— Супер, — мужчина смолотил угощение за минуту, попросил добавки, затем выпил четыре кружки заваренного Льюисом чая. Поблагодарил, глядя задумчиво, как тот убирает посуду. И хотел уже выйти, но когда встал, то оба столкнулись между столом и плитой.

Сгриг обнял юношу инстинктивно, забывшись и совершенно растеряв последние остатки напускного равнодушия. Мальчишка не сопротивлялся этому жесту, как утром. Он обмяк. Ладошки уперлись в широченную каменную грудь, лицо поднялось к великану, вопрошая. В темных, цвета спелой ежевики, глазах появилось замешательство. Горячий. Великан был такой горячий, сильный, энергетика его окутывала страстью, от которой внутри вспыхивало ответное неуправляемое желание. Да, Льюис точно теперь определил источник страха... И все равно оказался в эпицентре. Сгриг склонился близко — так, что юноша видел каждую черточку, тонкий шрам у виска и в светлых жестких волосах: старые свидетельства проведенных боев.

Хотелось оттолкнуть нахала, но пальцы сгрига уже пробежали по лопаткам, по линии позвоночника, коснулись углубления над ягодицами, вызывая в ногах дрожь. А потом губы мягко коснулись губ Льюиса. Попробовали на вкус. Штиц закрыл глаза. Он упивался нежностью. Позволял прижимать все плотнее и целовать, постепенно проникать между губами, касаться зубов.

Руки Элана спустились ниже — штиц приподнялся на мысочки, все еще плывя в пьяном мареве. И если бы сгриг не отпустил юношу, позволил бы гораздо больше. Но мужчина внезапно отступил. И резко вышел, а потом хлопнул дверью в комнату, оставив Льюиса в совершенной растерянности.

Несколько дней они не разговаривали. Несколько дней просто занимались садиком. Штиц все так же ходил на работу. Сгриг каждое утро садился на мотоайер и исчезал до позднего вечера.

Приподнять тряпочку, восхититься первыми робкими белыми листьями и тонким изгибом корешка. Проверить готовность почвы. Долго молиться общине и ее обитателям прежде, чем положить драгоценные семена в землю. И закрыть их мягким движением ладошек.

— Благословенны будьте, — шепнул Льюис тихо. Встал, прислушиваясь к шагам в коридоре. Надо поблагодарить сгрига за систему дождя и за... цветы, появившиеся вчера в вазе на столе. Золотистые пушистые шары, источающие нежный аромат, радовали истерзанную душу. Вечером возродили надежду на завтра. Утром — встретили позитивом.

— Элан, — юноша вышел из комнаты порывисто, в тот момент, когда великан уже закрывал входную дверь.

— Да? — оранжевые глаза смотрели внимательно.

— Я хотел поблагодарить и сказать спасибо. — Льюис опять растерялся перед сгригом, шагнул навстречу. — Ты мне очень сильно помог. Семена проросли... Я их посадил.

— Прекрасно, — горячая ладонь коснулась щеки штица. — Значит, мы не зря старались... Я сейчас очень спешу, Льюис. — гигант опять пересек порог, вызывая волну мурашек по спине юноши. — Но если ты не против... Я не уверен, что ты согласишься... Но, может быть, нам завтра провести время вместе? Не против?

Молодой штиц кивнул, а в животе у него стало невыносимо холодно. Низкий, страстный голос Элана сводил с ума, одновременно пугал откровенностью и манил подойти еще ближе.

Всю ночь, моя посуду, убирая за клиентами, Льюис никак не мог отделаться от мысли о скором свидании. Ведь он, потомок знатного рода, одной из самых почитаемых общин, внук старейшины рода, владевшего тайнами тростника и самыми дорогими рецептами, позволил себе обратить внимание не на штица, с которым должен создать пару, а на сгрига! Про которого практически ничего не знает — ни о традициях, ни о физиологии, руководствуясь лишь инстинктом, который вполне может обмануть.

А если задуматься о том, что Элан возит фланка, у которого есть списки претендентов на рабство, то дело вообще приобретает неприятный оттенок. Но великан был таким мощным, сильным, так много делал для юноши... И хотелось верить, что он не лжет.

— Я пришел, — штиц вернулся к восьми, стянул ботинки с уставших ног, прислушался к тишине — спит? Звук плескающейся воды доносился откуда-то сбоку, с площадки... Сперва вызывая приступ ужаса, что ящик затопило, а затем понимание, что это шумит какая-то установка.

Юноша широко распахнул глаза, когда пересек комнату и открыл стеклянные двери в садик. Сгриг сидел к нему спиной перед маленьким фонтаном, который разместил в дальнем углу. Трехступенчатый, с брызгами, такой агрегат должен был стоить уйму денег.

— Зачем? — штиц покраснел от смущения, а Элан повернулся и широко заулыбался:

— Нравится?

— Да, но мне за такой никогда не расплатиться.

— Считай, что это подарок. На новую жизнь. — мужчина потянул к юноше руку, и Льюис сделал шаг навстречу. — Поедем гулять сейчас или позже? — спросил тихо, с едва скрываемым нетерпением. Штица обдало жаркой волной в ответ.

— Я хотел бы немного поспать, — пробормотал он, вкладывая свою маленькую ладонь в ручищу великана. Наслаждаясь тем, что пальцы переплетаются. Что Элан тянет его все ближе, пока штиц не оказался между колен.

— В дороге поспишь... Несколько часов... А там природа, небо, золотистый пляж... — руки сгрига опять нарушили границы, и снова Льюис промолчал, окунаясь с головой в пушистую ауру, которая грела и ласкала, и тянула к себе. Сказать "нет"? Тогда зачем он так бежал домой? Зачем улыбался воспоминаниям о поцелуе?

— Да... Я... Поехали... — юноша покраснел от того, что мужчина погладил его ягодицы и бедра, переместил пальцы на талию, не отрывая янтарных глаз от лица.

— Поехали, — эхо повторил он.

А потом был берег океана. Золотился песок под ногами, и Льюис лежал на покрывале, глядя в бесконечные небеса с завитками облаков. Слышал дыхание молчаливого сгрига, изредка приподнимался, чтобы налить себе сок и вновь впадал в сладкую полудрему, где время останавливается и течет очень медленно, почти в обратную сторону.

Иногда Элан позволял себе гладить штица, проводил по груди, поднимался на шею, пробирался в волосы, перебирал их... Мурашки вспыхивали и сползали по спине. Странная истома нежила Льюиса, который пытался включить рассудок и посмотреть на ситуацию здраво. Он ведь сам дает поводы. Сам позволяет себя трогать и ласкать.

Так в общине было не положено делать. Пары проходили долгий путь до брака. Скрепляли узы навеки.

— Ты нравишься мне, — шепот сгрига огнем отзывался в сознании. — И моему тотему. Когда я покидал родину, я был уверен, что не стану искать себе партнера. Слишком дорогие у нас браки.

— Дорогие? — Льюис еле шевелил губами, витая где-то среди облаков и поглаживаний сгрига.

— Да, за выбранного супруга платят большие деньги. У меня и моей семьи на счету значились лишь долги, — рука проникла под свитер. Кожу юноши обожгло касание, которого он не испытывал ни с одним штицем. — Я должен был выбраться! Я ставил цели и добивался их. Два года я батрачил, одновременно тренировался, участвовал в нижних боях. Потом попал на ринг в Алькене, и понеслось. Сумасшедшие гонорары, толпы поклонников. Мой главный соперник был из Лиги. На него ставила военная элита фланков. Тот главный бой запомнили все...

Льюис посмотрел на мужчину, переместившего руку слишком низко, проникшего под пояс брюк. Но сгриг не среагировал на волнение штица, поводил пальцем по нежной коже, не мигая смотря в глаза юноши.

И внезапно наклонился и накрыл рот жаркими губами. Единственная попытка к сопротивлению провалилась. Язык сгрига завладел ситуацией, вызывая огненный жар внизу живота, хотя теперь хозяйничал во рту. Элан просто ответил, сдался, чтобы вот так, без остатка отдаться желанному страху, пушистому тотему, громадине, которая весила, наверное, почти тонну.

— Я хочу тебя, — выдохнул сгриг через какое-то время, отпуская юношу на одно мгновение. — Понимаю, что требую слишком многого, что ты позволяешь мне и так слишком много... Я... — желтые свет глаз, вертикаль зрачков, смотрящих в душу. И трепет штица, прижатого к земле. — Зачем ты согласился на свидание? Из благодарности? Из жалости? — в последнем вопросе прозвучал не упрек, а боль, словно большой мишка понимал свою некрасоту как неспособность вызывать вообще ответные эмоции.

— Я... мне... ты очень нравишься, — Штиц и сам не ожидал, что вот так просто скажет правду и потом высвободится, вскочит и пойдет вдоль берега, чтобы только не смотреть в сторону замеревшего, изумленного сгрига.

Сгорела планета. Сгорел тростник. Фланки выберут рабов. И никто не позволит просто водителю получить наследника главной общины. Дед сказал, что нужно вырваться в Лигу, где правят эвенлы, что с успехом противостоят военной диктатуре, воцарившейся в совете.

— Эта коробочка — твой пропуск в Лигу, — несколько раз повторил старик.

— Мой пропуск... Мой пропуск, — Льюис в растрепанных чувствах остановился у воды, касающейся мысов ботинок и отступающей назад, чтобы снова ринуться вперед.

— Прости, я ранил тебя своей настойчивостью, — рука Элана на плече привела молодого штица обратно в реальность. Отозвалась запоздалым стыдом на горящих щеках и в гулко бьющемся сердце.

— Дело не в тебе, — пробормотал юноша, не оборачиваясь. — Фланки не отдадут так просто причитающуюся им добычу. И ты... Ни к чему тебе вызывать гнев хозяина.

— Льюис, — сгриг развернул мальчишку к себе. — Я не принадлежу Греду. Я не беден и работаю ради удовольствия.

— А квартира?

— Путешествия, гостиницы... Осточертело!

— И ты решил, что я... С тобой... Что я буду тебя развлекать? — в васильках глаз штица зарождалась гроза.

Сгриг тяжело вздохнул, насупился плюшевым медведем, разобидевшимся на подозрения.

— Ничего я не думал! — бросил резко. — Я просто втюрился в тебя там, на набережной... Ты... — и великан аккуратно постучал Льюису по лбу. — Только потом я узнал, что собирается Гред делать... Ты думаешь, что я тебя удерживаю? Да иди ты к Саалшу!

— А кто такой Саалш? — моргание, непонимание и слезы на глазах, потому что страшно быть обманутым. Страшно вне общины — без помощи, без доброго совета. На краю бездны.

— Великий Слон. — Элан приподнял вверх огромные плечи вдыхая и опустил выдохнув. — Пойдем, я покажу тебе город. И прости, если был груб.

... Неделя пролетела незаметно. Сладкая неделя, когда тебя встречают объятия и поцелуи в коридоре по утрам и вечерам. Когда ты только и мечтаешь, чтобы теплый мишка вновь принимал в бесконечное тепло и качал в колыбельке, утешая и залечивая рану потери. Когда в ящиках на твое личное счастье откликнулись три зеленых длинных ростка, что каждый день крепнут и поднимаются вверх. Мирок крошечный, почти кукольный, но... Невероятно желанный.

И губы Элана мягче травы. И шепот его в ухо, когда только пробуждаешься от усталости под вечер на диване, сладок, точно тростниковая вода.

— Просыпайся, соня. Скоро на работу... — сгриг погладил юношу по голове, а тот с трудом разомкнул веки и сразу увидел цветы: красные маки, желтые ромашки — огромная охапка в лапищах, которые одним ударом, наверное, могут смести противника на ринге.

— Сколько уже? — Льюис протирал глаза кулачками, потянулся и сел, спустив ноги на пол.

— Есть пара часов на общение. Нет, есть вся ночь...

— ?

— Ты больше не пойдешь в эту дешевую забегаловку, где тебя унижают. — сгриг сгреб штица в охапку, с силой прижал к груди. — Завтра мы улетим в Лигу.

— Как? — васильки глаз заблестели яркими звездами.

— Гред согласился подписать документы. Только ты должен явиться лично, чтобы побеседовать и чтобы он мог вытащить чип... — радость Элана сочеталась с сильным возбуждением. Юноша и сам чувствовал желание прижаться к мужчине как к защитнику, ощущал, что начинает пускать корни, пытаясь прижиться рядом с огромным пушистым зверем. Теряет бдительность и...

— Нежные губы потянулись к сгригу сами, руки обвили шею. Их объятия перестали в одно мгновение носить осторожный характер. Их тела не сомневались в том, что страсть должна найти выход.

Льюис помнил, как потянул с мужчины темный пиджак и рубашку. Как опять коснулся обжигающе горячей кожи, железа мышц. Ощутил сладкие поцелуи на шее, на ключицах.

Сгриг быстро освободил штица от свитера и майки и теперь исследовал губами его изящное белое тело, как великий дар. Пальцы словно боялись навредить. Губы едва прикасались к коже, а потом впервые втянули розовый сосок в рот.

Это было молнией. Невероятным взрывом в голове. Льюис не подозревал, что так чувствителен. Каждая ласка отдавалась в нем новыми и новыми всплесками удовольствия.

Но когда дело дошло до брюк, штиц запаниковал. Он попытался дернуться, но Элан деликатно удержал мальчишку и проник под ткань, чтобы мять ягодицы, чтобы гладить возбужденный член юноши, проводя по стволу с трепетом и вожделением, пока Льюис опять не позволил великану продолжить.

Именно тогда штиц лишился и брюк и оказался на полу под огромным медведем в букете цветов, чтобы целиком отдаться на его волю. Элан старался не спешить. Доводил до исступления поцелуями, практически невинными, учитывая, что вскоре указательный палец коснулся ануса и проник на сантиметр внутрь.

Льюис застонал. Глаза распахнулись на великана.

— Это не будет больно, я обещаю, — быстро пробормотал Элан.

Да, он сказал правду. Следующие полчаса штиц заходился в крике от пальцев, что проникали в него, и уже сам насаживался на руку, пока сгриг не предложил что-то побольше.

Великие предки! Льюис не представлял, что будет так сильно. Не ведал, какая дверь открылась ему в этот вечер! С запахом греха, со страстью, которой отдавать себя можно без оглядки. И с ароматом маков и ромашек.

... Утро на Свободной Лагуне. Утро с тобой. Утро для тебя! Мой Элан! Теплый... Домашний... Большой... Улыбка играла на устах Льюиса, входившего в кабинет фланка. И страх перед будущим прошел окончательно. Хотя должен был лишь окрепнуть — ибо играть с судьбой смешно.

Совет представителей правящих миров задержал Арга в столице Лиги Алькене уже больше, чем на неделю. Речь куратора по военным вопросам, главы эвенлов Элоем подняла шумиху среди колонизированных систем и вынудила фланков выставить условия, по которым власть переставала быть общей и теперь больше напоминала диктатуру, в которой Лига занимала ведущую роль наравне с Фланкским созвездием.

Арг следил за разрастающимся скандалом, спровоцированным Элоем по предварительному сговору, с иронией. И ждал момента, когда фланки и эвенлы окончательно добьют остатки свободы, чтобы затем поделить миры.

Зато беспокойство вызывало у императора другая история. Пожарища на Штицле полностью уничтожили тростник и семена. Более того, нерадивый брат не позаботился о том, чтобы взять образцы почвы и спасти хоть часть посевов, лишив тем самым огромную машину миров дешевого топлива — а из тростника давно делали взвены (летучее вещество, позволяющее развивать огромные скорости). А также индустрию развлечений — одного из самых действенных сексуальных наркотиков.