А на четвертый день моего пребывания у тетушки Греты, Тибальт пришел рано утром на кухню, где я чистила овощи и протянул мне легкий и невесомый веночек. Я отложила нож, приняла его, одновременно любуясь. Он был искусно сплетен из мелких простых цветочков.

— Если надоест, то можно одни цветы выдернуть, а новые вплести. Только структуру не нарушай. — серьезно сказал Тибальт. — Это оберег. На силу духа. Простое бытовое волшебство. Я хочу избавить тебя от плохих воспоминаний. Они, разумеется, никуда не денутся, но тебе будет легче. Хочешь носи, хочешь нет... Дело твое.

Он взял у меня венок из рук и возложил его на мою голову. Потом отстранился и сказал.

— Красиво.

А после завтрака, даже не попрощавшись со мной, собрал свои вещи и ушел.

* * *

Я понемногу привыкала к новой жизни. Она была размеренной и стабильной. Тот же быт и обязанности. Пусть и не совсем такие, как в моем племени, но, по большому счету, дикари не слишком отличались от нас. Работа моя была легкой, а хозяйка относилась ко мне хорошо. Встречались мы с ней больше по вечерам, когда коротали время на кухне. Она часто что-нибудь рассказывала, то и дело на меня поглядывая. Мне это напоминало мою жизнь со старейшиной Ринус, хотя тетушка Грета по сравнению с ней была более деятельной. Но и она не любила рутину, поэтому постепенно мы пришли к тому, что я вела хозяйство, а она занималась всем, что так или иначе было связано с миром вне дома.

У дикарей была довольно сложная система обмена. Они редко менялись продуктами своего труда друг с другом, скорее предпочитали их просто дарить. Причем даже без особого повода. Например, к тетушке Грете как-то пришла приятельница, которая принесла вязаную шаль, красивую и невесомую. У нас в племени таких никто делать не умел, и поэтому я ее долго разглядывала. Тетушка долго благодарила подругу и по их разговору я поняла, что той просто нравилось вязать и раздавать готовые вещи. И денег с моей хозяйки она не взяла...

К деньгам у меня сложилось особое отношение. Они мне понравились. В племенах сильга мы часто отдавали в обмен на что-то жемчужины и раковины унури, но они у нас ценились скорее за свою красоту или потому что им придавали определенное значение. Например, у нас в Доме обрядов хранилась огромная розовая жемчужина и все, кто долго на нее смотрел, быстрее находили ответы на свои вопросы. У дикарей же раковины не ценились, жемчуг использовался вместе с природными камнями для различных украшений, а вот деньги для них были по-настоящему важны. И этого я не понимала. Точнее я не понимала их значения, но при этом ими восхищалась. Примерно через неделю после моего пребывания в ее доме тетушка Грета выдала мне несколько монет. Я по привычке решила, что на них нужно что-то купить. В соседних лавках про меня уже знали, и моя немота никого не удивляла. Но тетушка Грета пояснила:

— Это твое жалование. Работаешь ты хорошо, мне нравится. И даже в твоем характере я нахожу удовольствие. Сама подумай, что тебе нужно, и если захочешь, составляй список, вместе с тобой сходим и купим.

На мой немой вопрос 'зачем?' она только плечами пожала.

— Девчонкам, таким как ты, многое нужно. Ко мне разные люди ходят, вот и присмотрись, как одеты, как причесаны, что с собой приносят. Раз живешь тут — учись. Ты молодая, здоровая женщина, потом может, и мужа тебе подберем...

После того как тетушка ушла, я долго думала, разглядывая монетки. Потом взяла на кухне соды, золы, песка и щетку и долго чистила их под проточной водой, а когда заблестели, выложила на траву и просто на них любовалась. В природе такой красоты не встретишь. Если бы у меня было много монет, я бы рассыпала их по поляне и, наверное, смогла бы повторить дорожку лунного света на воде, которая тогда принадлежала бы только мне.

Разговоры хозяйки не прошли даром и я начала невольно обращать внимание на других людей. Меня часто отправляли с разными поручениями в город и, поскольку меня уже не удивлял перестук подошв по каменным плитам, я часами гуляла по улицам, впитывая в себя незнакомые запахи и звуки. Туда, где было много людей, я не ходила, но в городе были и очень красивые места, где жили люди, стремящиеся к уединению. Дома там были большие, и их даже не всегда удавалось разглядеть сквозь зелень садов. Но именно эти люди сильнее всего отличались от меня, поэтому я больше всего за ними наблюдала. Они даже в жару предпочитали многослойные одежды и тяжеловесные украшения. А многие девушки из этих домов часто выходили гулять только для того чтобы произвести впечатление на мужчин. У нас в племени тоже такое бывало, например, во время возвращения охотников, когда я тоже закрывала свои запястья браслетами, а шею бусами и спешила к околице. Но в городе встречать можно было только корабли в гавани, и то этого никто не делал. Но и женщины и мужчины старались одеваться красиво постоянно, в том числе и потому, что это показывало их положение в городе.

Даже после того как я стала регулярно получать деньги от тетушки Греты, много я не тратила. Конечно, на красивые кольца или браслеты мне бы не хватило. Но с другой стороны мне ничего и не хотелось. Может быть, потому что меня тяготило чужое внимание. На рынке со мной пытались заговаривать мужчины и не раз, но хозяйка предостерегала меня от подобных разговоров.

— Избегай мужчин на улицах! — твердила она мне. — По тебе видно, что ты из племени, поэтому они могут подумать, что ты ищешь покровителя. А тебе ведь это не нужно?

Конечно, мне это было не нужно. Ведь покровительница у меня уже была. И я не уставала благодарить духов за то, что они свели меня с тетушкой Гретой. Работать на мужчину было бы тяжелее...

* * *

Начался сезон дождей. Я любила это время, потому что природа отдыхала. Несмотря на близость леса к океану к концу лета ему часто не хватало влаги, листва теряла свой цвет, а деревья настолько пропитывались солнечным теплом, что, казалось, уже не спасали от зноя.

Когда начался первый дождь, хозяйка посадила меня на кухне и стала учить вязать. У дикарей была какая-то своя, необычная техника вязки, которая помогала сохранять одежду сухой. Меня это настолько увлекло, что любую свободную минуту я посвящала этому занятию. Хозяйка посмеивалась, а потом придирчиво изучала результаты моей работы. Но как только у меня получилось что-то приличное, я подарила ей накидку от дождя. Понимала, что вряд ли смогу таким образом ее отблагодарить, но учитывая любовь дикарей к подаркам... Тетушка Грета мне улыбнулась, но при этом тяжело вздохнула.

— Девочка, девочка... Какая же ты глупая... Все для других. Нелегко тебе будет.

Меня ее слова озадачили. Я так и не поняла, что я сделала не так, но мой подарок она носила.

* * *

С тех пор как я попала в город, я перестала ходить в лес. Сначала мне просто было страшно, потому что пришлось бы выходить за ворота и идти по дороге вдоль скал, а потом я привыкла. И помогла мне в этом вода. Раньше, когда у меня еще была моя прежняя жизнь и хижина в племени, которая пропитывалась в сезон дождей густым травяным запахом, я часто бывала в лесу. Собирала плоды, полезные травы и насекомых, которые в это время выбирались из своих нор. Лес жил и дышал, впитывал каждую новую каплю, а я жила вместе с ним. И даже когда мои волосы тяжелели от влаги, мне было хорошо, потому что вместе с водой ко мне приходило очищение. У моей циновки стояли букеты огромных цветов шипсу, аромат которых успокаивал и дарил чудесные сны. По вечерам мы часто собирались в Доме обрядов и слушали истории старейшин и предания племен сильга. Мужчины в это время никуда не уходили из племени, стоили новые хижины, чинили изгороди и колодцы, а женщины вязали, ткали, плели под умиротворенные разговоры, похожие на шелест дождя.

Но в городе у меня не было цветов шипсу. Я и без них спала хорошо. В огороде и в саду возилась Грета, а я, если не гуляла, предпочитала находиться в доме. В городских домах в сезон дождей было темнее, но полумрак меня не угнетал.

Гулять я по-прежнему ходила часто. Правда, на улицах народу было мало, даже рынок теперь работал не полный день, а только с утра. Но зато меня позвал океан. В душе поселилось невиданное спокойствие, может быть, потому что после того как я покинула племя, прошло много времени, а может, из-за веночка, который я снимала только на время сна. На берегу было серо и прохладно, и я, снимая обувь и кутаясь в свою новую накидку, бродила, купая ноги в прибое, искала ракушки и красивые камни, бездумно вглядывалась вдаль или подолгу рассматривала замок, который хоть и терялся в пелене дождя, но не терял при этом своего очарования. После этого я потерянная и опустошенная возвращалась домой, часто босиком, потому что по мостовым бежали потоки воды. Тетушка Грета после таких прогулок ворчала и неизменно поила меня горячим настоем, хотя я и пыталась отнекиваться, заверяя ее, что со мной все будет в порядке.

— Не знаю, — качала она головой, — как ты там раньше жила, но вообще, это не дело под дождем шататься! Знаешь, как у нас говорят: дружить с водой опасно. Затянет!

А что мне оставалось делать? Я была лишена привычного мира, а дождь и океан они везде одинаковые...

* * *

Умер герцог Гозольдо. Об этом объявили утром на базаре. Тетушка Грета, которую я сопровождала, услышав новости, помрачнела, из чего я сделала вывод, что герцог был хорошим человеком. Иначе вряд ли моя хозяйка стала бы расстраиваться.

Несмотря на то, что два дня подряд шел дождь, горожанам дома не сиделось. Они были взбудоражены потерей вождя и озадачены своим будущим. Я тоже начала испытывать смутное беспокойство. Тем более, что обстановка в доме изменилась. Тетушка Грета стала молчаливой и почти меня не замечала. Оба вечера я провела на кухне одна, глядя на ровный огонек горелки. Я ничего не могла делать, и мыслей не было. Но меня не покидало ощущение, что что-то назревает. Под вечер второго дня, накануне похорон, к дому подъехал экипаж. Я увидела его прибытие из окна и подскочила, чтобы встретить гостей. Но Грета остановила меня на пороге и знаком приказала вернуться в дом. Сама же вышла на улицу, прямо под дождь, даже не оделась. Я сняла с вешалки накидку и стояла, раздумывая, стоит ли нарушить запрет, ведь неизвестно, сколько продлиться беседа.

Из экипажа к тетушке Грете спустилась женщина. Лица я не видела, оно было скрыто большим капюшоном. Женщина вела себя нервно и то и дело передергивала плечами. Грета же, напротив, застыла статуей, высоко подняв голову. Проговорили они недолго, и это было хорошо, потому что я уже почти решилась выйти наружу и вынести хозяйке плащ.

Когда Грета вернулась, на ее лице было расстроенно-сосредоточенное выражение. Меня она даже не заметила, быстро прошла мимо к себе в спальню и больше в этот день я ее не видела.

* * *

— Ты тоже должна пойти. Народ должен выказывать уважение к правителям. — сообщила мне Грета с утра.

Я кивнула и пошла одеваться.

Народу на улицах было много. Все, как и мы, спешили к центральной площади.

— Старого князя любили. — рассказывала мне хозяйка. — Он был справедливым и уважаемым человеком. Заботился о своих подданных. А теперь еще неизвестно, как все будет... Не люблю я все эти перемены... Сын у князя достойный, но слишком высокомерен. Воспитывали из него благородного, да только перестарались...

Мы остановились на тротуаре, ведущем к гавани и мосту на остров. Именно оттуда должна была появиться похоронная процессия.

Как ни странно, она не выглядела мрачной. Да, стяги не развевались на ветру, а были приспущены, но лодка с телом князя, установленная на дроги, была искусно вырезана из светлого дерева, украшена яркими цветами и оплетена лианами урту. Впереди на огромном белом коне ехал молодой человек, который выглядел так величественно, что я невольно залюбовалась. Он был красив, но холоден. На людей, выстроившихся вдоль улиц, не смотрел. Его взгляд был направлен вперед, и, казалось, он даже не управлял конем и вообще мыслями был где-то в другом месте. Одет он был в серебристо-серые одежды, голова была непокрыта.

— Молодой наследник. Пока не коронован. Церемония будет позже в замке. — прошептала мне на ухо тетушка Грета. — После инициации. А ларец с короной в конце процессии.

Я привстала на цыпочки. Для меня все это было внове. У нас новому вождю ничего на голову не надевали, и не давали никаких символов власти. Только жены могли по-особенному украсить его одежды. Или не украсить. Мужчины в племени, когда собирались на совет вообще не терпели ничего, что их могло бы отвлекать. Поэтому на совет никогда не пускали женщин. А вот в дикарских книгах я видела красочные картинки, и на них всегда было понятно, кто правитель, по обилию одежд и украшений. Но я не знала, все ли время они так ходят. Оказалось да. Это было странно, но красиво. Молодой князь проехал мимо нас, и я еще долго смотрела ему вслед, пока его силуэт не растворился в пелене дождя.

Княжеская корона мне понравилась. Ее пронесли на шесте, высоко над толпой и я смогла ее хорошо рассмотреть. Она была сделана из разноцветного жемчуга и выглядела простой, но очень изящной. Она будет достойна темноволосой головы, которую увенчает.

Процессия сделала круг по городу. Потом на площади зачитали последнюю волю князя и его обращение к народу. Меня удивило, что князь Гозольдо просил у своего народа прощения за то, что покинул его так не вовремя.

— Князю было едва за пятьдесят лет. — просветила меня тетушка Грета, украдкой вытирая слезы. Я заметила, что на площади многие плакали. Потом на высокий помост, который дикари использовали для самых разных целей: от выступления артистов до казней, поднялся наследник, а с ним еще один седовласый мужчина.

— Я — новый князь, Стефан Гозольдо. Я исполню волю отца и буду ему достойным сыном, и всегда буду верен тебе, мой народ. Я же не откажусь от бедных, буду защищать слабых, помогать попавшим в беду, заботиться о нуждающихся, уважать тех, кто многого достиг, и прислушиваться к мудрым. Я буду мыслить и действовать на благо нашего княжества. Прими меня, мой народ.

Князь замолчал. Вперед выступил его спутник и выкрикнул:

— Да или нет?

— Да. — взорвалась площадь.

Я удивилась тому, что князя сразу так хорошо приняли. Неужели он уже успел завоевать уважение людей? На рынке имя 'Стефан' я ни разу не слышала...

— Это традиция, — пояснила Грета. — Род Гозольдо правит княжеством уже 700 лет. Времена бывали разные, но князья никогда не предавали свою землю. Поэтому наследника и почитают. За заслуги предков.

Я пожала плечами. Если народу хорошо, то действительно, не все ли равно, кто дает ему благополучие.

Князь народу не улыбнулся, но снова заговорил:

— Благодарю тебя, мой народ. Отныне мы едины. Твои радости — моя заслуга, твои беды — моя ошибка. Я с честью буду нести бремя власти. — голос у князя Стефана был сильным и звучным, но чувствовалась в нем какая-то напряженность. Нет, князь был искренним в своих обещаниях, но говорил так, как будто сам в чем-то не был до конца уверен.

Потом нас пустили на мост, чтобы все смогли проводить старого князя в вечность. Лодку с телом спустили на воду, и князь Стефан поднес к лианам урту, оплетающим лодку, факел. Занялось голубоватое пламя, и лодка отчалила. Она медленно двигалась по замершему океану к горизонту, где белое небо сливалось с серой водой.