Игрушка Двуликого. (Меченый - 4)

Поэтому я склонилась в поясном поклоне и ограничилась одним, но до безумия емким словом:

'Благодарю!!!'

А через пару ударов сердца с изумлением поняла, что жертвоприношение закончено, а с губ моего мужа уже сорвалось традиционное 'Я — сделал'!

Короткий взгляд на его араллух — и мою душу переполнила безумная радость: я была услышана! Так же, как Тарваз и Кром!!!

— Ты была услышана! — веско подтвердил увей, принял из его рук ритуальный клинок, тщательно протер его тряпкой, с благоговением вложил в ножны, а затем повернулся к аннарам:

— Вы — видели! У-уэй!!!

Кивнули. Все, кроме Расколотой Стены и старика, неуловимо похожего на Намора Медвежью Лапу.

Первый — злобно ощерился, но промолчал. А второй тяжело шагнул вперед, огладил седую бороду и вскинул над головой правый кулак:

— Я — видел! Больше, чем другие! И хочу задать несколько вопросов...

Перед моими глазами тут же появилось хмурое лицо Тарваза, а в ушах снова прозвучал его голос:

— Мы — в своем праве. И если ты, Кром, не ошибешься, то никто не посмеет оспорить волю Бастарза...

Видимо, и этот аннар был в своем праве, так как увей утвердительно кивнул и отступил в сторону, чтобы не загораживать нас с Кромом и Тарвазом.

— Я, Лерий Сжатый Кулак, аннар рода Усмаров, видел не один Посох Тьмы и знаю, что значит каждая зарубка на Пути Бездушных. Поэтому задам только один вопрос: скажи, Кром, сколько душ ты спас от ухода за грань?

— Шесть десятков и восемь... — тут же ответил Меченый.

— Семьде-... — дернулась было, я, а потом сообразила, что меня, то есть одну душу, он спас несколько раз.

— Теперь вопрос к Каменной Длани! — насмешливо глядя на Тарваза, воскликнул Сжатый Кулак. — Как называют воина, сумевшего одолеть пять десятков противников один на один?

Старший отец рода Аттарков побагровел, сжал кулаки, но все-таки ответил:

— Баас'ори'те...

По губам Лерия зазмеилась довольная улыбка:

— Что ж, я тебя услышал!

Глава 7. Кром Меченый.

Третий день третьей десятины второго травника.

...Ро'ори, молодые хейсары, уже получившие имя и сходившие в свой первый набег, но еще не заслужившие права называться ори'шерами, с надеждой смотрели на меня и, кажется, даже не дышали. Еще бы: они только что попросились в ученики воину, Отмеченному Духом Бастарза, человеку, способному вдохнуть в них искру божественного знания и наставить на путь, ведущий к Великим Подвигам. А этот человек — то есть я — молчал. Вот уже минут пять. Ибо мысленно крыл самыми последними словами всех хейсарских любителей интриг, начиная с Тарваза Каменной Длани и заканчивая Лерием Сжатым Кулаком...

...А ведь в святилище Бога-Воина все выглядело совсем по-другому: аннар рода Усмаров, объясняя мне смысл понятия 'баас'ори'те', упирал на то, что Воин, Отмеченный Духом Бастарза — это титул и права. Но ни в коем случае не обязанности:

— А говорить и не надо! За тебя все сказали дела: гард'эйт, стоящая за плечом, зарубки на Посохе Тьмы и трупы отборных воинов Ордена, оставленные на оу'ро...

...'Ну какой из меня ниер'ва ?' — глядя на воинов, ожидающих моего решения, мрачно думал я. — 'Не каждый знающий способен сделать. Не каждый делающий может научить ! Да еще и за каких-то пять с половиной десятин!'

— Соглашайся... — прикоснувшись к моему предплечью, еле слышно шепнула Мэй. — Ты теперь хейсар. Значит, должен...

Ход ее мысли был понятен без всяких объяснений — за титул шшат'или, позволивший мне жениться на ниспосланной Богами Половинке, надо было платить. Частью оставшегося мне времени.

— Э-э-эх... — скрепя сердце, выдохнул я и уставился на ослепительно-белый пик Ан'гри, упирающийся в небо. — Я, баас'ори'те Кром по прозвищу Меченый, беру вас, ро'ори'о, в ученики сроком на пять недель! Ваши кости — мое мясо...

...Тренировать два с лишним десятка человек на Орлином Гнезде было невозможно — они бы мешали друг другу даже во время разминки. Поэтому я задумчиво почесал затылок, протиснулся между зубцами и посмотрел вниз, на тренировочную площадку. Как я и предполагал, она оказалась занята сыновьями Каменной Длани.

— Для наших тренировок выделили площадку в сарти увея, Мастер! — сообразив, зачем я выглянул во двор, сообщил один из моих новых учеников. — А еще меня попросили передать, что твое рейро уже готово...

Я криво усмехнулся — Хитрый Лис последовательно обрывал все нити, связывающие меня с родом Тарваза: сначала вынудил меня называть себя не шшат'или Аттарков, а баас'ори'те, затем заставил других видеть его во мне, прислав ара'д'ори с вышивкой, полагающейся воину, отмеченному Духом Бастарза, а теперь вот создал еще и условия для переселения. Хотя и утверждал, что я могу жить там, где захочу:

— Теперь ты — гордость всего Шаргайла. Поэтому тебе выделят рейро в сарти увея. Перебираться туда не обязательно, но ночевать, хотя бы изредка, стоит...

'Интриган...' — угрюмо подумал я, раздраженно поскреб ногтями шрам на щеке и решительно повернулся к ученикам: — Встретимся там. Завтра. В час жаворонка. А сейчас можете идти...

...После их ухода я, наконец, сосредоточился на Мэйнарии — Уресс, получивший задание еще в самом начале тренировки, не переставал работать ил'личе даже во время моей беседы с ро'ори — выставил руки перед собой, медленно вытянул правую, коснулся пальцами лба жены и вернул ее обратно:

— Я тебя бью. В голову. Пока — очень медленно. Ты должна отвести мою руку в сторону тем движением, которое мы только что отрабатывали...

Отвод получился корявее некуда — ее ладошка шлепнула не по запястью, а по середине предплечья, да так сильно, как будто хотела его остановить, а не отвести. Силы, конечно же, не хватило — и мой кулак, продавив сопротивление, легонечко коснулся середины лба:

— Достал. Можно считать, что ты потеряла сознание или умерла! А теперь скажи, что ты сделала не так?

Сказала. Слово в слово повторив то, что я рассказывал ей перед приходом ро'ори. Потом попробовала еще раз — и снова сделала не так, как надо.

— Не останавливай мой удар: тебе все равно не хватит силы! Просто отодвинь его на ладонь в сторону или отодвинься сама, а когда кулак пролетит мимо — бей!

— Бить мне пока рановато... — вздохнула Мэй. — А отводить пока не получается: у тебя не рука, а таран...

...Тренировать Мэй было до безумия приятно — она, ощущающая неумолимый бег времени так же остро, как и я, вкладывала душу в каждое упражнение. И настолько в него вживалась, что не столько вдумывалась в мои ощущения, сколько чувствовала, что я хочу ей сказать. И, естественно, хватала правильные движения раза в полтора быстрее, чем первачи Кручи. В результате часа через два после начала тренировки она уже довольно неплохо гасила мои удары 'Шлепками Медведя', а через три смогла повторить первое дуновение парного танца Ветра.

Само собой, делала она его крайне медленно и не особо правильно, но делала! До тех пор, пока поднимались руки. А когда перестали — продолжила отрабатывать переходы.

Я удивился, так как представлял, насколько она устала. Дал поработать еще минут пять, потом остановил и похвалил:

— Молодец...

А остальное — то, что горжусь тем, что у меня такая добросовестная жена — сказал взглядом. И чуть не утонул в бездонных синих колодцах ее глаз, в которых, кроме беспредельного счастья и искренней благодарности, появилось ОБЕЩАНИЕ!

Желание тренироваться тут же пропало: я посмотрел на Уресса, все еще тягающего свои ил'личе, обрадованно отметил, что и его конечности ощутимо подрагивают, и неожиданно для себя взял и закончил тренировку:

— Все, на сегодня — хватит!

Мальчишка расстроился — видимо, рассчитывал, что я уделю ему хотя бы пару минут. Но озвучивать свое желание не стал — поблагодарил меня за тренировку и унесся по своим делам. А мы, переглянувшись, пошли мыться...

...Я смыл с себя пот минут за десять. И, выбравшись из бочки для омовений, быстренько оделся. А когда вылетел из бани, обнаружил, что Мэй уже стоит во дворе. Собирая мокрые, нечесаные волосы в самый обычный 'хвост'!

'Я тебя люблю...' — взглядом сказал я.

'Я тебя тоже...' — улыбнулась она. И, дождавшись, пока я пройду мимо, заняла место за моим левым плечом .

Делая вид, что никуда не торопимся, мы прошли по двору до высокой двери, зашли в сарти, поднялись на пятый этаж и... одновременно заскрипели зубами, увидев, что стену напротив двери в нашу комнату подпирает Унгар Ночная Тишь.

— Силы твоей деснице и остроты твоему взору, баас'ори'те! Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! — учтиво поздоровался хейсар. Потом поднял с пола тяжеленный сверток и показал его Мэй: — Я принес все, что ты просила. И готов заниматься.

Мэй виновато посмотрела на меня и опустила взгляд — мол, решай сам...

Решил. И следующие два с лишним часа умирал от ревности: моя жена, сидя за столом бок о бок со своим бывшим женихом, учила его правильно собирать налоги. Нет, разумом я понимал, что эти занятия — часть ее долга перед своим родом. Но только разумом — сердце рвалось на части всякий раз, когда я слышал, как она обращается не ко мне, а к НЕМУ.

'Он будет управлять леном Атерн, когда мы уйдем...' — раз за разом повторял я про себя. Но довод не успокаивал — я ЗНАЛ, как Унгар относится к Мэй. И помнил, как он на нее смотрел во время виот'ун'иара!

Довод 'теперь она моя жена' тоже не убеждал — Аютэ тоже была замужем. Однако это не помешало Негзару Мыши ее похитить.

'Унгар — тоже Аттарк. Значит, мой родственник...' — твердил я. И изо всех сил сжимал кулаки — похищение нравящейся женщины в Шаргайле было нормой. Значит, Ночная Тишь МОГ ХОТЕТЬ ЭТО СДЕЛАТЬ!

Видимо, обуревающие меня чувства все-таки вырвались наружу, так как в какой-то момент, повернувшись ко мне, Мэй изменилась в лице, тут же отодвинула от себя исписанный Унгаром свиток и слово в слово повторила слова, которыми я закончил сегодняшнюю тренировку:

— Все, на сегодня хватит!

Тон, которым она это произнесла, ясно давал понять, что оспаривать ее решение бессмысленно, однако Ночная Тишь все-таки попытался:

— Я не устал!

— Ты — нет. Зато устала я...

Парень ее 'не услышал':

— Но ведь еще толь-...

— Я. Хочу. Провести. Время. С мужем! Ясно?!

— Да... Прости, ашиара... — опустив взгляд, как-то слишком недовольно буркнул Унгар. — Тогда я приду завтра. В это же время...

'Нет!!!' — мысленно воскликнул я, почувствовав, что за словами 'приду завтра' скрывается нечто большее, чем обычное желание учиться.

— Нет! — твердо сказала Мэй. — Занятий со мной больше не будет...

Ночная Тишь недоуменно изогнул бровь:

— То есть как это 'не будет'? Аннар сказал, что...

— ...что леном Атерн после нашего ухода будешь управлять ты. Я не возражаю — управляй...

— Но я еще почти ничего не умею!

От Мэйнарии повеяло ледяным холодом:

— Если род не захочет оплатить тебе услуги хорошего наставника, то это сделает мой муж. Или мой опекун...

...Свитки и писчие принадлежности Унгар собирал минут пять. И, как мне показалось, ждал, что к двери его проводит Мэй. Ага, как бы не так — как только моя жена озвучила свое решение, я поднялся с кровати и закрыл ее своей спиной.

Намек получился прозрачнее некуда. И парень был вынужден удалиться.

Закрыв дверь на засов, я подошел к своей Половинке, обнял ее за талию, заглянул в глаза и тихонечко поинтересовался:

— Почему?

— Он смотрит на меня, как на женщину... — криво усмехнулась Мэй. — И думает совсем не о цифрах...

Ее ощущения настолько точно совпадали с моими, что я сжал зубы и заиграл желваками.

— Не волнуйся... — поняв, чего я опасаюсь, пообещала она. — Я не отойду от тебя ни на шаг...

Глава 8. Король Неддар третий, Латирдан.

Пятый день третьей десятины второго травника.

Танцевала графиня Ялира бесподобно — каждое ее движение было таким же своевременным, безжалостным и смертоносным, как атаки Мастера Меча. Только вот ранило не тело, а душу. Например, переход от Свечи на Ветру к Полету Журавля приковывал взгляд к крутой линии бедра, на мгновение прорисовывающейся под тканью платья, Поклон на Полдень заставлял смотреть во внезапно углубляющееся декольте, а самый обычный поворот головы во время Прощания с Заходящим Солнцем — вызывал желание прикоснуться к белоснежной шее губами.

Кстати, так же, как и Мастер Меча, Тьюварр атаковала не только танцуя — искусно подобранные притирания придавали ее лицу томную белизну, ресницам и бровям — загадочную черноту, а губам — волнующую полноту и яркость, что вместе с потрясающе красивым платьем радовало взор. Дорогие благовония, навевающие мысли о греховной страсти, волновали обоняние. А легкая хрипотца, расчетливо подпущенная в голос, услаждала слух.

И тему для разговора Ялира тоже выбрала не просто так — Уламор Черный Локон жил и творил в эпоху Симайра второго, Хромца, а в то время большинство поэтов Белогорья воспевали не любовь и верность до последнего вздоха, а пламенную и неудержимую страсть, не признающую ни правил, ни границ. И его баллады должны были послужить хорошим мостиком, позволяющим плавно перейти к стихам Гайвара Медовоокого или Эренила Жеребца.

Послужили. Мостиком. Но не к стихам, а к рисункам Олли Ветерка к свитку 'Тайны дворцовых альковов' — в какой-то момент графиня Тьюварр вдруг поинтересовалась, помнит ли он, король, 'чарующие строки, которые барон Марен посвятил прекрасной незнакомке', не прекращая двигаться в танце, чуть заметно прогнулась в спине, всплеснула руками — и перед внутренним взором Неддара появился рисунок, изображенный на серебряном поле второй главы.

Текст 'чарующих строк' вспомнился позже. Когда удалось выбросить из головы мечтательный взгляд юноши, стоящего у окна и вглядывающегося в иссеченную струями дождя крепостную стену, и начать нормально соображать:

'Жизнь, прожитая мной, ничто по сравнению с кратким мигом безумного, ни с чем не сравнимого счастья, подаренного мне Богами! Один-единственный взгляд и тень улыбки, коснувшаяся ваших губ, будут жить во мне вечно...'