| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Не положено!
Мало того, что после объявления Екатериной II и Александром I европейских принципов предпринимательства в экономике — Старообрядничество не выродилось и не угасло само собой… Так оно ещё и переживало мощный подъём — претворяя в жизнь коммунистические идеалы общественной собственности и управления.
С середины 30-х годов XIX столетия, уже при Николае I, власти начали пристально бдить-следить за внутренней жизнью этой религиозно-экономической корпорацией и, пришли к неоднозначному для себя выводу: она прямо противоречит государственному строю, принципам сословного общества и развитию экономики на рыночных началах.
И как бы ни после целого века относительной веротерпимости и свободы предпринимательства, вновь началось тотальное наступления на Древнеправославие — хотя и не такими средневеково-драконовскими методами, как это было во времена царя Алексея, патриарха Никона и царевны Софье — гореть им всем троим в аду.
Были закрыты крупные староверческие центры в Москве и Петербурге — Преображенское и Рогожское «кладбища», а также в Иргизе и Керженце.
Но главный, беспрецедентный по своему масштабу удар по идеологическим противникам, правительством Николая I был нанесён в финансово-имущественной сфере. Не желающим перейти в «правильную» веру купцам — пригрозили лишением гильдии с лишением права заниматься предпринимательской деятельности, после чего — они стали бы относиться к «податному сословию», даже с перспективой оказаться в рекрутах.
Не говоря уже про капиталы, которые просто-напросто «прихватизировались» государством.
Согласным же перейти в государственную религию или так называемое «поповство» — своеобразную внутреннюю «унию» РПЦ с Древнеправославием, подсунули сладкую морковку — возможность самому «прихватизировать» общинный капитал, сделав его фамильным состоянием передающимся по наследству.
Во избежание полного краха, деморализованному староверческому купечеству не оставалось ничего, кроме как подчиниться закону…
Но от чистого ли сердца и с честными умыслами они это делали?
Хотя бы в части случаев, это далеко не факт!
Характерно, что одними из первых, на Преображенском «кладбище» — преображённом в церковь РПЦ, записались в православие сыновья отправленного к тому времени в сибирскую ссылку купца Фёдора Алексеевича Гучкова — Ефим и Иван.
Сын последнего из них — Александр Иванович Гучков, напомню — был одним из самых активнейших и настойчивых могильщиков Самодержавия.
Делайте оргвыводы, как говорится!
В целом же говоря, во второй половине XIX века купеческо-староверческий мир — кардинально изменился, со временем восприняв параметры и дух классического западного капитализма. Фактически прекращает свое существование общинная модель «Согласия» — капиталистическое начало полностью вытесняет социалистическое из сферы производственных отношений.
Морозовы, Рябушинские, Прохоровы, Марковы, Багровы, Мальцевы, Гучковы, Трындины, Третьяковы… Не все из них вошли в рейтинг «Forbes», по данным которого — на начало XX века, совокупное состояние этих семей составляло порядка 150 миллионов золотых рублей. На сегодняшний день, эта сумма эквивалентна 115,5 миллиардов.
Низы же старообрядничества после предательства элиты — ещё больше озлобилось и радикализировалось. Если раньше они ненавидели попов и чиновников, почитая при этом Царя-Батюшку и уважая собственных наставников — то теперь их ненависть распространилась на всех и на вся.
Год от года росло в них убежденность, что «государство русское лишено божьей благодати и состоит под влиянием дьявола».
Среди них были выработаны взгляды на воплощение антихриста в императорах романовской династии с Петра Великого до Николая I, а затем и Николая II. В двух последних усматривали очередное обновление антихриста, так как имя «Николай» получило распространение только после падения благочестия на Руси: прежде него никакого «святого Николая» не существовало, а в святцах были лишь Николы.
Ленинский «гвардеец» Бонч-Бруевич, характеризовал рабочих из староверов так:
«Эта среда — крайне замкнутая, тяжелая, своеобразная, чуждая и даже нередко враждебная нам… И смотрящая на интеллигенцию крайне подозрительно».
Но не зря в народе говоря, что «свято место пусто не бывает»!
Очень скоро, у рабочих-староверов появились другие наставники и учителя. А пропагандируемое ими учение — «социализм», так сильно было похоже на прежние порядки — когда артелью можно было «нагнуть» хозяина и заставить его бдить — не свои частные интересы, а общественные.
Ну а потом пришли большевики…
* * *
Закончив, Дед Мартимьян опростал очередную чашку чая и уставился на меня умными глазами из-под бровей:
— Ну а теперь твой черёд вопрошать, Серафим!
Вопрос был наготове, ибо вертелся на языке ещё в «прошлой жизни»:
— Чем отличается древнеправославие от сектантства? От этих самых духоборов, хлыстов, молокан и прочих евангелистов?
Ответ не заставил себя ждать:
— Те, говоря вашим языком — «интернациональны». Для нас же, всё русское — превыше всего.
Рисунок 70. НЕроссияне. Современная семья староверов из Бразилии: настоящие русские — сохранившие в отличии от нас язык, веру и обычаи предков. https://dp32.ru/security-objects/russkie-v-bolivii-poselok-russkih-staroobryadcev-toborochi-v-bolivii-27-foto/
— Так вы — националисты, значит? «Чёрная сотня»?
Тот, слегка обиженно:
— Скажешь тоже! В чёрносотенцах, сплошь и рядом — попы-никотианцы, дворянчики из малороссов, да купчишки-поповцы состояли. А мы никого не трогаем!
Подумавши, я вынужден был согласиться: лидеров черносотенцев — Пуришкевича да князя Шаховского, никак «староверами» не назовёшь. Да и действовала эта организация главным образом на территории современной мне Украины — стало быть и, состояла она главным образом из…
Сами понимаете, из кого!
В собственно же России, никаких погромов не было. Наоборот, при первой же попытке организовать «Союз русского народа» в Санкт-Петербурге, на помещение — где собрались главным образом рабочие-староверы «Невского судостроительного завода», было совершенно террористическое нападение. Большевистские боевики сперва бросили бомбы, затем стреляли по разбегающимся людям из револьверов — убив и ранив таким образом до двух десятков человек3.
Староверы же, действительно — своих идеологических ценностей никому не навязывают и, что сцука характерно — с оружием в руках их не защищают, что лично у меня вызывало резкое раздражение:
— Непротивленцы, значит? Последователи Льва Толстого? Ударь вас по одной щеке — подставите другую… Так, что ли?
Тот, разведя руками, с некоторым оттенком покорности судьбе и обречённости:
— Выходит, что так.
Предельно жёстко:
— Прижмут вас власти — вновь начнёте тараканами по всему миру разбегаться?
Действительно, в моё время общин русских староверов не было разве что в Антарктиде!
Да и то я уверен — если хорошенько поискать среди пингвинов, то отыщутся.
— Ну, а что мы можем сделать?
Хотелось ответить ему словами Наполеона: «Чернь сама по себе ничего не может, со мной она может всё», — но я тактично-технично промолчал, взамен переиначил слова Ленина:
— «Всякая вера только тогда чего-то стоит, когда она умеет защищаться»…!
Наведя указательный палец ему в переносицу, как ствол пистолета, обличающее молвлю:
— Евреи тоже были гонимы, преследуемы и рассеяны по миру — а сейчас они в Москве, сплошь и рядом на руководящих постах. И как ты думаешь, почему? Из-за того, что они умнее всех? Тысяча раз — НЕТ!!! Из-за такой вот — вашей телячьей позиции!
Не нашедшись что ответить, Дед Мартимьян угрюмо насупился, я же выждав паузу, со всей прямотой — хотя несколько покривив душой в начале фразы:
— Что было — то было, прошлое не переиначишь… Учась на уроках прошлого — надо думать о будущем. И не только думать — это и индюк может, а своими руками его строить!
Тот, как бы нехотя, проскрипел:
— Вот я и пришёл поговорить о будущем. Наши большаки согласны дать тебе ссуду на «Завод мини-заводов», но сперва хотят с тобой познакомиться и поговорить.
— «Большаки»?! Это что за напасть такая?
— «Большаки-старшаки» — так мы своих вождей кличем, если по-вашему.
С готовностью, резко — как из окопа в бой, поднимаюсь из-за стола:
— Мне собираться?
Усмехается:
— Погодь чуток, шустёр ты больно. Через недельку за тобой приедут.
Ну, слав те Осподи у меня есть время подготовиться в «послезниние» порыться…
* * *
Вопреки опасениям, меня посадив в сани не увезли куда-нибудь в скит посреди нижегородских лесов-болот, а всего лишь в небольшое село-деревеньку чуть севернее краевой столицы.
Впрочем, «большаки» — лидеры староверческих «согласий», оказались люди как люди. Всего четверо, лет за шестьдесят «с гаком» каждый, одеты более-менее по-современному — хотя и как положено заросшие почти по брови какими-то «средневековыми» бородами.
Поздоровавшись, но не представившись, знамо дело, они первым делом накормив-напоив чаем с мёдом в светлице большого срубленного из брёвен в обхват доме, приступили к неторопливому «допросу»:
— Сперва скажи нам, мил человек: кто таков будешь и откуда на нашу голову взялся такой умный?
Похлопав по карманам пролетарки, я:
— Вам паспорт предъявить, али справку с места работы?
Самый на вид старый из них, не оценив шутки, меня строго одёрнул:
— Не ёрничай милок! Ведь, ты не Серафим Свешников. Твои старшие сёстры, которых мы недавнись привозили и тайком тебя показывали — тебя не опознали.
Самый молодой из них, с нескрываемой ехидцей:
— Да ты с одной из них с полчаса беседовал, но так и не признал!
Рисунок 72. Староверы начала XX века.
Морщу лоб, вспоминая:
— …Это когда?
Мне называют день и, я с изрядной досадой:
— Ах, да!
Была у меня встреча-беседа со странной посетительницей — которую я сперва принял за слегка тронувшуюся, ибо она не могла толком объяснить с какой целью припёрлась и несла какую-то пургу.
Невольно восхищаюсь: ишь ты…
Да у них контрразведка почище чем ОГПУ!
Та то, так и не смогло меня вычислить. Хотя скорее всего — не шибко то и хотело.
Хотел было автоматически сослаться на «контузию», но вовремя прикусил язык…
Ведь сестра то не контуженная и, даже будучи слегка «не в себе» — просто обязана была признать родного братика!
Ну, что ж…
Придётся импровизировать, благо не в первый раз.
Вопреки ими ожидаемому, не стал кочевряжиться и двупёрстно перекрестившись на иконостас с потемневшими от времени иконами и, ему же слегка поклонившись:
— Серафима Свешникова, 4 августа 1920 года — насмерть ногами забил польский офицер в концентрационном лагере под Краковым, за отказ лизать ему сапоги… Царство ему небесное.
Большаки-старшаки последовали моему примеру и, в свою очередь самый старший из них:
— Тогда ты кто таков будешь? Каких краёв, какого рода и если нашей русской веры, то какое «согласие» исповедаешь?
Выпрямив спину, расправив плечи и поочерёдно посмотрев в глаза каждому, отвечаю — наполовину сказав правду, а наполовину соврав в благих намерениях:
— Я не помню про себя ничего, до самого своего появления в диаконнике Благовещенского Храма волостного городка Ульяновка, где меня застал иерей Отец Фёдор, в миру — Свешников Фёдор Евграфьевич. На мне не было ничего из одежды или украшений, кроме этого…
Расстегнув ворот пролетарки, я достал «косой» георгиевский крест — не так давно сделанный из «иновремённой» пластмассы. Сам выпиливал, сам шлифовал — получилось, просто отпад!
Оценив по достоинству произведённое на староверов впечатление, поцеловав и вновь спрятав крестик, я продолжил:
— …Ну и ещё знание, что моё «Андреевское согласие» — ещё «древнеправославнее» вашего! Ибо восходит оно к тем временам, когда Андрей Первозванный истребиша капища богов Велеса и Перуна — крестил в Ладоге что на Волхове, Русь. И происходило это, ещё за полтыщи лет до того — как Владимир Прелюбодей, её огнём и мечом перекрещивал в арианскую ересь греческой веры4.
С нескрываемым удовольствием созерцая сквозь бороды их раззявленные в изумлении рты, продолжаю «грузить» — обращаясь главным образом к самому молодому из «большаков»:
— Знаю, скажите мне: «О такой далёкой истории всяк врать горазд — в прошлое не заглянешь, сам не попадёшь и, как там на самом деле не проверишь». …Так?
Под моим пристальным взглядом, самый молодой «большак» трясёт бородой, что можно расценить как подтверждение моих слов о его мыслях в отношении моих «знаний».
Обращаюсь уже ко всем:
— Хорошо, тогда вот вам знания о грядущем: 11 сентября сего года произойдёт землетрясение на южном берегу Крыма — что вызовет разрушения от Феодосии до Крыма и многочисленные жертвы.
Про этот природный катаклизм, кстати, я знал из романа «Двенадцать стульев» — а не из «послезнания» на компе.
Те в полном обалдении переглядываются… Тогда, как будто прочитав их мысли, я несколько задумчиво-озадаченно:
— Говорите долго ждать? Хорошо… Тогда 14 февраля — пусть хорошенько «потрясёт» в Югославии.
Если «послезнание» на компе не врёт, в этой стране в тот день — в результате сильного землетрясения погибнет с полсотни человек. И случится это буквально через неделю.
Большаки зависли как «операционная система» поражённая «трояном», а я продолжил их грузить:
— Далеко, говорите? Хорошо: двадцатого апреля в Самаре будет наводнение — уровень в Волге поднимется настолько, что речные суда не смогут пройти под Сызранским мостом. Под водой окажутся десятки сёл в Самарском и Мелекесском уездах и, участок железной дороги на участке от Батраков до Самары, где прекратится движение поездов. В самом городе — затопит дома на набережной, вплоть до улицы Казанской и Засамарской слободы.
Те перепугано закрестились, а я продолжаю со всем фанатизмом, на который только способен:
— «Кто я таков», спрашиваете? Отец Фёдор считал меня Ангелом — посланным Создателем для спасения Руси от Антихриста и вы можете последовать его примеру. Ну а если нет, то можете прямо сейчас разбегаться по скитам — ибо, скоро на нашей «одной шестой части суши» — вам места будет мало!
Боюсь, что если мы с ними не договоримся, то тем и кончится дело.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
