Волчица и пряность. Том 1

Когда этот человек говорил или смеялся, было видно, что у него сколота часть переднего зуба, что придавала ему некоторое обаяние. Не исключено, что он нарочно отколол кусочек зуба, чтобы подчеркнуть простоватой улыбкой свою неопытность. Продавцу следует знать, как он будет выглядеть в глазах других людей. Лоуренсу с ним не следовало терять осторожности. Но вместе с тем Лоуренс вспомнил и самого себя в начале своей торговой деятельности, поэтому слова его собеседника нашли в нём отклик.

— Что ж, когда я только начинал, все торговцы казались мне чудовищами. Даже сейчас больше половины для меня остаются чудовищами. Тем не менее я это как-то проглотил. Просто старайся справиться с этим.

— Хе-хе, твои слова придали мне уверенности. Кста... Кстати, меня зовут Зэрен. Как видишь, я начинающий торговец. Рад нашему знакомству.

— Лоуренс.

Давным-давно, когда Лоуренс только начинал свою самостоятельную деятельность, он иногда заговаривал с торговцами, чтобы завязать знакомства, и его злило прохладное отношение к нему с их стороны. Однако сейчас, когда ему повстречался подобный юнец, он мог понять причину этого холода. Начинающий торговец мог только получить что-то при общении с более опытным, но не дать что-то взамен.

— Это... А, так она твоя спутница? — спросил юнец, выбрав такую тему, то ли потому что ему нечего было сообщить, то ли потому что, как часто бывает с желторотиками, не понимал неправильности попыток что-то получить, не предлагая что-либо взамен. Будь он поопытнее, они с Лоуренсом уже успели бы обменяться сведениями по двум-трём темам.

Лоуренс на мгновенье засомневался, не назвать ли вымышленное имя, но решил, что это не обязательно, и ответил:

— Моя жена, Хоро.

Хоро ответила кивком, когда прозвучало её имя.

— Э-э, так вы торговая пара?

— У меня странная жена. Говорит, что ей лучше в повозке, чем в городском доме.

— Однако ты очень о ней заботишься — прикрыл её всю плащом.

Его умение чесать языком даже немного впечатлило Лоуренса, возможно, он был мошенником в каком-то городе. Во всяком случае, торговец, учитель и родственник Лоуренса говорил ему не говорить подобные вещи.

— Хе-хе, однако природа человеческая стремится увидеть сокрытое. К тому же встреча наша предопределена, несомненно, Всевышним.

Весьма нагло, подумал Лоуренс, хотя Хоро и не была на самом деле его женой. Он хотел указать юнцу на его дерзостность, но Хоро успела ответить раньше:

— Путешествие приятнее всего до его начала, собака страшнее всего своим лаем, а женщина красивее всего со спины. Если я неосторожно откроюсь, могу разбить мечту человека. Я так сделать не могу.

Сказав это, Хоро тихонько хихикнула под плащом, и Зэрен, ошеломлённый её словами, лишь неловко хмыкнул в ответ. Поток изысканных слов Хоро произвёл впечатление и на Лоуренса.

— Хе-хе... Нет, у тебя замечательная жена, — сказал, наконец, Зэрен.

— Я стараюсь изо всех сил не дать ей верховодить, — ответил Лоуренс.

И больше, чем наполовину, это было правдой.

Как только Лоуренс смолк, Зэрен приблизил к нему своё лицо и, демонстрируя в улыбке сколотый зуб, негромко произнёс:

— Мгм, это, не иначе, Божий промысел, что я встретил вас двоих. И... не выслушаешь тогда, что я мог бы тебе сказать?

В церквях можно снять комнату, как и на постоялых дворах, однако заботы о приготовлении еды ложится здесь на самих путешественников. Если сделать соответствующее пожертвование, можно воспользоваться церковной кухней, что Лоуренс и сделал, там он сварил несколько картошин. Само собой, дрова оплачивались отдельно. Пока картошка варилась в кипевшей воде, Лоуренс выбил зёрна пшеницы из своего снопа и собрал их в кожаный мешочек, валявшийся тут же без дела. Он вспомнил, что Хоро хотела носить пшеницу на шее, и потому нашёл кожаный ремешок для этой цели, после чего вернулся на кухню. Картошка, дрова, мешочек и ремешок вместе стоили существенных денег, и, возвращаясь с мешочком и картошкой в комнату, Лоуренс прикидывал, сколько стребовать с Хоро за всё.

Руки у него были заняты и постучаться в дверь и предупредить о своём приходе он не мог, но, кажется, благодаря своим волчьим ушам Хоро прекрасно знала, кто идёт, и не стала оборачиваться к вошедшему Лоуренсу, вместо этого она продолжала расслаблено сидеть, скрестив ноги, на кровати и ухаживать за своим хвостом.

— Мм? Хорошо пахнет, — сказала она и не без гордости подняла подбородок, показывая, что её нос так же хорош, как и уши.

Картошка была посыпана сверху козьим сыром. Для Лоуренса подобное было роскошью, один он бы не стал этого делать, но ему хотелось порадовать Хоро. И её довольная реакция этого стоила. Он поставил картошку на стол, стоявший рядом с кроватью, и Хоро тут же потянулась за едой, однако Лоуренс отвлёк её внимание, бросив на кровать мешочек, наполненный пшеницей.

— А... Мм, пшеница, да?

— Видишь? Кожаный ремешок. Убедись, что сможешь носить это на шее.

— М-м. Так лучше. Но главное — это, — заявила Хоро, к немалому удивлению Лоуренса небрежно отбросив мешочек с ремешком в сторону.

В следующий миг она, облизнувшись, снова потянулась к картошке. Похоже, её натура отдавала явное предпочтение еде. Взяв большую картошину, Хоро тут же разломила её пополам, пар, поднявшийся от разлома, коснулся лица счастливо улыбавшейся волчицы. Лоуренс увидел, как радостно завилял её хвост — прямо, как у собачки, но предпочёл промолчать, опасаясь, что его спутница может рассердиться.

— Похоже, и волкам нравится картошка.

— Мм. На самом деле мы не едим только мясо круглый год. Едим ещё рыбу или побеги деревьев. А овощи, что выращивают люди, лучше всяких побегов. Потом ещё мне очень нравится, что додумались готовить мясо и овощи на огне.

Люди адресуют словосочетание "кошачий язык" тем, кто не терпит горячую еду, но, кажется, волчий язык более вынослив. Пар ещё шёл от картошины, когда Хоро, два-три раза подув, отправила её в рот. Однако стоило Лоуренсу подумать о ненасытности волчьей глотки, картошка, судя по всему, застряла в горле Хоро. Он бросил ей мех с водой, и всё обошлось.

— Фу-ух... Ну, надо же. Насколько же узкое человеческое горло. Так неудобно.

— А волки просто глотают целиком.

— Мм, так и есть. Если у тебя нет этого, — Хоро потянула пальцами за края губ к ушам, имея в виду щёки, — ты не сможешь жевать, чтобы еда не выпадала. Однако я и прежде давилась картошкой...

— Хо-о...

— Я и картошка... Просто не знаю, наверное, мы не совместимы.

Лоуренс не стал говорить, что жадничать плохо, вместо этого он заговорил о другом:

— Кстати, ты вроде говорила, что можешь услышать, когда лгут?

Хоро, обкусывавшая сыр с картошки, повернулась к Лоуренсу для ответа, но вдруг её взгляд метнулся в сторону и туда же дёрнулась её рука.

— В чём дело? — спросил Лоуренс.

Пальцы Хоро что-то схватила и остановилась.

— Ещё остались блохи.

— Так ведь хорошая шерсть. Отлично держит тепло.

Когда в подходящее время года возят шерстяные ткани или меха, в них могут появиться блохи, и их приходится выкуривать. Лоуренс это имел в виду, но на лице Хоро после его слов отобразилось удивление, после чего она сразу с гордым видом выпятила грудь.

— Ты понял достоинства моего хвоста, значит, достаточно разбираешься в этом.

Она сказала это с такой ребячливой гордостью, что Лоуренс решил не уточнять, о чём говорил.

— Так это правда, что ты можешь услышать, правду говорят или лгут?

— Мм? А, немного, — ответила Хоро, вытирая пальцы, которыми раздавила блоху, и откусила ещё кусок картошки.

— Насколько ты можешь отличить ложь от правды?

— Ну, я отличаю достаточно, чтобы понять, что когда ты говорил, ты мой хвост хвалить не собирался.

Лоуренс хлопнул себя ладонью по рту, и Хоро радостно рассмеялась.

— Из ста выстрелов сотни не будет. Верить или нет... ну, тебе решать, — произнесла Хоро, слизывая прилипший к её пальцам сыр и чуть ехидно улыбаясь, сейчас она походила на фею или демонёнка из волшебной сказки.

Слова и поведение Хоро вызвали недовольство у Лоуренса сразу по нескольким причинам, но, показав это слишком явно, он мог спровоцировать её на новые высказывания. Так что, овладев собой, он продолжил:

— Тогда я хочу тебя кое о чём спросить, то, о чём рассказал тот юнец, твоё мнение об этом.

— А-а. Ху-ху, юнец, значит, — хихикнула Хоро.

— Что смешного?

— Как по мне, так вы оба юнцы.

Если бы Лоуренс сейчас высказался бы по поводу её слов, она бы снова над ним посмеялась, так что он не дал своим словам вырваться наружу.

— Ху-ху. Ты всё же немного взрослее. Значит, история юнца... я думаю, он солгал.

Её слова почему-то сразу успокоили Лоренса, "она тоже", подумал он.

Неоперившийся торговец, юнец по имени Зэрен, разговаривавший с Лоуренсом в комнате с очагом, предложил небольшое прибыльное дельце. Зэрен рассказал, что некая серебряная монета, имевшая хождение сейчас, должна в скором будущем выпускаться с более высоким содержанием серебра. Если это правда, старые монеты с меньшим содержанием серебра будут иметь один номинал с новыми, в которых серебра больше. Однако из всех монет самой надёжной считается та, в которой содержание серебра выше. Иначе говоря, зная о выпуске монет с увеличенным содержанием серебра, можно хорошо заработать, если собрать много старых серебряков и обменять их на новые. Зэрен был готов сообщить, что за монета из многих ныне выпускаемых получит увеличение содержание серебра в обмен на долю большой прибыли, что получит в результате Лоуренс. Возможно, Зэрен рассказывал об этом и другим торговцам, которые ему приглянулись, но сам Лоуренс не был обязан верить на слово.

Хоро посмотрела куда-то вдаль, припоминая слова Зэрена, потом она отломила ещё кусок картошины и, проглотив его, произнесла:

— Я не разобралась с подробностями и, в частности, не знаю, в чём состоит ложь.

Лоуренс кивнул и задумался. Столь многого он от Хоро и не ожидал. Однако если что-то с серебряными монетами в самом деле будут делать, то ложь Зэрена связана с какими-то подробностями этих действий.

— Игры на разности стоимости денег сами по себе не редкость. Однако...

— Не знаешь, с какой целью тебе солгали, вероятно.

Лоуренс, вздохнув, очистил картошину от глазков и отправил в рот. Похоже, Хоро уже верховодила.

— Когда лгут, важно не содержание лжи, а обстоятельства, по которым лгут, — добавила она.

— Чтобы дойти до этого, мне, кажется, понадобились годы...

— Ммм, ты, кажется, считаешь, что этот парень по имени Зэрен — юнец, но по мне, так вы оба такие, — и Хоро с победным видом улыбнулась.

Лоуренс впервые пожалел, что Хоро перед ним сейчас в человеческом теле. Всё, чего ему удалось достичь, обратилось бы в пыль перед Хоро, будь она столь же молодой, какой казалась. Прервал его самоуничижительные думы её неожиданный вопрос:

— Если... а вот если бы меня не было, как бы ты рассудил?

— Ммм... Я бы отложил решение, правда это или ложь, и пока вёл бы себя так, будто принял предложение Зэрена.

— А почему?

— Если это правда, можно было бы просто получить доход, а если ложь, значит, кто-то что-то задумал, тогда надо внимательно присмотреться, за этим тоже может скрываться доход.

— Мм. Теперь я рядом с тобой и говорю, что это ложь, что тогда?

— Мм? — он почувствовал, будто что-то повернулось в его голове, и, наконец, понял. — А-а...

— Фух. Ты с самого начала не растерялся. Так или иначе притворялся бы, что ты в деле.

Лоуренсу нечего было ответить ухмылявшейся Хоро.

— Оставшаяся картошка моя, — заявила она, дотягиваясь с кровати до последней картошины.

Забрав, Хоро довольно улыбнулась и разломила её надвое.

Лоуренс был так сердит, что не захотел брать у неё половинку.

— Я мудрая волчица Хоро. Полагаю, я прожила в десятки раз дольше тебя.

От её заботы стало только тяжелее, Лоуренс забрал-таки свою половинку и с ожесточением откусил от неё. Почему-то на память пришло время, когда он был в ученичестве у родственника-торговца.

Наступившее утро сулило прекрасный, солнечный осенний денёк. День в церквях начинается раньше, чем у торговцев, и когда Лоуренс проснулся, заутреня уже завершилась. Это его не особо заботило, как, впрочем, и отсутствие Хоро в комнате, он решил, что она просто вышла по необходимости. Но когда Лоуренс вышел к колодцу умыться, его как громом поразило, при виде Хоро, выходившей со службы с другими прихожанами. Она шла, укрыв, как следует, голову капюшоном, но это не мешало ей перекидываться словами с верующими.

Про бесстрашных людей было принято говорить, что у них большая печень. При виде мирной беседы членов церковной общины, не признававших богини урожая, с самой этой богиней можно было бы саркастически улыбнуться, но печень Лоуренса была недостаточно велика, чтобы получить удовольствие от иронии этой ситуации.

Хоро тихонько подошла к ошеломлённому Лоуренсу, застывшему у колодца, сложила на груди свои ладошки и негромко произнесла:

— Пусть печень моего господина станет больше.

Лоуренс окунулся в холодную, будто уже наступила зима, колодезную воду и сделал вид, что не услышал последовавшего смешка Хоро.

— Однако эти из церкви так возвеличились...

Лоуренс закрутил головой, разбрызгивая воду, Хоро вчера подобным образом сушила хвост, в то же время он пытался понять значение её замечания.

— Церковь всегда была великой, — ответил он.

— Вовсе нет. Когда я пришла с севера, было всё иначе. Взять хотя бы то, что мир создан Богом и двенадцатью ангелами, а люди этот сотворённый мир получают взаймы, как всё это преувеличено, чтобы не сказать больше. Природа — это не то, что кто-нибудь мог бы сотворить. Мне стало интересно, когда же Церковь начала ломать эту комедию?

Подобные суждения Лоуренс временами слышал от естественников, оспаривавших догмы Церкви, но ему было любопытно услышать это от той, кто называл себя мудрой волчицей, которая сотни лет присматривала за урожаями пшеницы.

Лоуренс утерся и оделся. И конечно, не забыл положить монетку в ящичек для пожертвований. Церковники проверяют его всякий раз, когда кто-нибудь пользуется колодцем. Если денег не окажется, они могут разразиться зловещими проклятиями, вызывая сумятицу в душах слишком скупых людей.

Однако брошенные в ящичек для пожертвований монеты были потускневшими, истёртыми, в общем, самыми негодными монетами, найденными людьми в своих кошелях, зачастую не заслуживавшими чести именоваться настоящими медными монетами, пусть и самыми дешёвыми.

— Должно быть, эти изменения приходят с течением времени. Со временем всё достаточно сильно меняется.

Всё — значит, и родина тоже могла измениться. И вроде бы Лоуренсу даже послышалось всхлипывание из-под плаща. И он легонько похлопал Хоро по голове:

— Ты сама изменилась?

Хоро молча покачала головой. Её движение показалось ему щемяще-детским.

— Если так, то и твоя родина не изменилась.

Он был достаточно молод, но чувствовал себя старше, пройдя многое за несколько лет. Он мог сказать эти слова Хоро, потому что изъездил много стран, повстречал много людей и многое испытал, постепенно набираясь опыта. Даже если ты, чтобы стать торговцем, сбежал из родных мест, как беглец, твоя душа, как и у каждого торговца, будет беспокоиться о родине. В чужих краях можно полагаться лишь на людей из родных мест. То, что сказал Лоуренс, говорят тем торговцам, которые много лет не возвращались на родину.