Бреду за мэтром и тоскливо глаза к потолку закатываю. Уморят они меня здесь, как пить дать, уморят! Я-то думала, что все занудство в моей жизни с последним госом закончилось... Ан, нет...

— Ты пока еще не знаешь, — продолжал старик. — Но храм Слова отличается от всех остальных храмов, существующих в этом мире и в бесконечном множестве других. Здесь не поклоняются Богам, не взывают к имени покровителя и защитника, не просят, не угрожают и не жалуются. Храм Слова — это бастион, цитадель. Мы Слово храним в прямом смысле. Потому что именно здесь, в самом древнем из храмов находится "Книга мёртвых".

Остановился, протягивая руку вперед, а у меня возникла шаловливая идейка пропеть для придания моменту большей трагичности:

— Па-ба-ба-баааам!!! — еле сдержалась, честное слово, а потому только хихикнула в кулак, чем заслужила хмурый взгляд от мэтра.

— Вот она, "Книга мёртвых", — тихо вымолвил он и на стол в тускло освещенной нише показал.

Смотрю в указанном направлении. На маленькой подставке, которую и столом-то назвать нельзя, лежит здоровенная — метр на метр, не меньше — скрижаль, а на ней большими буквами написано: "Delenda est carthago". И все.

— Эта каменюка и есть ваша "Книга мёртвых", — интересуюсь недоверчиво.

— Она... — это Лаврик за спиной шепчет.

— Мммм... А почему в ней только одно предложение? Нет, фраза, конечно, смыслом насыщена, никто не спорит, но как-то маловато для книги...

— То есть эта фраза тебе тоже знакома? — мэтр смотрел на меня, как на Бога, и мне стало стыдно.

— Ну... — и захотелось даже соврать. — Знакома... Только не надо снова за голову хвататься, пожалуйста! Вам плохо станет, что я потом Киру скажу!?

— Скажешь ему, что я старый идиот, — проворчал мэтр и прямо на пол у книги сел. — Так что там написано?

— Карфаген должен быть разрушен, — призналась я.

— Помедленнее, я записываю!

— И что это значит?

— Ну, вообще это призыв к борьбе.

— А что такое Карфаген? — это Лаврик опять свои пять копеек вставил.

— Государство такое. Было. Давно. Кажется, в Африке, но я не уверена... Да что ж ты записываешь-то все время!? Раздражает...

— Пусть пишет, — возразил мэтр Лин. — Ему полезно... Не смотри на него, слушай меня. На чем я?.. Ах, да. "Книга мертвых". Как ты уже, видимо, догадалась — это не обычная книга, а своего рода артефакт. По всей вероятности, самый древний артефакт из всех существующих. Он предсказывает будущее, дает указания и советы... Один раз в день, вот тут, — жест в сторону камня, — появляется фраза. Мы ее переводим, — тяжкий вздох. — И трактуем, — еще один вздох, не менее тяжкий. — Жрецы храма Слова занимаются этим сотни лет...

Мэтр Лин закрыл лицо руками и застонал сквозь зубы.

— И в один прекрасный день появляешься ты и заявляешь, что мы идиоты, что мы все делали неправильно.

— Ничего такого я никогда не говорила! — совершенно искренне возмутилась я.

— Спасибо, хоть на этом... Лавр, и правда раздражает! Это-то можно уже не записывать!.. Так что, моя дорогая Мира, ты понимаешь, что ты значишь для нас всех?

Сморю на него молча и носом шмыгаю.

— Мы теперь тебя никуда не отпустим...

Так я и знала! Нет, вот чувствовала же, что надо было за креслом баррикадироваться! Аккуратно пячусь по коридору в сторону кривого зала, который мы только что покинули, и настороженного взгляда с Лаврика не свожу. Старик-то мне не соперник, от него я без труда скопчу. А вот длина ног и юность его ученика вызывали сомнение в успехе задуманного мероприятия.

— Мира! — вскрикнул мэтр Лин, когда понял причину моего странного поведения. — Я не в этом смысле!!!

— Да-да, я так и подумала...— делаю еще один осторожный шаг, а потом разворачиваюсь и — бегом отсюда!

— Мира, стой!!! Дурак я старый! Лавр, не считай ворон, беги за ней!..

Поздно! Теперь шиш поймаешь. Вокруг стола я от этого ребенка могу до вечера бегать... Хотя Кир мне, помнится, наглядно продемонстрировал, что от преграды можно и избавиться... Но где Кир, а где Лаврик... Не-а, кишка у Лаврика тонка. Он и не бегает даже. Стоит напротив, опершись о стол, и подозрительно на меня щурится.

— Бабы — дуры, — шипит сквозь зубы.

— Сам дурак.

— Кому ты нужна?

— Нелогичное заявление, учитывая все, только что сказанное, и то, что меня тут некоторые пытаются у предмета мебели зажать!

— Я в том смысле, что ты все не так поняла...

— Ага-ага...

— Мира, прошу тебя, — это мэтр Лин, наконец, добрался до нас и теперь тяжело дышит и крадется ко мне с другой стороны.

Недолго думая, легко вскакиваю на стол. Я инструктором по аэробике не один год работала, ноги у меня — будь здоров. Так могу врезать, что небо в алмазах увидят.

И вот стою я посреди стола напуганная до безобразия, с задранной юбкой, чтобы отбрыкиваться легче было, а у ног моих совершенно несчастный мэтр и нерационально счастливый его ученик, под юбку мне пялится, паразит. И что теперь делать? Долго мне так оборону держать? Боги, но где все-таки Кира носит!!

— Мира, — ласковым голосом, словно с умалишенной разговаривает, увещевает старик. — слезай, ты меня неправильно поняла... А ты не смотри! — рявкнул на Лаврика.

— Чего не смотреть-то? Ноги красивые, а она сама показывает и вроде не возражает! — возмущается и плечами пожимает. Тоже мне любитель прекрасного!

— Не поспорю, ноги красивые... — послышалось за моей спиной долгожданное и любимое.

— Пойду я, наверное, — нелогично пробормотал Лаврик и растворился в книжных полках.

А я смотрю на красавчика и чуть не плачу от облегчения.

— Кир, ты не представляешь, как я рада тебя видеть! — он меня со стола снимает, но из рук не выпускает.

— Ну, слава Изначальному, — бормочет мэтр Лин и без сил в кресло опускается. — Я уж думал все, смерть моя пришла...

— А что у вас тут происходит? — муж мой подозрительно глаза сощурил и так ненавязчиво меня чуть ниже спины поглаживает.

— Черт знает что, происходит! — жалуюсь я. — Меня тут без тебя чуть в монастырь не упекли! Чтоб я еще раз в какой храм пошла?! Да, ни ногой!

— Еще чего! — мэтр Лин возмущенно бородой трясет. — Не хватало! Да я бы повесился, если бы ты в наш храм ученицей пришла. Хватит, ты меня за этот час в конец угоняла!.. Послушай, мальчик, — это уже Киру, не мне, — глазки мне строить не надо, на меня твои грозные взгляды не действуют. Твоя жена, как оказалось, обладает уймой талантов и чересчур богатым воображением. Я ей сказал, что мы ее теперь никуда не отпустим, вот она, видимо, и решила, что прямо отсюда не отпустим...

— Понятно, — тянет Кир, но я-то вижу, что ничего непонятно.

— Она знает язык мертвых! — это из-за стеллажей раздалось, а мэтр только зубами скрипнул.

Красавчик посмотрел на меня удивленно и недоверчиво.

— Правда, сокровище мое?

— Неправда, — ну, не могу я ему врать, так и пытаться не буду. — Совсем немножко.

— Но гораздо больше всех нас вместе взятых, — констатирует седовласый мэтр. — Так что, ты уж береги ее, Кир! Я лично даже представить себе боюсь, сколько информации хранится в ее сумасбродной головке.

После этих слов Кир еще крепче сжал меня в объятиях.

— Идите уже, — махнул на нас рукой старик.

— Э! — я возмущенно воскликнула, потому что красавчик развернулся и понес меня к выходу. — А что с Изначальным миром-то!? Мы же так и не поговорили!

— О, давай не сегодня, а? — мэтр аж шарахнулся от меня, нехороший человек. — Давай ограничимся мертвым языком на сегодня. Ибо если вдруг выяснится, что ты на самом деле из Изначального мира, мне останется только наложить на себя руки...

То есть мне просто не верят. Обидно. Обнимаю Кира двумя руками и лицо на его шее прячу. Кто меня за язык тянул с этой латынью?.. Теперь точно в покое не оставят. И что за жизнь... Покой нам только снится...

Глава четвертая, немножко застольная

— Аркадий Варламыч, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?

— Заметьте — не я это предложил!"Покровские ворота"

— А я ему и говорю... — Розетта сделала маленький глоток и, с трудом сдерживая слезы, выдавила из себя:

— Ох ты ж, едрит твою копалки!! Из чего ты его гонишь-то??

Вишня скромно потупилась. Этот вопрос ей за вечер задавали уже в пятый раз и в пятый раз она ответила:

— Фамильный рецепт, никак не могу раскрыть тайну. Но вы пейте, не стесняйтесь, у меня еще много.

Не то что бы на праздничном столе, организованном жителями деревни в честь новоприобретенной общственной магички был недостаток алкоголя. Были здесь и вина заморские с этикетками красочными, и настоечки домашние, вишневые, смородинные и даже рябинно-крыжовенные, и сверкающее зеленым боком в зачарованном льду шампанское, и янтарный густой коньяк. Все это было, красиво стояло между явствами и закусками и не пользовалось популярностью. Предпочтение сегодня явно отдавалось Вишниному самогону. Юная магичка отравы не жалела, благо, увеличенная запрещенным заклинанием еще в школьные годы фляга вмещала в себя почти двадцать литров.

— И правда, Розочка, — с другого конца стола подала голос староста, — не отвлекайся.

— От чего не отвлекаться-то?

— От рассказа...

— А о чем это я?..

Над столом повисла секундная пауза, а потом все дружно захохотали, осознав, что ни рассказчик, ни слушатели сути разговора уже не улавливают.

— Хороший самогон! — отсмеявшись, похвлила Розетта. — Милена, свет очей моих, предлагаю у магички в контракте отдельным пунктом прописать премиальные за изготовление этого нектара. Мы в Белом Городе с этим чудо-напитком озолотимся!

— В Город с ним никак нельзя!!! — испугалась Вишня. Не хватало еще на самогоне погореть. Да, его там каждая собака с завязанными глазами узнает!

— Это почему? — пьяным голосом поинтересовалась Милена.

— Я слово умирающему батюшке дала! — нагло соврала девушка. — Что на продажу самогон наш фамильный гнать никогда не буду.

Женщины грустно вздохнули и Арфина, самая молодая из местных, произнесла уже в восьмой раз за вечер:

— Вот же мужики! Заразы! Одни неприятности от них! И с того света нас достают!

Арфине было сложнее всех, в отличии от остальных жительниц деревни, женщин жизнью умудренных и о коварстве сильной половины человечества знающих не по наслышке, эта двадцатилетняя красавица в лагерь мужчин отправила не мужа, но жениха. Обожаемого, любимого и любящего, между прочим. Однако женская солидарность — штука страшная. Поэтому и страдала теперь невеста и от того, что жених оказался таким слабовольным, и ушел, когда она его прогнала, и от того, что она пошла на поводу у остальных женщин деревни и не отправилась вслед за Диосом. А тот звал! Ох, как он звал! Воспоминания о прощальном вечере до сих пор отзывались сладкой мукой во всем теле, а прошло ведь уже больше месяца... А точнее, один месяц, две недели и четыре дня.

А ведь как мило все начиналось!

Близился двадцатый день рождения Арфины. И к этому дню готовились тщательно. В доме именинницы шилось полупрозрачное голубое свадебное платье, в доме Диоса были куплены красивые брачные браслеты, белые, с черными рыбками по краю, в знак того, что семья будущего мужа занималась рыболовецким промыслом. В доме старосты брачные браслеты никто не покупал, они были куплены давно, еще в тот день, когда Арфина появилась на свет.

Грустную историю Вишня слушала с замиранием сердца и все примеряла на себя печальную роль несостоявшейся невесты.

В пятое весеннее утро у калитки, обсаженной шиповником, сошлись два молодых человека с почти одинаковыми коробочками в руках. Арфина испуганно ахнула и убежала за матерью. Пришедшая на шум Астра была категорична:

— Да плевала я на то, о чем мой покойный муженек с твоим батюшкой договаривался, — скривив презрительно губы, произнесла женщина. — Он со мной не советовался, желаниями дочери не интересовался, так что ступай, сынок, домой. И пусть староста своему сыну невесту в другом месте поищет.

И в деревне начались военные действия. Сначала, староста отказался проводить свадебный обряд. Не буду, говорит, хоть режьте. Либо Арфина берет браслет у его, старосты, сына, либо до скончания века ей в девках сидеть! И жене своей запретил услугами Астры, единственной на всю округу кружевницы, пользоваться.

— А что ж вы к храмовнику не пошли? — изумилась Вишня.

— Так нет у нас храмовника-то, — Арфина из хлебного мякиша шарик двумя пальцами скатала и щелчком его воробью, снующему у скамейки бросила. — А официальное приглашение мэтру Киносу послать только староста имеет право...

Грустно. Но дальше, как оказалось, было еще грустнее.

Отец Диоса, и дядья его, и братья, конечно, были на стороне родственника. С одной стороны. А с другой, как-то некрасиво получается. Это что ж, выходит, что они, достопочтимое семейство рыбаков, вековые традиции нарушают. Повелось же так давно и верно, столетиями проверено, как глава семьи порешил, так тому и быть. И неважно, жив ли этот глава или помер давно. А потому на всякий случай всем своим женщинам велели родственники Диоса дом Астры обходить стороной.

Женская половина деревни подумала-подумала и решила: да, сколько ж можно над долей бабской измываться!? Сколько ж они кровушки нашей попили, сколько нервов попортили?.. Где ж это видано! В наш просвещенный век девку силком замуж выдают! (Тут Вишня смущенно закашлялась и неловко на месте заерзала. А еще захотелось рот двумя руками зажать, чтобы о своей печальной судьбе не поведать).

Короче, слушать мужниных приказов женщины Малых градов не стали, а для начала объявили "забастовку скрещенных ног".

— Это как? — полюбопытствовала Вишня, запихивая в рот пирожок с черничным вареньем.

— А так, что когда ... — начала было Розетта, но подавилась словом, поймав на себе грозный Миленин взгляд, и продолжила уже совершенно не так, как собиралась:

— Впрочем, ты все равно не поймешь!

Так что тему скрещенных ног замяли, хоть Вишня и решила расспросить потом подробно обо всем Арфину, не зря же она во время рассказа ей, Вишне, активно подмигивала и всяческие заговорщицкие сигналы подавала.

— А дальше-то что?

— А дальше разозлились наши мужики, — грустно улыбаясь, продолжила рассказ Милена. — С забастовкой знаешь, какой кисель получился... Тут не в сути дело, а в принципе. Обиделись мужики, что мы их таких хороших, таких сильных, таких добытчиков и защитников по боку пустили... Не знаю, с кого началось, но сначала они по дому перестали дела делать, потом семью кормить бросили. Мол, раз вы такие умные, то сами и кормитесь и вообще...

Милена нахмурилась и Вишне показалось, что женщина с трудом сдерживает слезы.

— Обида — она, как камень, который с горы катится. Уж если покатился, то не остановишь. Они денег не приносят — мы и без них заработаем. Они гвоздь в стену вбить не могут — мы сами вобьем. Короче, день за днем, разругались — разъехались. Они нам деревню оставили, сказали, пропадите вы пропадом, вместе с вашими истериками, дуры, а сами в старый шахтерский лагерь уехали... Сыновья — те-то нас еще навещают иногда, а остальные...