| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Вполне возможно, Коба, — кивнул головой маршал, — Японцы уже наносили удар, со своей подводной лодки, по территории метрополии американцев. В сорок втором году, эта лодка тогда потопила одну из наших подводных лодок, которые мы тогда на север перебрасывали, с Тихого океана.
Сталин тоже, в знак согласия, кивнул, вспомнив тот случай. А Ворошилов продолжил:
— Японцы, после того случая, решили создать целый флот подводных лодок с ударными гидросамолётами на борту. И которые могут их, и выпускать, и принимать на борт в океане. Сейчас у японцев есть четыре таких подводных лодки. На двух по два самолёта, ещё на двух по три. И они намеренны, выпустить по шлюзам шесть торпед и сбросить четыре бомбы. И у японцев есть хорошие шансы реализовать этот план.
— Я понял, Клим, — медленно произнёс Сталин, — И когда говоришь, японцы планируют это сделать?
— Выход подводных лодок планируется в первой декаде августа, — ответил Ворошилов, — И планируется два удара. Один по промежуточной базе американцев в Тихом океане. Остров, извини, не помню. После чего планируется переход к берегам Панамы. С ударом по шлюзам в конце августа[38]. И если бы операция осуществится, то это сильно затруднит поставки грузов в Австралии, в западные штаты США, некоторые страны Южной Америки, из Европы. А также сильно повлияет на снабжение американских войск на этом театре военных действий. Плюс, до уничтожения этих подводных лодок, которые будут наносить удары, после этого рейда, уже по территории США, американцам придётся задействовать значительные силы, для противодействия им.
— Клим, их всего четыре лодки, десяток самолётов, — произнёс Сталин, — американцы их быстро уничтожат.
— Уже есть пятая, оборудованная в танкер снабжения, — пожал плечами Ворошилов, — Плюс в достройке ещё по две, из каждого типа, в высокой степени готовности. И есть ещё одна, из тех, что побольше, на три самолёта, повреждённая правда, во время большого налёта в конце июля[39]. И пока они их все не утопят, то так и будут вынуждены значительные силы отвлекать от удара по Японии. Сам понимаешь, Коба, это не способствует успеху в десантной операции. Особенно такого масштаба. Что американцы планируют. Особенно на весну следующего года. Та, что планируется сейчас, на октябрь, нужна в первую очередь для захвата аэродромов. С которых американцы и хотят прикрыть снабжение главного десанта.
— Я понял, Клим, — снова медленно произнёс Сталин, — Конечно, эту информацию мы Трумэну говорить не будем. Посмотрим, как там ситуация разрядить. Но вот Жуков и остальные говорят, что меньше чем за месяц они Японию не одолеют. А ты говоришь про две недели.
— Коба, — Ворошилов посмотрел прямо в глаза Сталина, не отводя взгляда, — Жуков и остальные учитывают только военную составляющую вопроса. А при этих условиях, да, нам возиться с войсками японцев и их союзников в Маньчжурии месяц, а то и два. Но они не учитывают политическую и экономическую составляющие. Наш удар лишает японцев последнего безопасного экономического района. Без которого они не могут продолжать войну. И осознав, что они там проигрывают, и мы займём эту территорию за месяц боевых действий, причем при их сопротивлении, японцы капитулируют. Так, что через две недели наши десантные части займут все ключевые точки в Маньчжурии. А остальные части ещё с месяц будут идти до Порт-Артура. Так же нам надо будет рассчитывать, что воздушные и морские десанты нам понадобятся, чтобы высадиться в Корее и на северных островах Японии. Где надо готовиться создать Социалистическую республику Эдзо.
— Ты думаешь, японцы отрекутся от императора? — усмехнулся в усы Сталин. На что Ворошилов произнёс:
— Ну давай, Коба, начнём со времён, совсем не былинных. И от нас совершенно не далёких. Всего-то это было лет восемьдесят пять назад. Когда, на Хоккайдо, существовала республика Эдзо. Так что появление этой республики, причём как Социалистической Республики Эдзо, вполне обоснованно. Надо только создать благоприятный имидж тем, кто её создал, после того как их предал последний сёгун. И что именно северяне долго сопротивлялись диктату южан. Будучи более развитыми и цивилизованными. Да и юг Японии, это китайцы, север, это совсем другой народ. Который южане называли черноногими. Но их можно назвать народом ямато, близкий тибетцам. И который создал эту империю. Будучи оттеснённым пришлыми на север. А император может быть почётным главой государства. Одно, другому не мешает.
— То есть, Клим, предлагаешь там сыграть на отделение севера от остальной Японии. А стоит ли эта овчинка выделки?
— Ну народ там, Коба, дисциплинированный, трудолюбивый, упорный. Можно устроить соревнование между капитализмом и социализмом.
— Хорошо, Клим, в общем, я принял твоё мнение, — согласился Сталин и добавил, — Решено, пока начало операции откладываем на девятое ноября. Дадим себе время оценить обстановку и принять решение. Пока мы не выходим из рамок достигнутого, с союзниками, соглашения. Хотя военные и настаивают на проведение операции летом. Опасаясь распутицы. Но если наш удар по японцам настолько для них катастрофичен, то думаю, такая проблема не сильно нам помешает. Но что ты так зацепился к трофеям? Зачем они тебе?
— Трофеи, Коба, это уже наше, а все эти студебекеры придётся вернуть, — поморщившись, ответил Ворошилов, — А то, что возьмём трофеями, может послужить и несколько десятилетий. А то и в следующем тысячелетии послужит[40]. Плюс я хочу получить как можно больше немецких технологий. Мы уже не только получили две немецкие подводные лодки с едиными двигателями, но и смогли получить доступ к нескольким типам новых немецких самолётов. Приборам, позволяющим видеть в темноте. Ну и многому другому. Да и своё забрать смогли. Наши члены комиссий уже обнаружили довольно большое количество оборудования, которое успели сделать, по торговому соглашению, но к нам не отправили. Оно так в ящиках и осталось. Теперь его забираем и вывозим. И есть ещё один вопрос, который можно понять, если только смотреть глазами тех, потомков.
— Это какой вопрос Клим? — Сталин снова прямо смотрел на Ворошилова, а тот, подняв взгляд к потолку начал отвечать:
— Понимаешь, Коба, я хочу использовать трофейную технику в двух ипостасях. Первая для обучения, — Ворошилов перевёл взгляд на Сталина и продолжил, — вот представь Коба, идёт обучение курсантов. Ты в окопе, а на тебя прёт танк. Тебе страшно, но ты знаешь, твой отец, дед, прадед, от него не бегал. И ты не моги. Ну и потом, уже на полигоне, ловя в прицел орудия знакомы и ненавистный силуэт, пусть и другого такого танка, ты понимаешь, промахнуться ты тоже право не имеешь. И в обучение будешь вкладывать всю свою пролетарскую ненависть.
— Сильно, Клим, сильно. Учится военному делу настоящим образом, причём со всей пролетарской ненавистью, это ты действительно сильно сказал. И надо будет подумать, над этим вопросом, — кивнул в ответ Сталин, и сам спросил, — Ну а вторая ипостась, это что?
— Это, Коба, память, — произнёс Ворошилов, — Вот сейчас очень живы воспоминания об этой нашей победы. И мы не способны осознать величие всей нашей победы, которая стоила нам жизни двадцати семи миллионов человек, в том числе более восемнадцати миллионов кто был убит пришедшими к нам врагами...
— Сколько? — буквально вскричал Сталин, заставив встрепенуться Власика, который увидев, что Сталин хоть, и возбуждён, но продолжает беседу, несколько успокоился и продолжил ужинать, хотя и бросал короткие, недовольные взгляды на Ворошилова. А Сталин продолжил:
— Ты в своём уме, Клим? Откуда такие цифры?
— Увы, Коба, так оно и есть, — стараясь выглядеть и говорить спокойно, произнёс маршал, — Мне это тоже тяжело говорит, аж горло перехватывает, но эти подсчёты от туда. Усреднённый уровень смертности для нашей страны несколько более двух миллионов человек в год. Что поделать, люди смертны, и это приходиться принять. Но есть такое понятие как сверхсмертность, когда уровень смертей начинает, по разным причинам, превосходить этот обычный уровень. Так вот, эти четыре года, средняя сверхсмертность составила четыре с половиной миллиона в год. От сюда, и эта цифра, наших военный потерь, восемнадцать миллионов. Двадцать семь, это все, кто умер, за это время, в том числе и по естественным причинам.
Сталин наполнил цинандали[41] свой бокал для вина второй раз и залпом выпил его содержимое. Из-за чего Ворошилов удостоился осуждающего взгляда Власика. А Сталин, с мрачным видом и глубоко дыша, от осознания трагедии, продолжил выслушивать Ворошилова, который стал развивать мысль:
— Тут нам, Коба, уже и не изменить ничего. Если только не снизить наши потери в войне с японцами. Пусть там они и будут в десяток тысяч, но для нас сейчас важна каждая жизнь. И тут не помешает использовать силы союзников против японцев. Да и уже лет через двадцать, двадцать пять будут поколения, которые об этой войне будут знать только понаслышке. И им важно будет самим узнать, руками пощупать, какую силу сломили их, не вернувшиеся с войны, отцы и деды. И на чём они воевали. Начиная с того какое оружие было в сорок первом. Поэтому то, очень важна сохранившаяся на Дальнем Востоке техника. Самолёты, те же И-16[42]. Или же танки БТ-7 и Т-26[42]. Орудия, что были в войсках на начало войны. И эта техника, должна попасть не на переплавку, а в музеи, на памятники. Но и не менее важно, чтобы люди видели, с чем именно столкнулись их героические предки. И в музее должна быть экспозиция не только нашей техники, но и немецкой, причём в тех залах, где будут показывать звериную сущность фашизма. Показывая, насколько они были сильны, когда им сломали хребет. И что это была вся Европа. Эдакий Евросоюз. Так что иностранная техника, взятая у вермахта, тоже должна быть представлена. И желательно в полном объёме. Так что все выставки трофейной техники необходимо будет сохранить. В том числе и центральную выставку, ту, что в Москве[43]. Хотя конечно позже, когда она будет мешать развитию города, то можно будет и перенести эту экспозицию, куда-нибудь под Кубинку. На высоте наша техника, где-то в низине трофейная. Да и вообще, все наши центральные памятники могут иметь композицию из двух элементов. Вверху, на высоком постаменте, техника победителя с гордо поднятыми вверх стволами орудий. А у подножия постамента, поверженный враг, со стыдливо опущенным стволом, и задранной вверх задней частью. Плюс фильмы, где можно для полноты и торжества соцреализма нужно будет использовать настоящую немецкую технику, вооружение и снаряжение. Причём подобную технику можно будет использовать не только в фильмах, но и для, различных подобных театрализованных представлениям. В перспективе, подобные мероприятия, когда зрителям будут показывать события Бородинского сражения, или там Полтавы, а также события этой войны будут весьма популярны. И не помешает оставить для всего этого антураж.
— Это всё понятно, Клим, — тяжело вздохнув, произнёс Сталин, — Но такие цифры. Я не думал, что мы понесли такие потери.
— По этому, Коба, у меня и есть предложение максимально использовать всяких союзников. Поляков, румын, болгар, финн. Направив их части на Дальний Восток. И использовать их для прорыва японских укреплений, — проговорил маршал, — Плюс есть ещё два предложения. Одно направленно на то, чтобы компенсировать потери населения, а вот второе...
Ворошилов посмотрел на собеседника, который сидя всё ещё с крайне мрачным видом проговорил:
— И что же ты, Клим, предлагаешь?
— Я Коба с одной стороны предлагаю дать возможность всем бывшим соотечественникам вернуться. Всем, кто эмигрировал в своё время за рубеж. Так сказать, гарантировав им не только безопасность, но и карьеры. Второе, не изгонять население с тех территорий, которые войдут в состав СССР. Пусть уезжают те, кто хочет, а те же немцы, в Пруссии, или в перспективе японцы на Сахалине и Курилах могли бы и остаться. И принять гражданство. А то могли бы переехать и те, кто хочет жить в Советском Союзе. Включая и тех, кого из своих домов начнут выгонять чехи и поляки. Ведь если Силезию и Померанию отдадут полякам...
— Не отдадут, Клим, я снял своё требование о компенсации земель Польше со стороны Германии. И Белосток, с Перемышлем и Сувалками остаются за нами, — прервал маршала, Сталин, — Полякам оставим только те земли, что лежат между старой польско-германской границей на западе и севере, ну и по нашу новую западную границу с ними. Даже Данциг они не получат. Тот отходит в нашу зону оккупации Германии.
— Не знал, Коба, честно не знал, — развёл руки в стороны Ворошилов, — Но это и не плохо. Пусть так и будет. Я только за. Но всё равно несколько миллионов немцев живёт в Чехии, сотни тысяч в Польше. И их всех изгонят. Причём в весьма жёсткой форме и с большими жертвами[44]. Особенно среди женщин, детей. Плюс союзники назвали интернированными большое количество немецких военнослужащих, попавших к ним после капитуляции. И не распространяют по отношению к ним нормы Женевской конвенции[44]. Они даже их учёт не ведут. Разместив их в чистом поле. В таких условиях, что и немцы не обеспечивали нашим военнопленным. А это приведёт к тому что, к весне, там умрёт до восьмисот тысяч человек, которые окажутся как бы пропавшими без вести.
— И что ты предлагаешь, Клим? — казалось, что успокоившийся Сталин, буквально буравит маршала взглядом. На что Ворошилов, не отводя взгляда ответил:
— В ближайшем будущем союзники сделают нам предложение, от которого будет сложно отказаться. Амнистировать осуждённых по статье о контрреволюционной деятельности, как политической. Предоставив такие условия, что отказаться будет невозможно.
— Они уже выступили, с предложением амнистировать всех, кого мы уже осудили за измену родины. И их предложения действительно таковы, что отказаться сложно, — произнёс Сталин. На что Ворошилов, кивнув, продолжил:
— Плюс руководители, из Западной Украины и из Прибалтики, начнут слёзно просить вернуть из Сибири их уроженцев. Так как эти местности совершенно обезлюдили. Но я считаю, что так делать совершенно нельзя. Большая часть, таких амнистированных, сразу же уйдёт в леса. Пополнив ряды тех, кто сейчас бандитствует, выступая против нас. И этот шаг только усилит националистическое подполье в Прибалтике и Западной Украине. Нет, тех, кто смалодушничал, а то и осознал, что был не прав, и готов исправиться, надо будет направить в штрафные части. Искупить так, сказать вину, но остальных выпускать нельзя. Так что, надо, по, так сказать, вновь открывшимся обстоятельствам, на всех, кого мы осудили за предательство, завести дела по уголовным статьям. Таким как грабежи, насилия, убийства. И оставить их в лагерях. Но уже как уголовных. Хоть и амнистировать за измену Родине. Но перед союзниками поставить вопрос, что, для подготовки к войне с Японией, нам нужны будут рабочие руки, ну и предложить поделиться, этими так сказать, интернированными. Уроженцами занятых нами территорий, да и вообще желающими. Обменять, так сказать, чистое поле, посреди зимы, за колючей проволокой, с тарелкой баланды, причём не каждый день, на содержание у нас. Плюс принять желающих из Польши и Чехии. Но и это не всё.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
