Монастырь:ведьма для ангела-5 (Часть первая)

Пьетро бесшумно поднялся и все-таки вытащил из сундука пелиссон. Бросив пока его на пол, принялся быстро одевать сапоги.

Алонсо изумленно моргнул, почти перестав дышать. Он никогда никого не целовал, он не знал как это делать правильно, чтобы королю понравилось. Страх выставить себя на смех сейчас боролся с желанием прикосновений, и после минуты замешательства, последнее одержало нелегкую победу. Стараясь не думать о том, что Пьетро не спит, Алонсо собрался духом и медленно, почти невесомо и неумело коснулся губами губ короля.

Луис уловил не только трепет от этого поцелуя, но и боязнь обидеть. Он робко отозвался на нежность Алонсо — их первый поцелуй был легче пуха, невесомее лепестков роз. Сильвурсонни ближе подвинулся к военачальнику и обнял его за шею, совсем не замечая, что несносный барон уже тихонечко пытается выбраться из комнаты.

А Пьетро, кинув мимолетный взгляд на постель, положение фигур на которой говорило только об одном, подхватил пелиссон и стрелой вылетел за дверь, пока еще чего не случилось. Злость бурлила в крови и требовала выхода. Только вот уходить было нельзя, раз приказали остаться. Был бы это кто-то другой, не милорд, юноша наплевал бы на все и пошел доразбираться с Сантьяго или еще с кем, сейчас же приходилось наматывать круги вокруг дома и, чертыхаясь, пинать забор — хоть так сбросить скопившееся. Задирать гвардейцев, которые этой ночью охраняли временное жилище Сильвурсонни, а уж тем более отвечать на их подколки — и что такое умудрился сделать оруженосец, что герцог выставил его за дверь? — барон не собирался. Ну разве что выпить винца из предусмотрительно запасенного охранниками кувшина, которое очень хорошо легло на потребленное ранее. Даже отшутиться не получилось, и Пьетро мрачно выпив, продолжил свое "путешествие", пока порез не разболелся. Зайдя за угол дома, подальше ото всех, юноша принялся по-разбойничьи, исподтишка — как научил отец когда-то, бросать ножи в какую-то деревяшку. Руки тряслись и получалось плохо.

Алонсо закрыл глаза, покорно отдаваясь рукам короля, когда жалкие остатки его разума тактично напомнили о том, что Пьетро еще здесь. Эдвин моментально стал напряженным, глаза его распахнулись и посмотрели на Луиса. Он был так близко — его ресницы, глаза, запах, тонкий шрам на щеке, так, как не был никогда даже в мечтах Алонсо. А Эдвин мечтал: о нежности, о взаимопонимании, о том, что герцог когда-нибудь научиться доверять ему настолько, что сможет рассказывать даже самое сокровенное. Но почему он сейчас целует своего военачальника на глазах оруженосца, юноши, с которым Сильвурсонни вчера спал? Эдвин не хотел знать ответ — он от чего-то боялся даже подумать об этом. Нет, Луис никогда бы не поступил с ним так, не унизил его... Значит, причина в другом?

— Ваше величество, я не... — Эдвин потупил взор, стыдясь.

Непонимающие глаза Сильвурсонни были полны нежности и удивления, что Алонсо отодвинулся. Он ожидал, что скажет Эдвин, а потом смутился и отодвинулся сам. Здесь же Пьетро! Как можно было об этом забыть?

Алонсо выдохнул — Господи, как же это тяжело! — и обернулся через плечо, потом порывисто сел, роняя взгляд на пустую постель.

— Пьетро? — позвал он, но никто не ответил.

— Его здесь уже нет, — сюзерен даже не сомневался, что Пьетро сбежит, потому что все же есть совесть. — Вы тоже хотите убежать, дорогой Эдвин? — спросил с улыбкой.

Алонсо не ответил, зато спросил:

— Зачем вы при нем?

— Я забылся, прости, — Луис не врал, губы так влекли к поцелуям, что он потерял на мгновение голову.

— Он не вернется до утра, скорее всего, да? — риторически спросил Алонсо, глядя в глаза короля сверху вниз, почти нависая над ним и упираясь одной рукой в постель. — Ну, — неловко сказал он, — что мы будем дальше делать?

Смешной, страстный, горящий на губах недавним поцелуем, этот вопрос заставил Луиса заулыбаться, и он притянул Алонсо, чтобы зарыться в его волосах руками, отдаваясь своим желаниям.

— Я не уверен, что поступаю правильно. — Эдвин обнял короля за плечи и дыхание на щеке делало его почти счастливым. Конечно, Луис любит его, и конечно, не так как любил Кристиана и Фернандо, но уж как есть. Немного горько от того, что можно взять тело, но даже через него никогда не заполучить сердце. Эдвин осторожно коснулся губ Сильвурсонни своими, подумал: "Такие теплые и мягкие", и чтобы убедиться в этом, прижался чуть смелее.

Необычность происходящего волновала сюзерена: он так отвык от близости, что сегодня и так целый день думал о том, что слишком открылся за два дня пути, инстинктивно позволил себе слабость. Алонсо был для Луиса добрым другом, но все чаще в последние месяцы мужчина смотрел на него иным взглядом, за которым скрывался чувственный интерес, который теперь вспыхнул ярче пламени.

— Мы ведь оба этого не знаем, правильно или нет?

— Простите, если я чем-то обидел вас. — Алонсо погладил Луиса по щеке. — Я не хочу, чтобы вы о чем-то жалели потом.

— Не обидел, — Сильвурсонни притянул к себе военачальника, не скрывая жара и страсти, откинул прочь покрывало, чтобы он был ближе. Волнение ударяло в голову. Не так, как вчера, когда полусон стал реальностью, а пробуждение стыдом. Пьетро был таким юным мальчиком, что Луис и помыслить себе не мог его соблазнять, но вышло глупо и нехорошо.

С Алонсо были связаны другие воспоминания — и теперь для себя сюзерен открывал все больше деталей, когда этот сильный воин скрывал свои чувства, прячась за всегда почтительностью и почти поклонением.

— Я хочу тебя, — признание сопровождалось новым поцелуем, ставшим почти бесовски искушающим: мягкие губы требовали ответа, кончик языка провел между ними.

Алонсо незримо качнуло от поцелуя, и он утонул в нем, доверяясь рукам и губам Сильвурсонни. А потом смысл слов внезапно дошел до его помутненного разума — Эдвин приподнялся над королем, и, посмотрев ему в лицо, растеряно спросил:

— Прямо сейчас?

Луис удивленно открыл глаза.

— Да, но если... тебе... претит, — он даже смутился от того, что слишком отдался своим эмоциям и поступил неправильно. — Мне хватит и твоих объятий.

Эдвин стыдливо опустил глаза.

— Нет, не в этом д-дело, — с запинкой сказал он. — Просто я... Ну, в общем тут такое дело, с этими войнами, турнирами... И так получилось. — Он поднял глаза в надежде, что король догадается и ему не придется произносить вслух, что он девственник. — Я не уверен, что знаю, что делать.

Первой реакцией Сильвурсонни было крайнее удивление, а потом он вновь притянул к себе Алонсо и мягко поцеловал.

— Ничего не надо знать, — прошептал в самое ухо. — Все само получится, я буду тебя целовать.

Он и правда стал целовать Эдвина — неспешно и расслабляюще, массируя его плечи и пробираясь ими под рубашку, почти невинно и в то же время с потаенным сладострастием, когда только постигаешь, как реагирует тело на каждое твое движение, на вздохи, на то что нарушены границы.

Алонсо закрыл глаза и глубоко вдохнул. Он нервничал, но тело постепенно расслаблялось от магии нежных поцелуев и прикосновений. Это было так странно — словно сон. Ощущение реальности напрочь пропало, и Алонсо просто поплыл по течению, робко пытаясь дарить ответные ласки. Он еще ничего не знал о том, как касаться правильно, о том, что некоторые места чувствительнее других, и что можно целовать не только губы. А потом, в какой-то момент ему захотелось снять с себя одежду — и это желание стало столь сильным, что он сам потянул рубашку с плеч.

А сюзерен лишь помог избавиться от уже мешавшей обоим преграды и тоже мягко подтолкнул Алонсо к тому, чтобы тот захотел снять хлопковую белую тунику со своего короля: сначала взял руку военачальника в свою и провел себе по груди вниз, а потом и обратно, собирая в складки тонкую ткань. Соски напряженно сжались от того, что пальцы Эдвина прошлись по ним робкими крыльями. Герцог застонал тихо, скатываясь в возбуждение.

Эдвин отложил рубашку короля в сторону и снова осторожно провел ладонью по животу, вверх, к груди. Пальцы осторожно обвели сосок, потом еще раз, а Алонсо в это время устремил на лицо Луиса внимательный взгляд.

Тот тяжело дыша, глаза были закрыты, а на щеках появился румянец, который еще долго держался на лице Луиса после жарких ночей в спальне короля Фернандо, когда он приходил в кабинет заниматься с ним делами. Тогда Луис даже смущался глаза поднять на внимательного Алонсо, а теперь позволял гладить себя и кусал нижнюю губу от возбуждающего коктейля горячего тела рядом.

Эдвин инстинктивно придвинулся ближе, прижавшись пахом к бедру короля. Какая у него была горячая кожа! Алонсо вздрогнул и судорожно выдохнул, а после захотел коснуться ее губами — он склонился и поцеловал сосок Луиса. Ощущения были не просто приятными — они волновали кровь, пробуждали какое-то хищное желание владеть, которое, надо сказать, пока Эдвина только пугало.

Луису стало совсем жарко. Бешеное сердце пустилось вскачь, разогревая кровь и приливая к плоти, так быстро окрепшей. Сюзерену хотелось почувствовать сейчас руками пульсацию желания в своей ладони, гладить и ловить стоны Алонсо, который втягивал его сосок. Невыносимая пытка после стольких месяцев одиночества.

Алонсо отстранился и немного отдышался, пытаясь сообразить: а что же дальше? Он доверчиво заглянул в глаза Луиса. Может быть, если самому приятно касаться своего мужского достоинства, то и другому мужчине будет приятно. Эдвин медленно скользнул рукой по животу короля, но достигнув кромки жестких густых волос, остановился. Можно? — спросил взгляд.

Луис кивнул, откидывая голову назад и слыша, как в голове стучит кровь. Только бы не испугался. Пальцы обхватили запястье Эдвина, направляя и позволяя все, что тому хочется. А самому дико хотелось скользнуть вниз и добраться до плоти Алонсо, что теперь вызвал мурашки на спине и ногах.

Эдвин покорно коснулся гладкой горячей плоти, провел вдоль нее пальцами, медленно оплел в кольцо.

— Боже, — выдохнул он, и неторопливо стал двигать рукой, уткнувшись лбом в плечо Сильвурсонни. — Ваше величество...

Воздух вдруг стал горячим, дыхание не хватало, а слова Алонсо на выдохе лишь добавили огня в и без того напряженную атмосферу, в которой герцог плавился от пытки воздержания. Он поцеловал мужчину в висок, чуть поворачиваясь и предоставляя возможность дальше двигать ладонью по члену, а сам стал одной рукой развязывать шнуровку на штанах Эдвина, то и дело проводя по его возбужденной плоти.

Алонсо уже била дрожь, и страх показаться смешным притупился. Движения его стали увереннее, пальцы осторожно ощупали головку, собрав каплю семени, от чего кожа под указательным и средним пальцем на какое-то время стала скользкой. Эдвин инстинктивно толкнулся бедрами навстречу руке короля, и как же хотелось сейчас назвать его просто по имени. Увы, он не посмел даже просить об этом.

— Да, так, — Луис стал целовать Эдвина уже страстно, окончательно распустив шнуровки и наконец освобождая напряженный, горячий член, который скользнул по ладони навстречу, словно умоляя не останавливаться. Герцог сразу крепко обвил его тонкими пальцами, проходясь по всему стволу, изучая форму и размер, а сам вновь нашел в полумгле влажные губы Алонсо, чтобы завладеть ими безраздельно.

Со стороны эти двое уже не казались просто друзьями, их суматошные трепыхания под шкурами напоминали истинную пляску желания, сдерживать которое невозможно.

Эдвин тихо застонал в губы короля, позволив тому ненавязчиво уложить себя на лопатки, а потом устыдился своего стона и того, как бесстыдно толкнулся ему в руку. Но он хотел толкаться, двигаться навстречу, и не желал останавливаться.

— Еще, милый, не бойся, — Луис нависал над Алонсо, играя с ним почти в жестокость, которая могла привести к быстрой разрядке, но потом навалился сверху и оттянул мгновение полной радости. Ему хотелось получить гораздо больше невинных ласк этой ночью.

Эдвин посмотрел на него, а потом, любуясь строгими чертами лица, запустил пальцы в волосы, ощутил на себе тяжелое жаркое тело. Дышать в комнате от духоты становилось невозможно, но это предавала действу еще большей сладости.

Луис раздвинул ноги Алонсо, опускаясь и теперь целуя его грудь, его темные соски и ведя от них мокрую дорожку к животу, где росли узкой полоской темные волосы, бесстыдно спустился до штанов и потянул их вниз, борясь с тканью и добираясь до сильных и красивых ног Эдвина, что теперь выглядел таким обескураженным и взволнованным.

Сюзерену нравилось, что он реагируем именно так, что его реакции естественны и даже немного испуганны. Особенно теперь, когда язык проводит от мошонки по всей длине члена, который живет отдельно и давно желает любви и...

Герцог лизнул нежно головку и чуть вобрал член Алонсо, забываясь от дел и страхов окончательно и даря все восхитительной ночи, где были лишь двое.

Алонсо вздрогнул и широко распахнул глаза — ощущения от губ Луиса были столь острыми, неизвестными, постыдными и головокружительными, что он невольно схватился за плечи короля, останавливая его от продолжения.

— Нет, — выдохнул он испуганно. — Зачем это?

Луис опешил. Он даже испугался, что делает Эдвину больно, отпустил его и посмотрел прямо в глаза:

— Тебе не нравится?

— Я... я не знал, что так делают. — Алонсо зажмурился от стыда, и отчаяния, и от понимания, что хочется еще раз испытать это ощущение, его губ на коже, там. Это было слишком для него сегодня.

— Я буду нежным, — улыбнулся герцог, — расслабься и просто закрой глаза, — он вновь облизал головку по кругу, играя с крайней плотью, чтобы вобрать член Эдвина и толкнуть себе в горло. Дивная радость, желанное испытание — зажигать животную страсть в ответ, чтобы открывались потаенные двери.

У Алонсо перед глазами все закружилось, и он вцепился в шкуры с такой силой, что выдрал клок шерсти.

— Я не выдержу, — через минуту взмолился он, задыхаясь от переполнявших его чувств. — Ваше величество, я... — Больше ничего он сказать не успел — его тело вздрогнуло в яркой конвульсии, пролив семя в рот любовника, из горла вырвался короткий вскрик и в разуме помутилось от жаркого солнца, заполнившего тело.

Тогда Луис отпустил Эдвина, собирая все до последней капли и вновь скользнул к нему, прижимая к кровати и целуя с дикой страстью, которую пока так и не реализовал. То, что все случилось слишком быстро сегодня, что Алонсо еще не готов, нисколько не смущало герцога. Эта ночь создана для поцелуев — пока только для взаимности, которая не переходит запретного.

— Простите меня, — сквозь поцелуи шептал виновато и было так странно ощущать вкус собственного семени на жарких губах. — Я все испортил... Возьмите меня, — попросил Алонсо, больше жизни желавший дать разрядку любимому. — Прошу вас.

Просьба отдавалась в голове Луиса тяжелым гулом, игнорировать который, сопротивляться которому сюзерен не умел. Он судорожно отыскал валявшийся неподалеку пузырек с маслом, которым смазывал руки Алонсо, щедро обмазал член и прошелся между ягодиц, все еще неуверенный, что это не приведет к боли. А потом принялся вновь заводить Эдвина ртом и проникая в него пальцем.