Гроза над Империей

Костан с трудом поднялся на ноги. Перед глазами всё плыло, жар от исполосованной спины и истерзанных запястий молотом бил в голову, ватные ноги едва удерживали отяжелевшее тело. Одноглазая горгулья критически осматривала противника, не решаясь напасть. Юный воин выглядел ослабевшим и уставшим, но тварь уже испробовала на себе его сталь, и предпочитала тем и ограничиться. Ещё более весомые аргументы против нецивилизованного метода разрешения спора валялись по всей поляне, раскинув кожистые крылья в последней попытке обнять небо.

В какой-то момент Костан вдруг понял, что у него нет никаких шансов добраться до человеческого жилья прежде, чем яд свалит его с ног, что всё, что он может сделать — это завершить начатое, уничтожить последнего врага того, чьё чарующее присутствие он продолжал ощущать за спиной. Кто бы ни был его неожиданный друг, он бы давно вмешался, если бы мог хоть чем-то помочь. Пусть он не смог выполнить долг перед сестрой, но хотя бы бой он доведёт до конца. Худшее, что с ним может случиться — это смерть, ну а если она и так неизбежна...

Первый шаг дался тяжелее всего. А затем нарастающий гнев как будто на время вымыл яд из крови, и меч, только что абсолютно неподъёмный, послушно рассёк воздух, а охотничий нож вспыхнул на солнце, взлетев и умостившись в левой руке поудобнее. На миг отравленное сознание испытало сожаление, потому что горгулья не приняла бой, а взметнулась с визгом, исполненным страха и ненависти, и полетела к горам.

Костан только сейчас вдруг задумался, кого же он, собственно, защищал, за чью жизнь так щедро расплатился своей. Меч вновь стал непомерно тяжёлым, и он позволил ему упасть в опавшую листву. Он медленно, отгоняя вновь нахлынувшую слабость, повернулся, неловко засовывая нож обратно в ножны, опасаясь поднять глаза. Обидно умирать в семнадцать, но ещё обиднее будет умереть, если спасённый не стоил такой жертвы.

Шелест листьев всё-таки заставил его поднять голову — и оцепенеть. Прямо перед ним стояла девочка лет пятнадцати, с ещё не вполне оформившейся фигурой, просвечивающей через тонкое свободное одеяние. Невероятная грация и мягкие переливы мускулатуры, вырисовывающейся при каждом шаге, заставляли вспомнить о прекраснейших представителях рода кошачьих. Черты тонкого личика чем-то неуловимо отличались от человеческих норм — иной разрез глаз и ноздрей, по-другому обрисованы скулы и губы, светлые длинные волосы не вполне привычного оттенка — но всё вместе это составляло один из самых совершенных образцов красоты, которые доводилось видеть юному лорду. А за спиной незнакомки пылали отражённым солнцем удивительной красоты сдвоенные, как у стрекозы, огромные крылья.

Девочка поймала его изучающий взгляд и ослепительно улыбнулась, сразу став ближе и доступнее, превратившись из небожительницы в... кого? Та нить, что протянулась между ними, казалось, крепла с каждым мгновением, вновь заполняя безмятежным, всесокрушающим счастьем, нечеловеческим восторгом, прямо-таки неприличной жаждой жизни. Она стояла неподвижно всего в нескольких шагах, как ласковый, но дикий зверёк, ещё не решивший, бежать или подползти и потереться об ногу, только часто и прерывисто приподнималась в дыхании маленькая грудь, да трепетали солнечными бликами стрекозиные крылья.

— Я никогда не верил, что феи существуют, — Сказал Костан, удивляясь неестественному звучанию своего голоса. В горящем мозгу билась только одна мысль: "стоило, действительно стоило спасать её... и неважно, что теперь будет со мной".

Он шагнул вперёд, намереваясь пасть на колено перед прекрасной незнакомкой и прижать к пересохшим губам маленькую ручку. Только по распахнувшимся во всю ширь глазищам девочки, впитавшим в себя всю утраченную зелень леса, он понял, что что-то не так, а затем всё закрутилось перед глазами и тонкие пальчики впились в изодранную куртку в тщетной попытке предотвратить падение. Падение к её ногам, что тоже, в принципе, неплохо.

Жёлтый резной лист оказался прямо перед глазами, и барабанный бой отравленной крови в ушах сменился сказочным шумом древнего леса, за которым едва был слышен тревожный, звенящий колокольчиком голос.

Глава 4

Политика — это возможность для стран завоёвывать, грабить и шантажировать другие страны без серьёзных затрат и потерь престижа.

Ирг Великий, первый император

Парадный вход во дворец-крепость императора производил сильное впечатление. Огромная, в три роста человека белая арка, окантованная чёрным кирпичом, исчерченная древними серебряными письменами, сливающимися в замысловатый узор. Мощные башни по бокам, ощетинившиеся баллистами и арбалетами, выглядывающими из амбразур, чудовищных размеров подъёмный мост, управляющийся древним заклинанием.

На фоне всего этого разряженная в парадную форму стража с ритуальными начищенными алебардами выглядела просто нелепо. Пара рабов печати, стоящая здесь же на посту, вообще превращала нелепость в фарс. Несомненно, именно в пику страже, легионеры вырядились в самую грязную и затасканную форму, причём один невозмутимо правил оселком обшарпанный меч, а второй выводил тоскливую мелодию на самодельной губной гармошке.

Тем не менее, именно рабы печати первыми заметили появившегося у моста посетителя и дружно отсалютовали мечами. Стражники сдвинули алебарды, с недоумением рассматривая высокого мужчину, остановившегося у самой арки. Выглянувший на лязг лакей недоумённо пожал плечами и вновь исчез, предоставив страже объяснять нахалу, что неблагородные просители имеют право прохода в парадную арку только после обеда, но до коронации прошения рассматриваться не будут.

Мужчина выглядел внушительно — крепкий и уверенный, одетый просто, в тёмную практичную куртку и кожаные штаны, со скромным "металлическим" шитьём. Сапоги явно несли на себе след долгого пути пешком, а над плечом высилась потемневшая от времени рукоять двуручного меча. Длинные, тёмные с проседью волосы — гораздо ниже плеч, были перехвачены широкой лентой с замысловатым узором. Он стоял независимо и надменно, как вернувшийся домой хозяин, вынужденный ожидать, пока пропихнут застрявшую в воротах корову.

Младший из стражников начал было лениво объяснять, что если просителю так уж загорелось, то он может попытать счастья с чёрного хода, но был прерван крепкой затрещиной одного из легионеров. Высунувшийся на шум лакей отступил перед сдвоенным вихрем жестикуляции языка немых.

— Кто-нибудь понимает? — осторожно поинтересовался слуга у стражников. — Нет? Они наверно, сами не знают, чего хотят.

Синхронный жест рабов печати на этот раз был известен всем, поскольку таким пользовались и говорящие — но только с одной целью. Враз побагровевший лакей помчался искать управу на "распоясавшихся висельников" в лице дежурного офицера стражи.

Результат сказался незамедлительно — но совсем не так, как предполагалось. Явившийся на разбирательство похмельный капитан с невероятной скоростью одарил всех четверых стражников и лакея увесистыми оплеухами (последнего — в нескольких экземплярах), и подобострастно расшаркался перед гостем. Затем исполнил прямую обязанность нерадивого слуги, заорав в проём арки во всю лужёную глотку:

— Его Величество король тёмных эльфов Шаргатэн!

Только сейчас растерянный лакей удосужился повнимательнее вглядеться в лицо посетителя и обнаружить в нём чуть постаревшую копию принца Гравэна.

Король величественно прошествовал во дворец, оставив за спиной шумное разбирательство, кто виноват в том, что проклятые тёмные эльфы не признают карет, драгоценностей и свиты, и сколько вкусных и питательных блюд можно приготовить из зажравшегося лакея, повинного во всех смертных грехах, начиная с поклонения ложным богам, и завершая самым кошмарным — побудкой смертельно усталого офицера без должной необходимости. Непереводимые на эльфийский слова затейливо украшали громовые тирады капитана.

Самый скромный из королей империи не стал слушать, лишь вполголоса задал вопрос, и сам отправился к месту сбора.

Малый приёмный зал был заполнен едва на треть, хотя присутствовало большинство венценосных правителей — королей и герцогов, правда, с минимальной свитой. По неясной причине большая часть свиты выдворялась стражей из зала безо всяких объяснений. По давней традиции, правители расположились на выложенных мозаикой на полу изображениях своих стран. Вместе всё это изображало карту империи, и соседи могли продолжать свои территориальные и династические склоки прямо во время аудиенции.

Шаргатэн замешкался. На правах родственника, он неоднократно бывал во дворце и участвовал в советах императора, но в этот зал попал впервые. Человеческие карты до такой степени отличались от эльфийских, что, даже узнав некоторых герцогов, он никак не мог отыскать своё место.

Герцог Доган окликнул его с другого края зала, разрешив всякие сомнения. Уже через минуту Шаргатэн стоял на "своей" территории и раскланивался с герцогом, невысоким грубоватым толстячком, тем не менее, известном как талантливый полководец и ловкий интриган. Вынужденные союзники, самим расположением своих стран обречённые отражать нападения Орды, они со временем научились успешно сотрудничать и уважать друг друга, как и их подданные, в то время как в далёких от границы государствах империи между тёмными эльфами и ордой почти не видели различий.

Сейчас герцог выглядел неважно. Обливаясь потом, он торопливо рассказывал о последних донесениях, о том, что крылатые и длиннохвостые племена прервали свои склоки, а в последнее время вдоль границы видели слишком много драконов. Шаргатэн сочувственно поддакивал, прерывая собеседника собственными данными. У герцога были причины беспокоиться. Хотя с обеих сторон его прикрывали надёжные союзники, удар явно будет нанесён по его равнинным землям, поскольку тёмные эльфы эффективно оборонялись грядой скал, занимавших большую часть их территории, а с другой стороны — только безумец стал бы прорываться через эльфийский лес.

С другой стороны от герцога объявилась делегация эльфов, и Шаргатэн забыл о войне, интригах и государственных заботах. Ему было трудно поверить, что за столько лет правления родственно близкими народами, разделёнными только небольшим герцогством, он впервые оказался так близко к королеве Ильтали. Почти тридцать лет назад он впервые увидел её, и попал под действие её чар. Он изменился, но никогда не сожалел об этом, он долгие годы разрабатывал планы, интриговал и заключал договора, но любой шаг навстречу наталкивался на предубеждённое сопротивление эльфов, приписывающих ему все свои беды и обиды.

Она выглядела усталой и встревоженной, но прекраснее женщины не видеть ему не доводилось никогда. Её светлые волосы с зеленоватым оттенком, эти чувственные губы и поразительные, безумной глубины тёмно-зелёные глаза. Но что могло тревожить королеву, и почему в её свите из высших — только сын, все остальные — рядовые древесники, такие же ограниченные и предубеждённые, как и простонародье у людей? У эльфийского леса проблемы? Если бы только он имел право стоять рядом с ней и делить её радости и печали, защищать мечом и проклятьем от всего мира...

Ильтали поправила волосы, и облегающее платье ещё явственнее обрисовала роскошную фигуру королевы. Лёгкое дуновение сквозняка донесло до Шаргатэна едва ощутимый аромат. Нежный, чем-то напоминающий запах растёртых зелёных листьев, естественный и невероятно соблазнительный запах зрелой эльфийки. Король забыл обо всём. О планах, рассчётах, надеждах и мечтах. Мечта была рядом! До неё всего несколько шагов, и никто не сможет помешать ему пройти их!

На третьем шагу герцог Доган повис у него на руке, а его сыновья загородили дорогу. На вмиг побелевших лицах отчётливо выделялись чёрные глаза, у старшего наполненные страхом, а у младшего — мальчишеским восторгом — под час сумасшедшие юнцы выбирают странные способы преклонения перед своим кумиром.

— Что Вы творите, друг мой! — Пыхтел тучный герцог, — Между вашими народами было много недоразумений, но не стоит обвинять во всём слабую женщину! Прошу Вас, вернитесь, пока никто из них не заметил, это... глупо и неблагородно.

— Не глупите, герцог! Я совсем не хочу причинять неприятности Её Величеству, просто предложить перемирие и некоторые договоры...

— Назовите мне настоящую причину, Шаргатэн, иначе я не пущу Вас дальше! Я слишком ценю вас обоих, чтобы допустить какие-нибудь глупости!

Должно быть, что-то особое было в глазах у короля при одной только мысли, что коротышка Доган не пустит его к королеве эльфов, так как телохранители герцога разом ослабили ножны мечей, а старший сын едва устоял на ногах. Шаргатэну пришлось несколько раз напомнить себе, что герцог его самый необходимый, самый надёжный союзник, чтобы смертоносное проклятье не сорвалось само по себе.

— Я люблю её. — Сказал он еле слышно, и должно быть, выглядел достаточно сумасшедшим, чтобы Доган поверил.

— Ты, должно быть, просто рехнулся, но это ещё не повод вести себя как дурак! — Герцог говорил недопустимо грубо, и не думая отпускать руку союзника. — Я не знаю, что там было между вашими народами, но ведь не даром вас так старательно держали подальше друг от друга. Если ты сейчас подойдёшь подобным образом, объяснение выйдет недолгим. Вся её свита пластом ляжет, но не позволит перемолвиться даже словом, а там и до стычки недалеко.

Король с интересом смотрел на толстячка, который быстро что-то просчитывал в уме. То, что угнетало его долгие годы, что грезилось ночами, о чём он до ругани спорил с сестрой, наконец, произошло. Он сказал о своих чувствах — и не был осмеян, и неважно, по каким причинам герцог принимает во всём этом такое горячее участие, но никакая помощь не будет лишней.

Доган внезапно ухмыльнулся во весь рот и, наконец, ослабил свою хватку:

— Если всё проделать быстро, есть хороший шанс. Значит так, из высших эльфов там только двое: сама Ильтали и её сынуля, лопух и тугодум. Видите, Ваше Величество, древесники отошли на несколько шагов, чтобы не мешать их разговору. Меня там знают, а Вас нет. Тельсена я возьму на себя, Ваша забота — добиться от неё любого слова, кроме "стража" или "на помощь", тогда остальные не посмеют мешать разговору королевы. Но вот только железяку придётся оставить здесь, когда идёт речь о безопасности, приличиями хороший телохранитель пренебрегает.

Шаргатэн без возражений снял меч вместе с перевязью, хотя немедленно почувствовал себя голым, и отдал на сохранение младшему сыну герцога, который явно разрывался между честью хранить меч кумира и желанием самому участвовать в авантюре. Даже самые фанатичные эльфы не атакуют безоружного врага без серьёзного повода, но для четырнадцатилетнего мальчишки любая опасность кажется желанным и романтичным приключением.

Манёвр, которым Доган свёл лицом к лицу эльфийских правителей, был достоин великого полководца. Пройтись по дуге, раскланиваясь с иными венценосными особами, чтобы было невозможно вычислить конечную точку путешествия, неловко налететь на одного из телохранителей королевы, предупредительно выступившего вперёд, и смутить его, крутанувшись с демонстрацией полного отсутствия оружия. Сама королева, должно быть, решила, что герцог пьян, с таким энтузиазмом он ринулся целовать ей ручку, совершенно случайно оттолкнув принца Тельсена, которого тут же уволок чуть в сторону, перемежая извинения с похвалами выучке эльфийских пограничников, которыми принц номинально командовал.