Три Заряницы

— У меня нету вшей, — сказала, отплёвываясь от грязной тряпки, служившей мне кляпом.

Она скептически хмыкнула и закатала рукава рубашки. В следующее мгновение с меня бесцеремонно стянули сарафан и рубаху и загнали на банную полку.

Я сжалась в углу, с опаской поглядывая на размешивающую щёлок тётку и растирая затёкшие от верёвки руки. Она перехватила мой взгляд и, усмехнувшись, подобрала с пола перерезанную веревку.

— Не будешь брыкаться, не стану связывать, а нет, пеняй на себя. Лупить, не стану, раз такой расклад, но связать могу.

Я молчала и только испуганно косилась на её ручища, которые играли с верёвкой.

— Поняла? — угрожающе протянула она и я закивала головой, что да.

— Тогда двигай сюда, — кивнула она мне и я, обреченно вздохнув, сползла на пол.

Я наклонила голову и она, зачерпнув щёлока, принялась втирать его в волосы. Потом промыла их водой и хорошо сполоснула отваром крапивы.

Снова велела забираться на полку и, перед тем как пройтись веником, посыпала меня сухим измельченным любистком.

— И для кого это меня так готовят? — с горечью спросила я, когда в конце она ополоснула меня настоем ромашки.

— Скоро узнаешь, — она усмехнулась и бросила мне холстину, — оботрись и пошли одеваться.

Меня провели в смежную комнатку и протянули шелковую, всё просвечивающую рубашку.

— Я такое не одену, — отдернула я руку.

— Воля твоя, иди так, — кивнула она на обмотанную вокруг тела узкую полосу холстины, — он против не будет.

— Да кто, он-то?! — теряя терпение, крикнула я и топнула ногой.

Она молча выдержала мой взгляд, а потом коротко бросила.

— Хозяин... кто ж еще.

Я все-таки натянула эту проклятую рубаху и, чувствуя себя практически голой, побрела за ней на улицу. Мы вышли во двор, и пошли по настеленной из досок дорожке к дому. Я по дурости, чуть не бросилась в сторону ворот, но вовремя заметила двух сторожей с собаками и, понуро повесив голову, шагнула на порог дома. Прошли богато убранные сени и поднялись на второй этаж. Она толкнула двери и низко поклонилась кому-то в светелке, а потом быстро отступила и втолкнула меня внутрь.

Я влетела в горницу и врезалась в кого-то стоящего посреди комнаты, подняла глаза и обомлела от ужаса, прямо передо мной стоял Прохор. С криком я рванула к двери, но подлая служанка, захлопнула её прямо перед моим носом.

Не сводя глаз с колдуна, начала пятиться к окну, выискивая глазами, чем бы разбить стекло, но как назло ничего путного не попадалось. В конце концов, повернулась и начала колотить по нему голыми руками, но вдруг почувствовала на плечах костлявые пальцы.

— Ярина? — меня рывком развернули и окинули жгучим взглядом, — нет, — прошептал он, приблизив своё морщинистое лицо почти вплотную, — не она, но похожа,... ой, как похожа: ее глаза, губы, — одно лицо, только волос светлее.

Слезы навернулись на глаза, и я всхлипнула, когда он резко схватил меня за плечи и потянул на себя.

— Пустите, дедушка, что Вы?! — закричала я, но меня с чудовищной силой прижали к высохшему телу.

— Ярина, — прошептали старческие губы и больно впились в мои. Я замерла от шока, а потом начала отчаянно вырываться, стараясь стряхнуть прилипшего, как репей, деда.

— Пусти! — орала я, и пыталась отвернуть голову, но он как с цепи сорвался. Его руки шарили по телу и не давали вырваться.

Большего омерзения я в жизни своей не испытывала. Федькины слюнявые поцелуи, когда он как-то на праздник зажал меня у забора, теперь казались почти божественными. Меня начало тошнить со страшной силой. Я бы вырвала, да рвать было нечем.

'Хоть бы умереть до этого', — мелькнула мысль, когда он поволок меня к кровати, и я сделала последнюю попытку вырваться.

В руке у деда остался здоровенный кусок моей рубашки, но я ничего не замечая, рванула к окну, и на счастье увидела его посох у стола. Схватила его и со всей силы ухнула по стеклу. Оно разлетелось, и я, не раздумывая, выпрыгнула наружу. Свалилась кому-то на голову и, вскочив, понеслась вдоль забора.

Глава 5

— Здравствуй, князь, — Владыка вошел в палаты и кивнул сидящему в окружении бояр князю, — Годун сказал, ты ждал меня.

— Владыка, — князь встал, подошел к ведьмаку и крепко обнял его, — ждал, как не ждать, когда такое творится, — он выдержал паузу, но ведьмак молчал, тогда князь продолжил, — люди сказывали, ты у Чертогов был?

— Был, — кивнул Владыка.

— И, правда, что зверь ушел?

Ведьмак снова кивнул.

— Горе, горе. Сколько дней-то у нас есть? Неделя или меньше?

— Три дня.

— ТРИ?! — князь пошатнулся, — людей собрать не успеем, — покачал он головой.

— Я на твоих людей не рассчитывал, еще неделю назад на все заставы дозоры послал, — ведьмак прошел к креслу в стороне от стола, где сидели бояре.

— Стас, — с благодарностью выдохнул князь и облегчённо вытер выступивший на лбу пот, — спасибо, снова спас, брат.

Ведьмак промолчал, но когда князь занял место во главе стола и расслабленно потянулся к ковшу с вином, сказал.

— Ты мне другое скажи, Вышеслав, когда мальчишку отдашь?

При этих словах князь вздрогнул и расплескал вино. Оно потекло на скатерть, растекаясь кровавой лужей на белом полотне.

— Мал он ещё, — князь поставил полупустой ковш на стол, — куда ему с тобой идти, пущай еще немного подрастёт.

— Мал? А, по-моему, в самый раз, — не согласился Владыка, — отец меня в пять лет отдал, а Велеславу уже восемь.

— Тебя. Ты — другое дело! Тебя с детства к этому тянуло, я ж помню, а Велька он другой. Он на меня похож.

— От судьбы не уйдешь, — покачал головой ведьмак.

— Это да, — понурил голову князь, немного помолчал и спросил, — ты в этот раз надолго?

— Гонишь? — удивился Владыка.

— Ну что ты? Разве я могу.

— Не можешь, но вижу, что очень хочешь.

— Велька мира еще не видел. Где ж это видано, чтоб мальца от людей запирать?

— За меня ты так не вступался, — вздохнул Владыка и встал с кресла.

— За тебя... Я не понимал тогда еще.

— Не понимал? В шестнадцать лет не понимал, а я должен был в пять понять?

— Так ты из мести? — вскинулся князь.

— Дурак, — бросил Владыка и хотел выйти из княжеских покоев, но князь удержал его.

— Прости, прости, брат, — схватил он его за руку, — сам не понимаю, что говорю. Как подумаю, что своими руками надо его от людей оторвать, жить не хочу.

— Понимаю, — вздохнул Владыка, — лучше тебя понимаю. Только для него самого лучше будет, если ты раньше решишься. Думаешь, когда он подрастет и понимать станет, чего лишится, поблагодарит тебя?

Князь испуганно отпрянул и закрыл лицо руками.

— Без ножа режешь.

— Ты сам пожелал князем быть, — покачал головой ведьмак, — и цену знал, так что теперь не жалуйся. У меня, в отличие от тебя, выбора никогда не было.

Ведьмак снова сел в кресло, а расстроенный князь снова наполнил ковш.

В светлой девичьей горнице за накрытым к трапезе столом восседала молодая княжна. Довольно пригожая собой, румяная девка хмурила густые брови и капризно дула губы.

— И отказался? — не могла поверить она.

— Прости, матушка, даже говорить не стал.

— Да, как он смеет?! Я княжеская дочь!

— А он говорит, что хоть и княжеская дочь, а дура, — подал голос разряженный в шутовской кафтанчик и колпак карлик.

— Дурак! — она вскочила из-за стола и подбежала к двери, — велите ему немедленно прийти, — топнула она ножкой, — а идти не захочет, силой привести.

— Да окстись, взбалмошная, он же дядька твой! — не выдержала ходившая за княжной с малолетства бабка.

— Я приказ дала! Выполняйте! — вытолкала она слуг взашей из горницы. Те подождали, пока не захлопнется дверь, и заговорщицки переглянулись.

— В козла? — спросил один, доставая карты и кивая на чулан у двери.

— В дурака, — поддержал второй и ретивые слуги скрылись в чулане.

Уже почти в самых сумерках всех пришедших с ведьмаками людей разместили в тереме. Недосчитались только одной девки, но её подруга уверяла, что та с минуты на минуту появится.

— На базаре она, что непонятного. Деньги у этого дурака выдурила, теперь, покуда всё не спустит, не воротится.

— Так базар уж закрыт давно. Может доложить этому ведьмаку? — спросила ее рослая служанка, проводив в маленькую светёлку, выделенную князем для обеих ведьмачек.

— Ой, да не пропадёт она, такие ушлые везде в выигрыше.

Служанка с сомнением покачала головой, но промолчала. Кто их этих ведьмачек разберёт. Может у них так принято?

Только почти ночью, когда всех позвали ужинать, стало понятно, что вторая девка так и не вернулась.

Доложили князю и принялись прочёсывать терем, но было похоже на то, что уйдя вечером на базар, она больше не возвращалась. Послали людей пройтись на рынок и поспрашивать по дворам. А спустя четверть часа челядь вернулась с оброненным около колодца клунком.

Вещи принесли Владыке. Он развернул узел и на пол выпала его одежда.

— Думаешь, сбежала? — спросил князь.

— Нет, не похоже, — покачал он головой, — она над этим сарафаном, — поднял он испорченное девичье платье, — как над ребенком тряслась, — он внимательно осмотрел и ощупал порванную вещь, — а это что такое? — достал из-за пояса нож и подрезал нитки над плотно обшитым уплотнением. Небольшой камушек с незамысловатой резьбой выпал ему на ладонь.

Владыка с шумом выдохнул.

— Заревик?! Откуда у неё?

Остальные ведьмаки выпучив глаза смотрели на невероятную находку и только с удивлением пожимали плечами. Ведьмак подошел к кожаному мешку и вытащил со дна серебряный шар величиной с кулак. Снял верхнюю крышку, и в прозрачной жидкости за стеклом блеснула хрустальная бусина. Поднес к ней камешек и, подождав, пока жидкость в шаре не станет сгущаться и капнул густой сироп на пол через небольшое отверстие.

Доски под ногами закрыло клубящимся паром, а спустя минуту ведьмаки увидели, как девушку связывают и накидывают мешок на голову.

— Покажи, где сейчас, — приказал ведьмак, и перед глазами ведьмаков предстала картина, в которой полуголая Луша неслась босиком вдоль забора, а в окне на втором этаже застыл Прохор.

— Отец Порфирий? — от неожиданности князь наступил на туман и тот развеялся, скрывая картину.

— Ты его знаешь? — повернулся Владыка к князю.

Тот только испуганно кивнул.

— Провидец он, святой человек.

— Да, сразу видно, богобоязненный старик, — Владыка обернулся к ведьмакам. — Седлайте коней, выезжаем. Дай человека дорогу показать, — велел он брату и вышел.

— Стас! — крикнул князь с крыльца, когда ведьмаки уже выезжали со двора, — берегись его... он страшный человек.

Владыка несколько секунд смотрел на брата, а потом кивнул и направил коня в ворота.

Я почти добежала до калитки в конце забора, когда передо мной выскочил рычащий пес и оскалил зубы.

— Ой! — взвизгнула я, и от неожиданности упала, отползла в сторону и услышала топот ног за спиной. Несколько страшных мгновений и меня дернули за руку, и поволокли по земле к дому.

— Осторожней там! — крикнул Прохор в окно, и меня закинули на плечо.

Снова внесли в дом и пронесли по лестнице на второй этаж, только двери старый колдун открыл в другую горницу.

— Сюда заноси, — посторонился он, и меня швырнули на кровать в углу.

Слуга вышел, а Прохор начал раздеваться.

— Чего испугалась? — усмехнулся он, припечатывая меня тяжелым взглядом, — тебе бояться нечего. Как сыр в масле купаться будешь: в шелка и парчу разодену, златом серебром осыплю.

— Не подходи! — отползла я угол и нащупала рукой табуретку у кровати. Сползла на пол и подняла ее над головой, — только сунься, зашибу.

Колдун засмеялся, и ножка табуретки в руке вдруг вытянулась и как живая поползла по руке, превратившись в змею.

— МАМА! — не своим голосом крикнула я и заскочила обратно на кровать, в ужасе глядя на жуткое чудовище на полу.

Прохор подошел к нему и наступил на один их змеиных хвостов. Раздался хруст и сломанную табуретку отшвырнули к стене.

— Страшно? — спросил он, — это хорошо, меньше глупостей наделаешь.

Я в ужасе бросила взгляд на окно, но оно в отличии от первой комнаты было зарешечено. Прохор проследил за моим взглядом и усмехнулся. — Нет, Яриночка, не смотри туда, нет тебе больше ходу отсюда. Отбегалась.

Он скинул кафтан и остался в одной тонкой рубахе, вышитой понизу золотой вышивкой.

— Замерзла? — спросил участливо, глядя, как я дрожу, — это ничего, сейчас я тебя согрею.

Он начал расстегивать пуговицы, а я затравленно сжалась в углу кровати.

'Господи, он же совсем обезумел', — поняла я и рванула в сторону, пытаясь увернуться. Мне не удалось даже с кровати спрыгнуть. Цепкие пальцы впились в плечи и меня отшвырнули к стене.

— Экая ты, резвая, — покачал он головой, снисходительно улыбаясь, — надо будет тебе ручки связать, чтоб дурь из головы выветрилась, — старый колдун начал расстегивать свой ремень, сделал из него петлю и потянулся ко мне.

Я еще больше испугалась и изо всех сил начала отбиваться, но он был намного сильнее, и вскоре кожаная петля больно стянула мои руки.

— Дедушка Прохор, опомнитесь, я ж внучка ваша. Меня Лукерья зовут, а не Ярина. Ярина — мама моя была.

Он на мгновение остановился и с недоверием спросил.

— Дочь Ярины?

Мне показалось, что до него, наконец, дошло, и я закивала головой.

— Хм, дочь, — он окинул меня недоверчивым взглядом, а я отвела глаза, боясь неосторожным взглядом навлечь на свою голову еще большую беду.

— Врешь, Яринушка, — его рука опустилась мне на голову и ласково провела по волосам, заставляя еще больше сжаться, — не обманусь я больше, и глазками своими ясными на двери не косись. Меня рывком подмяли под себя, и я заголосила.

— Я не вру, я Лукерья, я у тётки росла — сестры матери... — я еще что-то орала, но меня внезапно отпустили, и Прохор встревожено подлетел к окну. Выглянул в ночь и прошипел.

— Нашел супостат проклятый, — он с ненавистью глянулся на меня. — Ты навела?

Я испуганно покачала головой.

— Врешь, кроме тебя некому, — он подскочил к кровати и рывком поднял меня на ноги и потащил за собой к двери. — Эй, слуги, — распахнул дверь и резко захлопнул. А потом обернулся ко мне, окидывая совсем уж безумным взглядом, и с его губ сорвалось.

— Не отдам.

Он свободной рукой потянулся к стоящему у двери посоху. Поднял его и отшвырнул на кровать.

— Ничего, и на старуху бывает проруха, — мстительно усмехнулся и посох на мгновение вспыхнул, а потом внезапно треснул посредине, изливая беловатый сок, как будто живое дерево сломалось.

В комнату вбежал коренастый мужичок с глубоко посаженными глазами, и Прохор велел ему.

— Ямат, подпол!

Слуга отшвырнул дорожку у дверей, открывая вход в подвал, и меня поволокли вниз.

Шестеро всадников пронеслись по ночному городу в сторону богатой усадьбы, принадлежащей отцу Порфирию. Вот впереди показался высокий забор, и провожатый поднял руку и остановил коня.

— Дом провидца, — кивнул он на большой дом за забором, в котором на втором этаже чётко выделялось разбитое окно.