Болото пепла

— Дай-ка поднос этой барышне, — кивнул Плюм на Твилу и хмыкнул.

— Что, прям со всем, что на нём есть?

Закатившиеся глаза Плюма грозили застрять в таком положении навечно.

— Делай, что велено!

Девушка поспешила сгрузить поднос Твиле. Со стороны, казалось, что держать его легко, но та аж просела под тяжестью.

— А теперь пройдись-ка вооон до того стола, — велел Плюм, из тона которого улетучилась вся любезность, вместе с преувеличенной вежливостью.

Эшес кивнул ей, и Твила двинулась в указанном направлении. Её руки дрожали от напряжения, посуда угрожающе звенела, сталкиваясь глиняными боками. Кое-как, но она справилась с заданием. Дойдя до стола, девочка с видимым облегчением плюхнула на него поднос и обернулась, радостно улыбаясь.

— Куда?! — заорал Плюм. — Отдай клиенту размазню из пареной репы и отправляйся по другим заказам, пока все мухи в этом заведении не передохли!

С разных сторон раздался одобрительный гул, а Твила вздрогнула и поспешила дальше.

Зрелище собрало немало зрителей. Кое-кто даже посчитал забавным чинить испытуемой препятствия, но Эшес быстро положил этому конец, слегка надавив на затылок весельчака, отчего тот обмяк и обнялся с Морфеем на следующие полчаса.

— Всё, хватит, теперь вытри столы, — велел Плюм, когда поднос наполовину опустел. — Дай ей утиралку.

Рукаэль послушно протянула Твиле тряпку, которую носила заткнутой за пояс.

Мелкие кости и объедки влипли в доски, сделавшись их неотъемлемой частью. Работы у Рукаэль и без того хватало, так что самое большее, на что столы могли рассчитывать, это мимолётное прикосновение тряпкой раз в день. Тем не менее, Твила старалась, как могла. Покончив с первым столом, она хотела взяться за следующий, но Эшес положил этому конец.

— Довольно, иди сюда. Ты и так уже показала господину Плюму, что можешь справиться с этой работой.

Опасливо покосившись на трактирщика, она вернула тряпку Рукаэль — та была разочарована, что остальную работу придётся выполнять самой — и подошла к нему.

— Ну, что берёшь её в подавальщицы? — осведомился Эшес.

Плюм, недовольно хмурившийся оттого, что кто-то посмел отдать распоряжение в его трактире, кинул на него злорадный взгляд и выдержал драматическую паузу.

— Нет, — загоготал он, и сидевшие за столами подхватили его смех, хватаясь за бока и хлопая себя по коленям. Несколько аж подавились, пытаясь совместить два дела сразу — есть и хохотать.

Впрочем, на Эшеса ответ не произвёл должного эффекта. Он с самого начала подозревал, что Тучный Плюм не собирается нанимать Твилу.

— Почему?

— У меня на то есть Рукаэль. А девчонка-то, небось, хочет, чтоб ей платили! Или за так будешь работать, а? Коли за так, оставайся, мне не жалко.

Эшес повернулся к Твиле:

— Идём.

Валет, не смеявшийся вместе с остальными, сочувственно коснулся двумя пальцами своей широкополой шляпы с высокой тульей и посторонился, пропуская их. Эшес кивнул ему.

* * *

Спровадив этих двоих, Плюм отправился на задний двор, прихватив с собой лохань с объедками — кормить свиней. При виде его, грязно-розовые туши взревели от радости, предчувствуя угощение. Он вывалил перед ними содержимое вонючей лохани и, привалившись к забору, стал с умилением наблюдать за их трапезой, сопровождающейся свирепым визгом и отпихиванием соперников.

— Ну-ну, тут всем хватит, — примирительно заметил Плюм и поймал на себе взгляд Хрякуса.

Это случалось уже не в первый раз и, не будь тот просто безмозглой прожорливой скотиной, Плюм назвал бы этот взгляд изучающим. Впрочем, в следующую секунду заросшие шерстью глазки уже снова сосредоточились на еде.

На три вещи в этой жизни трактирщик мог смотреть вечно: как считают деньги, как Эмеральда Бэж наклоняется за упавшим платком, и как эти твари жрут. Последнее зрелище действовало на него особенно успокаивающе. Вот и сейчас подгаженное хирургом настроение выправлялось по мере того, как уменьшалась куча объедков. Плюм ненадолго отвлекся от созерцания, чтобы подпиннуть в загон кусочек, видимо, выпавший из лохани, когда он её нёс. За добавку тут же развернулась борьба аж между тремя претендентами.

— Ну, чего там застрял? — послышался из трактира голос Сангрии. — Или вместе с ними жрёшь?

Плюм скрипнул зубами и сжал кулаки. Ну что за баба! Даже такой момент ей надо испортить!

— Уже иду! — проорал он в сторону двери и, повернувшись к свиньям, нежно добавил: -Кушайте, не торопитесь и хорошенько прожёвывайте.

(В этот момент Хрякус, вышедший победителем из недавней возни, как раз дожёвывал палец с чьей-то правой, а, может, и косолапой левой ноги).

Через пару минут с делом было покончено, и Плюм вернулся в трактир с пустой лоханью.

* * *

— Я сделала что-то не так? — тихо спросила Твила, когда они вышли.

— Нет, это не из-за тебя. Ты всё сделала правильно.

— Тогда почему он меня не нанял?

— Потому что есть люди, которые не любят, когда другие делают что-то правильно.

— А что с тем, другим? Ну, у дверей...

— А, ты про Валета. Как-нибудь на досуге сама у него и спросишь. В ответ услышишь с десяток историй его жизни, выберешь, какая больше нравится.

Эшес подозревал, что Валет уже и сам не помнит правду. Вернее, искренне верит в истинность каждой из них: столько небылиц ему пришлось рассказать за свою жизнь, хочешь не хочешь, запутаешься.

— А он родился с таким носом?

— Ты когда-нибудь видела, чтобы люди рождались с золотым носом? Нет, это протез. Он хочет, чтобы после смерти его тело перенесли в древнюю усыпальницу, а протез перековали в монеты и положили ему на глаза.

— И что, так и сделают?

— Нет, конечно, — усмехнулся Эшес. — Закопают на погосте, как всех, и хорошо, если перед тем никто нос не отрежет. Голодна?

Уже давно перевалило за полдень, и желудок у него крутило.

Твила кивнула, и они направились через дорогу к Старой Пай. Та торговала на углу жареными каштанами. Эшес купил два кулька — один девочке, другой — себе. Он уже собирался отойти, когда заметил, какими голодными глазами она смотрит на рисовую лепешку, и взял и её. После этого в кармане осталась всего пара мелких монет, которые даже не бренчали.

Они расположились прямо тут: Твила уселась на перевернутую кверху дном бочку из-под сельди, а Эшес — на сложенные возле плотницкой доски (стараясь не обращать внимания на прилипшего к окну и изнывающего от любопытства владельца). От теплого кулька пряно пахло орехами, и он принялся разгрызать горячие плоды, размышляя о том, куда пойти дальше. Пару раз поймал на себе взгляд Твилы, но вслух она ничего не спросила и, застигнутая врасплох, отвела глаза. Когда он потянулся в очередной раз к кульку, один из темно-коричневых шариков полетел на землю и резво покатился прочь. За ним тут же бросилась нелепая фигура, ростом не выше Твилы, но скособоченная и лишенная шеи, зато наделенная непропорционально большой головой. Заскорузлые пальцы схватили беглеца, успевшего обзавестись грязевой корочкой, и закинули в рот.

— А ну, выплюнь его, Лубберт! — велела Старая Пай внуку, но ответом ей был смачный хруст.

Мальчишка снова опустился на четвереньки и, вертясь как волчок, убежал за стену соседнего дома. Оттуда раздалось хихиканье с подвываниями.

— И когда же вы сподобитесь камень-то из его головы выковорнуть, а, мастер Блэк? — всплеснула руками торговка.

— Я уже говорил, Пай, — мягко ответил Эшес, — нет у Лубберта никакого камня, просто он такой уродился и таким останется. Тут уж ничего не поделаешь.

— Не был он таким! — в сотый раз повторила та.

Старушка упорно продолжала верить россказням о камне слабоумия и объясняла нежелание Эшеса вскрывать голову её внуку исключительно вредностью хирурга. При всяком удобном случае, она подступалась с этой просьбой, видимо, надеясь его переупрямить.

— Кто это, мастер Блэк?

Эшес проследил, куда указывала Твила, и увидел на противоположной стороне улицы Эмеральду Бэж. Та усердно разглядывала их в позолоченную подзорную трубку. Сообразив, что её заметили, она сделала то, что положено делать всем леди в компрометирующей ситуации: избавилась от улики, передав трубку компаньонке, прижала к носу флакончик с нюхательной солью и поспешила прочь. Вскоре обе скрылись в шляпной мастерской.

— Очередная сгорающая от любопытства, — пояснил Эшес, — придётся привыкнуть, первое время все так на тебя будут смотреть. Доела? Тогда идём.

Твила с готовностью поднялась. По правде говоря, он ещё не придумал, куда идти дальше, но решение буквально само кинулось им под ноги: едва ступив на дорогу, Твила столкнулась с вынырнувшей из-за угла старухой. Годы и тяжелая работа согнули её спину почти параллельно земле, но Эшес, да и все в деревне знали, что, несмотря на почтенный возраст, вдова Доркас Уош заткнет за пояс любого здоровяка.

Корзина, которую она тащила, выпала из подагрических рук, и бельё вывалилось прямо в грязь. Брань огласила улицу, привлекая и без того неусыпное внимание жителей Пустоши.

— Посмотри, что ты наделала, негодная девчонка! — закричала старуха. — Чтоб в аду тебе гвозди в пятки вместо башмаков заколачивали, чтоб волосы твои на мельничные жернова наматывали, чтоб...

— И вам доброго дня, Доркас, — вежливо поздоровался Эшес.

Все уже давно свыклись с её привычкой расцвечивать подобным образом свою речь, но Твила помертвела так, будто щедро сыпавшиеся из разинутого рта проклятия сбывались прямо на ходу, и бросилась подбирать упавшее.

— Не вижу в нём ничего доброго, но и тебя приветствую, хирург, — проворчала вдова, уже менее сварливым тоном. — И что это за разиня рядом с тобой? Прежде не видала её в нашей деревне. Впрочем, крутится споро, — добавила она, принимая из рук Твилы корзину, в которую девочка уже успела затолкать тряпки.

Старуха сунула нос внутрь, проверяя, всё ли на месте, и скривилась при виде вымазанных жирной грязью рубашек.

— Её зовут Твила, — пояснил Эшес, — она теперь живёт у меня.

— Ай да хирург, времени зря не теряешь! — перебила та и разразилась низким каркающим смехом. — И ходить далеко не надо, а?

Эшес пропустил это замечание мимо ушей.

— И сейчас она ищет работу.

Отсмеявшись, старуха пожевала губами и смерила Твилу прищуренным, как для стрельбы в мушкет, взглядом:

— Ладно хоть на постирание несла, а не чистое. Покажи ладони! — велела она, и Твила неуверенно протянула ладошки.

Та схватила её пальцы своими красными шершавыми, повертела так и сяк и брезгливо откинула.

— Как ты такими ложку-то держишь! У воробья и то годнее будут. Ну да мне не до выбору, одной уже тяжко. С завтраго и начнёшь. И чтоб до свету была, лентяйки мне не нужны. Полмонеты в день, и ни песчинкой больше. — Она отвернулась и больше на Твилу уже не глядела. — Доброго окончания доброго дня, хирург, и постарайся никого сегодня не залечить до смерти.

Посмеиваясь, она зашагала к домишке, где снимала подвал для своих нужд. Эшес смотрел ей вслед, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Из задумчивости его вывел тихий голос:

— Что она имела в виду, мастер Блэк?

— Ты нанята, Твила, — пояснил он. — Вдова Уош — прачка, и с завтрашнего дня ты будешь ей помогать. А теперь идём, закажем тебе башмаки.

Твила даже взвизгнула от радости, а вот у Эшеса последние слова старухи звучали в ушах аж до самой лавки башмачника.

Глава 4

в которой бередятся раны

К обеду, Твила уже начала было терять надежду, но в итоге всё обернулось наилучшим образом. Старуха Уош ей не слишком понравилась, а особенно не понравилось то, как она разговаривала с мастером Блэком. Ну да ничего: главное, теперь она сможет остаться в его доме и не быть обузой. Всё, что заработает, будет отдавать ему за стол и чердачную коморку.

В лавке оказался только башмачник. Мальчишка-подмастерье куда-то запропастился, и хозяину пришлось самому снять мерки. Кривился он при этом так, будто её ступни были вымазаны в навозе. Не особо-то ей и нужны были башмаки: она и раньше их редко носила, а те, что одолжила добрая Охра, уже порядочно натёрли ноги. Но когда она попыталась робко сказать об этом мастеру Блэку, тот и слышать не захотел.

Домой они вернулись уже в сумерках. Во дворе их встретил Ланцет. В отличие от других собак, он не стал попусту заливаться лаем. Похожий на огромное чернильное пятно, он скользнул к мастеру — тот потрепал его по загривку, — а потом пристроился рядом с Твилой. Так они и дошагали до крыльца. Прежде чем зайти в дом, Твила сунула псу кусочек рисовой лепешки, которую приберегла на такой случай. Тот слизнул её одним движением языка, похожего на филе лосося, и кивнул. Твила со всевозможной серьёзностью поклонилась в ответ.

Мастер Блэк только забрал саквояж и отправился на обход. Остаток дня был в её полном распоряжении.

Роза обнаружилась в гостиной: она подметала золу, покрывшую тонким слоем пол перед очагом. Твила поздоровалась с ней, но та, не поворачиваясь, буркнула в ответ что-то неразборчивое. Рассудив, что девушка опять не в духе (принося ей наверх еду, Роза едва ли сказала больше десятка слов), Твила решила не досаждать ей и спустилась в кухню.

К её радости, Охра ещё не ушла. С ней Твила успела поговорить только однажды, этим утром, когда благодарила за башмаки, но кухарка ей сразу понравилась. Сейчас она сидела на стульчике, откинувшись на высокую спинку, и вязала, время от времени поглядывая на очаг, где готовился ужин. Пальцы скорее по памяти накидывали петли: в кухне было слишком темно для такого занятия: одна масляная лампа, да потрескивающий под котелком огонь. К тому же, гудевший в дымоходе ветер, так и норовил задуть летевшую копоть обратно.

— Сладили дело? — спросила Охра, не поднимая глаз от вязания и таким тоном, будто и не сомневалась в успехе предприятия.

— Да.

Твила тихонько присела на сундук возле стены и заворожено уставилась на легко порхающие пальцы.

— И у кого теперь?

— Буду помогать вдове Доркас Уош со стиркой.

Охра на секунду подняла глаза от вязания, но ничего не сказала. Вместо этого поворошила кочергой угли и снова вернулась к своему занятию.

— Ещё тридцать петель, и ужин будет готов, — сообщила она. — Значит, не передумала после сегодня в Пустоши оставаться?

Твила покраснела и едва слышно выдавила:

— Нет.

А потом вспомнила хозяина трактира, с ног до головы заляпанного жиром, тощего Валета, в чудаковатом старинном костюме и с протезом вместо носа, и крикливую вдову. Подумала и добавила увереннее:

— Не передумала.

— Ну, ты девочка славная, справишься.

Охра ей нравилась всё больше и больше. На вид кухарке было что-то среднее между мамой и бабушкой. А ещё от неё веяло уютом, и Твиле не хотелось, чтобы она уходила к себе.

— Мне заказали башмаки, — сообщила она и потянулась, чтобы снять те, что кухарка одолжила ей утром, но Охра предупредила её движение:

— Оставь пока себе. Это...моего сына.

— А ему они разве не понадобятся?

Сначала Твила испугалась, что разозлила Охру этим вопросом.

— Конечно, понадобятся! — воскликнула та, схватила кочергу и принялась так рьяно помешивать угли, что огненные мухи разлетелись по всей кухне, а одна даже укусила Твилу за лодыжку.