| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Единственное что:
— Товарищ Кулик! И вы, товарищи Воронов и Говоров! Слушай боевой приказ: всех «Бр-образных» необходимо срочно отвезти в глубокий тыл — куда-нибудь ближе к Уралу и до начала наступательной фазы советско-германской войны с ними не высовываться. Имеющуюся же механическую тягу, у полков «большой мощности» изъять и использовать для укомплектования армейских (корпусных) артиллерийских дивизий РГК.
К 22 июня 1941-го в составе РВГК имелось 33 полка с гаубицами «Б-4»: всего по штату 792 гаубицы (фактически всего 727) и 48 280-мм мортир (25 мортир Шнейдера и 47 «Бр-5») в восьми «отдельных артиллерийских дивизионов особой мощности» (ОАД ОМ).
Огромная сила, если её сохранить и потом собрав в кулак, применить например, при штурме Кёнисберга!
* * *
Теперь, про орудия особой (или особо большой) мощности, с которыми была — не просто жоппа…
Их, такого класса орудий, в РККА вообще не было!
В попытке исправить положение с артиллерией большой и особой мощности, у чешской фирмы «Шкода» в 1938 году была куплена лицензия на производство двух артсистем — 210-мм пушки и 305-мм гаубицы, получивших отечественные индексы «Бр-17» и «Бр-18». Их производство пытались было наладить на Сталинградском «Заводе № 221» — больше известном как завод «Баррикады», но там успели до войны выпустить всего лишь по три экземпляра каждого. Производства боеприпасов к ним организовать не удалось и, на фронте эти орудия стали применять лишь с 1944 года.
Кроме того, в ленинградской «шарашке» — «ОКБ-172», инженеры-зэка под бдительным присмотром чекистов запиливали железнодорожные установки — 356-мм пушку «ТП-1» и 500-мм гаубицу «ТГ-1», опять же оказавшиеся зряшной тратой сил и средств.
В этом деле, я ставлю большую, жирную точку:
— Товарищи артиллеристы! Хорошо маяться хернёй с этими «вундерваффлями»! Лучше как я уже рекомендовал, на этих производственных мощностях организуйте производство тяжёлого тягача: если не «Ворошиловца» — то хотя бы «Коминтерн» с другим двигателем. А орудиями «особой мощности», пускай занимаются наши моряки, устанавливая на уже готовый железнодорожный транспортёр «ТМ-2-12» — уже имеющееся в арсеналах орудия береговой обороны: от 180-мм до 305-мм. С моря на нас никто пока нападать не собирается, так что им без толку стоять?
Рисунок 77. «Т-2-12» (транспортер морской типа 2 калибра 12 дюймов) — сверхтяжёлая железнодорожная артиллерийская система производства СССР с 305-мм морским орудием.
* * *
Эх, если бы всё дело заключалось в стволах артиллерии, в тягачах и грузовых автомобилях для них!
В отличии от промышленности Германии, советская экономика была не в состоянии делать не только планетарные коробки передач для танков — их освоили только после войны… Советский союз не мог массово насытить армию кумулятивными гранатами, так как не мог в товарных количествах выпускать высокоэнергетические взрывчатки типа гексогена. Его производство упиралось в недостаточное производства ацетона.
Мы могли встретить Великую Отечественную без артиллерийских боеприпасов вообще. В 1939-м году вдруг выяснилось, что лак которым изнутри покрывались корпуса снарядов (чтобы заряд тротила сцеплялся со стенками) делался из шеллака, который поставлялся из Германии.
А проблема с порохами?
Весь мир к 30-м годам уже перешёл ни нитропороха, а советская химическая промышленность всё ещё мурыжилась с пироксилином — который долго сох. И чем крупней калибр орудия — тем крупнее зёрна пороха и, тем больше времени — уходило на его изготовление.
Работа пороховых заводов оставляла желать много лучшего, пороха для артиллерии большой и собой мощности хронически не хватало и, когда в Советско-финскую войну были израсходованы небольшие накопленные запасы боеприпасов — все «Сталинские кувалды» можно было смело отправлять «загорать» до поступления американских порохов по Ленд-лизу.
И хотя накануне войны всё же было освоено производство пороха из древесной целлюлозы вместо хлопка, его не удавалось производить в достаточном количестве. В результате — половина взрывчатых веществ использованных в войну, имела заокеанское происхождение.
Увы, но в этом сегменте артиллерии мы очень сильно, хронически и, вполне возможно — навсегда отстали от германцев. И, боюсь: пытаться что-то сделать за полгода до войны — значит даром биться лбом об каменную стенку, в попытках её пробить.
* * *
«Полная жоппа» была абсолютно во всём, чего не коснись!
Немногим хуже, чем даже с порохами, с автомашинами для РККА в целом и, тягачами для её артиллерии в частности, дела обстояли с разведывательно-корректировочной авиацией.
По идее, в каждом стрелковом или механизированном корпусе для этих целей должен был свой авиаотряд из девяти самолётов — что явно недостаточно, но на деле даже того не было. К примеру, в Киевском особом военном округе, вместо положенных 531 (пятьсот тридцать одного) разведывательного самолёта — имелось всего 16 (шестнадцать, Карл! Шестнадцать!), да и те не были в должной мере обеспечены аэро-фотоаппаратами и радиостанциями.
Опять же, что это были за летающие машины и кто ими управлял?
Все 30-е годы, все усилия Наркомата авиапромышленности уходили на рекордные самолёты — «выше, дальше, быстрее», или в лучшем случае на истребители и бомбардировщики. А в рабочие «лошадки» войны отправляли всё морально устаревшее и в хлам изношенное, по принципу: «Бери Боже, что нам уж негоже». Таким образом за транспортников трудились четырёхмоторные «ТБ-3», а за разведчиков и корректировщиков — усердствовали бипланы «Р-5», в своё время скоопирайтенные с британского «De Havilland DH.4.» периода Первой мировой войны.
Это — звездец лютый!
Опять же в пилоты разведывательных отрядов отправляли лётчиков — отчисленных за какие-либо поступки из «большой авиации», или же из-за отсутствия способностей не сумевших освоить более современные машины. Но даже этих не готовили, не учили взаимодействию с артиллерией — ибо разведывательные эскадрильи имели своё, авиационное начальство и фактически не подчинялись Богу войны. В результате, лишь два процента всех предвоенных учебных стрельб — проводились с участием разведывательно-корректировочной авиации.
Недаром со слов попавшего в немецкий плен в Киевском котле генерала Артеменко — командующего 27 стрелкового корпуса РККА, допрашивающие его офицеры Абвера записали следующее:
«При русск. корпусах имеются самолеты, даже при дивизиях должны быть разведывательные самолеты, но, как правило, они не поступили. Под Киевом А. однажды были предоставлены 3 самолета в див., но все 3 машины не смогли стартовать. Русская авиация со своими задачами не справляется, особенно на нашем нынешнем участке фронта».
В подтверждении моих слов, в зале разгорелся небольшой междоусобчик между и немногочисленными приглашёнными на совещание авиаторами и артиллеристами3:
— Неправильно говорят, что мы не фотографировали во время войны в Финляндии. Мы там сделали порядком сорока тысяч снимков…
— У нас, в 7-й армии, было лучше дело с фотосъемками, но качество снимков тоже не на должной высоте. Триста самолетов сделали снимки, а ничего разобрать нельзя. Плохо освоили это дело.
Представители ВВС РККА в принципе признавали свою коллективную вину:
— С этим делом у нас всё плохо. Снимки плохие. Никто и никогда не разберет их. Дешифровщиков нет. За это надо ругать нас — авиаторов, прежний Генштаб и командующих округами. Но и общевойсковые командиры должны ставить задачи умело, а не так, как было в 7-й армии.
Потом все вместе, они наехали на Наркомат обороны СССР и Генштаб РККА:
— Генштаб разведчиками и фотослужбой не занимался. Нужно, срочно(!) наладить это дело.
— Фотограмм-служба забыта, она должна быть возглавлена Генштабом и войсковыми штабами.
— В предложениях подкомиссии ВВС мы просили помочь нам в деле организации фотограмм-службы, но товарищ Кулик и смотреть не стал на этот раздел предложений…
Последний соскакивает с места и возмущённо:
— «Просили»?! Вы что, товарищи? На паперти стоите? Вы должны были не просить — а составить план и предоставить мне для рассмотрения и утверждения.
Его поддержали:
— Когда авиаторам что-то действительно нужно — они требуют у самых высоких инстанций, а не просят.
Начальник Генерального штаба в свою очередь, вытащил и предъявил летунам «скелет из шкафа»:
— Авиаторы не любят фотодела, даже боятся его и всячески отлынивают, что граничит с прямой изменой. Пример, начальник штаба ВВС 9-й армии докладывал «наверх», что у него нет фотоаппаратов для производства съемок, что всего имеется только четыре… А на деле оказалось, что у него их имеется шестнадцать штук и, организовать фотосъемки можно было.
Здесь я сказал своё веское слово:
— Товарищи! Впредь за такое дело, будем в рот е… Хм, гкхм… В штрафной батальон отправлять, к товарищу Жукову.
Обращаюсь к присутствующему со скучающей миной Начальнику «Управления особых отделов»:
— Товарищ Абакумов! Проверьте факты и если они подтвердятся — «оформите» начальника штаба ВВС 9-й армии.
Тот, вмиг оживившись:
— Будет исполнено, товарищ Сталин!
Впрочем, на должности Начальника Генерального штаба ВС СССР у нас сейчас маршал Советского Союза Бонч-Бруевич. Прежде, при царизме, он был черносотенцем…
Ой, извиняюсь!
Мой ближайший сподвижник считался «отцом отечественной аэрофотографии», основателем и первым руководителем государственного технического бюро «Аэрофотосъемка».
На этом совещании, он тоже выступил со своим веским словом:
— Фотослужбой мы бросили заниматься в 1930-м году и поэтому сильно отстали в этой области. Особенно отстали по фотоаппаратуре, пленкам, бумаге и всему прочему… Но, ничего: наверстаем!
Всё недостающее для «Особой авиационной группы ВВС ВС СССР» генерал-майора Ивашутина — попробуем закупить в Америке. Ну и разумеется сами не будем сидеть сложа руки при этом.
Короче: с «фотограмм-службой» в РККА при маршале Бонч-Бруевиче — всё будет хорошо, от слова «зашипись».
Другая, близкая к вышеназванной проблема:
— Корректировщика мы также не имеем. Артиллеристы не настаивали на скорейшем создании такого самолета…
— Неправда! Тактико-технические требования начальником артиллерии давно разработаны, но машины до сих пор нет.
— А что есть?
— Есть автожир, но он не удовлетворяет современным требованиям. Необходимо заказать специальный корректировщик.
Послушав этот, без всякого сомнения — конструктивный срач, встав походив-подумав, я обратился к Кулику:
— Я считаю, товарищ Нарком обороны, что Наркомату артиллерии — жизненно необходимо обзавестись своим собственным авиазаводом с конструкторским бюро. А Главному артиллерийскому управлению — военным училищем авиации, готовящем лётчиков-корректировщиков. Но об этом поговорим как-нибудь отдельно и в свою очередь.
* * *
В Германии же, к разведывательной авиации относились очень серьёзно, сосредотачивая в ней лучшие кадры «Люфтваффе» и высшие достижения своих учёных и инженеров в области авиатехники. Вспомнить хотя бы небезызвестную «Группа Ровеля» — практически всю войну совершавшую безнаказанные стратегические разведывательные полёты над территорией СССР и, уже через него — вплоть до Урала и Персидского залива.
Если же опуститься с высот стратегии до оперативно-тактического уровня, то наиболее опасными самолётами для наших войск — были вовсе не «Мессершмидты» и отнюдь даже не «Юнкерсы» с «Хенкелями»…
«Рамы» (Fw-189) и «Костыли» (Hs-126) — вот кого больше всего ненавидели наши пехотинцы, танкисты и артиллеристы. Имея отличные цейсовские оптические приборы и по две радиостанции на каждую машину, они наводили на цели бомбардировщики и корректировали огонь артиллерии. Когда разведчики «Люфтваффе» появлялись над окопами, из солдат — даже члены партии крестились, а советские командиры обрывали трубки телефонов звонками в вышестоящие штабы с единственной просьбой:
— Сбейте этот чёртов «Костыль»!
Но сбить эти на удивление живучие самолёты, было совершенно нечем.
«Как же так, — спросите, — а как же наши истребители и собственная войсковая зенитная артиллерия»?
Ну, про наши «истребители», «сталинских соколах» в них и про взаимодействие родов войск в Красной Армии — надо рассказывать отдельно, с глазу на глаз и, желательно — после хорошенького возлияния.
А зенитная артиллерия РККА, будет темой следующего разговора.
Ну, а пока посмотрев на часы, я:
— Объявляется перерыв на обед продолжительностью один час.
И оголодавший народ в зале тотчас загремел сдвигаемыми с мест стульями…
Notes
[
←1
]
«Запал Ковешникова» или иногда «взрыватель Ковешникова» — механический запал, изначально созданный в 1920-х годах в целях замены запала образца 1915 года для снаряжения ручных гранат французского производства. В период с 1926 по 1941 год начал применяться совместно с советскими гранатами «Ф-1», причём к началу 1930-х годов все имеющиеся на складах гранаты были оснащены запалами Ковешникова. Прошёл модернизацию в феврале 1931 года, в рамках которой предохранительный колпачок был заменён на предохранительный рычаг из пружинной стали. Выпускался вплоть до 1942 года, после чего был вытеснен более надёжным, простым и дешёвым запалом «УЗРГ».
[
←2
]
Ветеран ВОВ Чистяков Николай Александрович из сборника А. Драбкина «А иы с тобой, брат, из пехоты».
[
←3
]
Взято из реальных диалогов во время майского 1940 года «Совещания по итогам Советско-финской войны».
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
