, стенах и мебели.

— Да я тебе говорю — неладно что-то с этим курганом. Там постоянно дичи полно, а на той неделе — как вымерла. Два зайца полусонных застрелил, и всё.

— Ох, ну ты будто первый день тут. На кургане зверьё странное, иногда хоть в мешок греби, а иногда — шесть дней ходи, никого не увидишь даже. Правда, такое редко бывает, но раз в года два-три, это уж не сумневайся. Так, Харальд?

— Да мне-то почём знать? Больно далеко от меня ваш курган, не хожу я туда. Лес большой, диковин разных много. Хотя старики конечно говорят, что место всегда странное было, нечисть там всякая шатается рядом, то мертвяк попадётся, а в другой год упырь кого-то задерёт. Будто тянет их туда со всей округи.

За потрёпанным разгульными пьянками, но ещё вполне крепким столом недалеко от очага помимо нас со стариком устроились ещё двое. Ян и Сандер, тоже охотники, но оба были семейными и жили в городе. Первый немолодой уже, степенный, и даже словно бы слегка заторможенный, невысокий, но с мышцами грузчика или молотобойца — без гномьей крови тут наверняка не обошлось. Второй наоборот, под два метра ростом, суетливый, лишь немногим старше меня, но при этом успевший где-то нажить кривой шрам через всё лицо и потерять левое ухо. Впрочем, в разговор я старался не влезать, больше предпочитая слушать, как обычно. К тому же ученику своего мнения не положено, как старший сказал, так думать и требуется. Да и все их охотничьи байки меня интересовали мало, потому я просто молчал, отхлёбывал понемногу неожиданно вкусное тёмное пиво из потёртой глиняной кружки и размышлял на отвлечённые темы. К примеру, взять те же бани. В "нашем" средневековье на мытьё в Европе смотрели с большим подозрением, а здесь никто и не думал грозить анафемой. По словам Харальда, ещё лет триста назад Левент, великий целитель из западного королевства доказал связь между грязью и возникновением эпидемий, по его рекомендациям начали строить и купальни в нынешнем их виде, он же ввёл в широкий обиход простейшие средства гигиены, мыло в том числе. Жрецы местных богов этим начинаниям не препятствовали — они были чужды аскетизма и от заботы о бренном теле не отказывались. Я даже начал подозревать, не был ли этот самый доктор одним из нас, людей из иных времён, сумевшим прославиться, но едва ли смогу это узнать — учитывая страх местных перед Шулерами, его прошлое маги, жрецы и королевские чиновники проверяли много раз. Да и какая разница теперь...