| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Все! — сообщил ему нечаянный спаситель. — Теперь они вряд ли будут преследовать нас... Хе-хе, достанется же волчьим шкурам! Ну и поделом — совсем житья от них не стало!.. а Королева им все потакает: видишь ли, они состоят у нее на службе, охраняют границы... Да как они охраняют? — грабят деревни хуже Белоглазых!..
— Мне надо вернуться назад... — перебил Юстэс. Его совсем не интересовали сейчас местные сплетни — ему хотелось есть, а для того нужно было отыскать рыжебородого купчишку. — У меня там приятель остался...
— Пойдем, провожу... — легко согласился певун. — Там, наверное, уже все успокоилось... Карра, иди ко мне! — неожиданно крикнул он, и на его плечо, откуда ни возьмись, приземлился ворон. — Хороший, мой! Хороший.... — похвалил его парень, гладя жесткие крылья.
Вернувшись обратно, они обнаружили, что у дверей харчевни и вправду уже все спокойно.
— Где же твой друг? — поинтересовался певец, когда они зашли внутрь.
— А вон он! — обрадовался Гилленхарт, заметив карлика, сидящего над кружкой с пивом.
— Тьетль? — отчего-то удивился певец. — Ну-ну...
Рыжебородый, заметив его, явно обрадовался и призывно замахал рукой. Но, увидев, что вместе с юношей к столу подошел и его спутник, слегка насторожился:
— Э-э... рад снова видеть тебя! А что нужно достопочтенному агилу?..
— Ты его знаешь? — удивился Юстэс.
— Агил — это имя моего народа... — пояснил певец. — Мое племя родственно людскому... И, хотя, у нас не принято называть друг другу имена, покуда нет на это веской причины, но имя вот этого тьетля мне известно! — и он ткнул пальцем в съежившегося за столом карлика.
Низкорослый отчего-то занервничал.
— Тебя ведь зовут Рурус?.. — вкрадчиво спросил агил, опираясь руками о стол и нависая над карликом, точно скала. Сидевшие рядом стали оборачиваться в их сторону.
— Не знаю никакого Руруса... — заерзал на жестком сиденье тьетль.
— Вр-рет! — угрюмо каркнул вдруг ворон. Юстэс вздрогнул.
— Не знаю я никого... — упрямо повторил карлик и достал из кармана большой носовой платок.
Не успели они и моргнуть, как карлик взмахнул тем платком и вокруг поднялось облако едкой пыли. Пока они прочихались да глаза протерли, — тьетля и след простыл!
— Вот паршивец! — пробасил сидевший за соседним столом детина в кожаных латах. — Утек все-таки!.. А кто это был и почему так поспешно скрылся?..
— Это — Рурус, торговец сновиденьями... Вор и обманщик.
— Да ну?! — ахнули соседи. — Эх, попадись он нам!.. — и беседа за столом плавно перетекла от обсуждения видов на грядущий урожай к перемыванию косточек как всего племени тьетлей, так и его отдельных представителей.
Молодые люди уселись за стол, где еще недавно восседал маленький обманщик.
— Удрал мерзавец! — сокрушенно вздохнул певец. — Я давно-о пытаюсь вывести этого пройдоху на чистую воду!.. Ну, да ладно. Угощайся! — улыбнувшись, обвел рукою расставленные плошки. — В чем-чем, а в еде эти проныры знают толк!
Гилленхарт, само собой, не заставил себя долго упрашивать.
— Ты сказал, что он торговец сновиденьями... — начал расспросы Юстэс, немного утолив голод. — Как же это понимать?
— Так и понимай: ворует чужие сны, а потом продает их другим... — прихлебывая из кружки, отвечал агил. — Думаешь, что ему от тебя нужно было?.. Подсыпал бы сонного зелья — и выкачал все до капли из спящего. А то, говорят, бывает и хуже: слышал я, что растет в Дальних землях дурман-трава, варят из нее особое зелье. Ну, само собой с заговорами, с нашептом.... И потом, когда опоят этим зельем какого-нибудь бедолагу, становится он вроде пьяного: спит все время, а когда и не спит, все одно словно сонный, — а уж сны у него! Такого и Проклятому Королю не снилось!.. Только снов тех я бы никому покупать не советовал, — кто их смотрит, тот со временем сам теряет и волю, и разум...— и, помолчав, печально добавил: — У меня так друга сгубили...
— Бр-р-р... — помотал отяжелевшей головой Юстэс. — Ничего я, однако, не понял: да кому нужны-то чужие сны, если их даже и можно украсть? Кой в них прок?..
— Нынче многим по ночам не спится... — сильно удивившись такому вопросу, ответил агил. — А ты сам, брат, откуда?.. — перевел он разговор.
— Не знаю, как и объяснить... — честно признался Гилленхарт. — Мне здесь надо найти одного человека...
Видя, что он не собирается ничего пояснять, агил не стал настаивать. Подозвав хозяина, он расплатился, и поднялся из-за стола.
— Ладно... Хорошо, что встретились, — может, свидимся и еще ...
— Постой!.. — видя, что он собирается уйти, окликнул его Гилленхарт.— Скажи хоть свое имя и где тебя можно найти?.. — сама мысль о том, что он вот сейчас останется опять в одиночестве в этом чужом и непонятном городе была ему невыносима.
Агил остановился. На его лице появилось странное выражение.
— Пойдем-ка со мной...
Они вышли в ночь. Дул холодный ветер. Юстэс поежился и поплотнее закутался в плащ: не прав был тот торговец, что отверг его предложение — ночи здесь холодные...
— Ты спросил мое имя ... — заговорил агил, размеренно шагая в темноте. Юстэс не видел его лица, но ему показалось, что он рассержен. — Видно, ты совсем не знаешь обычаев... Настоящее имя живущего ведает лишь мать, что дает его, да самые близкие ... Остальные придумывают ему прозвища... Даже умирая, каждый уносит свое имя с собою, чтобы не тревожили черноделы его дух... — и резко остановившись, он схватил Гилленхарта за грудки. — Спрашиваешь мое имя, а какие на то имеешь причины?..
— Да в самом деле! — с сердцем отвечал Гилленхарт, резко стряхивая его руки. — Откуда мне было знать, что у вас считается это оскорблением!
— Нет! — с жаром возразил певец. — Совсем наоборот! Имя можно сказать лучшему другу ... или невесте... Но не первому же встречному!
— Что тут такого? — вконец разозлился Юстэс. "Господи, как же ему это все надоело!"
— Зная имя, можно околдовать его хозяина... Напустить порчу... Или вообще сделать его своим рабом... Недаром же спрашивают: "Как тебя зовут?" — позови живущего по имени, и он придет. Позови ушедшего — и он тоже может явиться...— терпеливо пояснил певец.
— А вот мне один назвался! — упрямо заявил Юстэс, вспомнив уход Старика. — И ничего не случилось!
— Значит, его больше некому было помнить... Или он хотел, чтобы ты его вызвал когда-нибудь.
— Зачем это?.. — испугался Юстэс. Возможность общения с духами всегда внушала ему суеверный ужас.
— Ладно... Я другое хочу сказать... — почти грубо перебил его агил. — Когда-то ведунья предсказала мне: я встречу человека, который, ни с того ни с сего, захочет узнать мое настоящее имя. Она много чего наговорила мне, и не стану пересказывать ее болтовню. Важно другое: я должен буду ему помочь. Так сдается мне: не ты ли и есть тот самый любопытный?..
И Юстэс, словно наяву услышал голос монаха: "... Тот человек сам найдет тебя..."
— Как знать... — ответил он, чуть помешкав. — Может, и я...
* * *
* * *
* * *
...Новые приятели поселились вместе на небогатом постоялом дворе, и следующий разговор о житье — бытье завел уже сам агил.
-...Я слова менял на золото монет, а ты? Чем ты добывал себе пропитание и славу?..
— Славы я пока не добыл... — чуть усмехнувшись, ответил Гилленхарт. — И все, что у меня есть — это крепкие руки: могу рубить, могу стрелять. Я — воин.
— Тогда что держит тебя в Акре? — удивился агил. — Здесь возможно разве что наняться в провожатые какому-нибудь толстопузому купчине... или охранять сборщика податей. Но по мне уж лучше — к купчине: глядишь, доведется побывать в дальних землях. Охранять мытаря куда опаснее — не любят их, так уж повелось, — потому и платят за это больше, да не в почете это дело у настоящих рубак. Те же, кто хочет славы и денег — нанимаются в порубежные дружины. Или идут в наемники к чужим...
— А здесь? Нет разве здесь королевской дружины?..
Глаза агила округлились, потом он звонко рассмеялся:
— Туда еще успеешь попасть! Нет, ты и вправду чудной... — тут он слегка призадумался, потом сказал: — Так и буду тебя звать — Чудной...
Заметим, что Гилленхарт еще не успел назваться ему, а после ночного разговора и вовсе держал язык за зубами.
— Чем я насмешил тебя? — нахохлился Юстэс.
— Дворец, королеву и город охраняют Тени. Это духи павших воинов... Старое заклятье, — пояснил певец. — Королевская семья пользуется им еще со времен Проклятого Короля. Тень — сильнее и могущественнее нежели целый отряд таких как ты, и — главное! — никогда не предаст своего повелителя. Никогда...
Юстэс вдруг вспомнил луч света, упавший из предутренних облаков на землю, там, в горной деревушке...
— Получается, — медленно проговорил он, — душа воина попадает в вечное рабство к вашим королям?
— Их никто не неволит! — возразил рассказчик. — Наоборот: это большая честь — лишь самые храбрые и достойные дают Обет верности... И поверь, никто еще не отказывался! Известно, многие охотятся за душой человеческой, когда она остается без приюта... Успеет ли она пробиться к Свету, найдутся ли рядом те, кто сумеет защитить ее, пока она остается беспомощной, словно младенец? — а клятва защищает ее и от Охотников, и от Тьмы...
Юстэс ничего не ответил на это: перед его внутренним взором проносились картины сражения с нечистью в горах...
-...Пойдешь со мной? — прервал его воспоминания агил. — Я должен встретиться сегодня вечером со своим старым другом.
— Стоит ли? — с трудом вернулся к действительности Гилленхарт. — У вас, наверное, свои дела и разговоры...
— Да, мы давненько не видались, — но мне боязно оставлять тебя одного — попадешься еще опять на удочку какого-нибудь шустрика... Ведь Рурус знает теперь, что мне все известно о нем, — что-то он предпримет в ответ? От тьетля можно ожидать любой гадости... Хотя, среди них есть и очень славные ребята...
Юстэса не очень-то испугали слова агила: он был уверен, что запросто справится с целой оравой недоростков. Если, конечно, они будут вести честную игру...
— Не будут! — заверил его певун. — Уж это точно!.. А мой друг — сын очень влиятельного вельможи. Может, что и присоветует насчет тебя...
Последний довод показался Юстэсу разумным: ему было неловко, что агил платит за его кров и пищу.
Выйдя на улицу, они смешались с праздной вечерней толпой, неспешно текущей по улице. Засмотревшись по сторонам, Юстэс нечаянно сильно толкнул плечом высокую, богато одетую женщину.
— Экий невежа!.. — ее красивое лицо сморщилось от негодования. Она высокомерно оглядела юношу снизу вверх.
— Покорнейше прошу меня простить, сударыня... — сконфузился Гилленхарт и поклонился.
Но она вдруг взглянула повнимательнее в его глаза и выражение ее лица изменилось:
— А ведь ты издалека-а... — проговорила она так, словно уличила его в чем-то постыдном или запретном. — И я вижу на тебе чужое заклятье...
Юстэса отчего-то неприятно насторожил и ее пристальный взгляд и то, как она произнесла последние слова. А незнакомка схватила его за руку, — вцепилась точно клещами:
— Хочешь, скажу, что тебя ждет?... — вкрадчиво спросила она.
— Ворожба — занятие такое же богопротивное, как и колдовство! — твердо заявил юноша, вырывая руку.
— Не хочешь?.. -переспросила женщина. — А ведь многие умоляют меня об этом!
— Нет. Оставь меня.
— Ладно... — презрительно махнула рукой незнакомка. — Как знаешь... А я все равно погадаю тебе. Просто так... — и прищурив глаза, выдохнула ему прямо в лицо: — Будет у тебя большая любовь, — да только обманет.... Будет дальняя дорога, в конце дороги той — сокровища несметные! — да только богатым не станешь ты... — голос ее опустился до свистящего шепота: — И конец твой вижу: убьет тебя — лучший друг!..
— Каркать будешь над моею могилой! — чуть побледнев, жестко ответил Гилленхарт. — А сейчас — прочь с дороги, брехливая ведьма!
Но в лицо ему рассмеялась вещунья:
— Все, что я сказала тебе, так же верно, как и то, что того, кто пришел с тобой, — казнят сегодня на Храмовой площади!..
— Пойдем... — тихо шепнул юноше агил, видя, что тот потянулся за кинжалом. — Пойдем, кому говорю!.. — и крепко взяв его за локоть, потащил прочь.
— Очень плохо, что ты с ней повздорил... — озабоченно сказал певец, когда они свернули на другую улицу. — Это была Мирта-предсказательница... Говорят, она любит предсказывать худое...
Юстэс лишь нахмурился в ответ. Приятели молча зашагали дальше.
— Не хочется верить этой вороне, — проговорил, наконец, Юстэс, когда они были уже далеко от злополучного места. — Но со мной и взаправду был товарищ...
— Проверить нетрудно... — мрачно отозвался агил. — Если хочешь...
— Хочу!..
* * *
* * *
* * *
* * *
*
...Посреди круглой площади тянулось к небу высокое сооружение: несколько острых тонких башен, соединенных вместе полукруглыми арками.
— Храм Солнца... — благоговейно сказал агил.
Чуть поодаль, перед огромной линзой, выточенной, очевидно из какого-то кристалла, был прикован цепями к столбам человек.
Приглядевшись, Гилленхарт узнал капитана...
Первым побуждением его было броситься на помощь: в честном поединке он с удовольствием насладился бы предсмертными хрипами бывшего пирата, но позволить чужим попам казнить того, кто долгое время был его спутником, делил с ним кусок хлеба и все невзгоды?!
— Стой! — агил вовремя схватил его за руку и увел в толпу, собравшуюся поглазеть на казнь.
— Хотелось бы знать, в чем он провинился! — шипел Юстэс, пытаясь вырваться
— Храмовники не станут жечь невинного... Да смотри сам!.. — резко воскликнул агил, указывая туда, где был прикован несчастный.
Солнечные лучи сфокусировались тем временем через линзу прямо на багровом шраме, что косо перерезал грудь казнимого. Спустя мгновение маленькая фигурка между столбами словно взорвалась, и к небу вздыбилось желтое туловище громадного скорпиона. Толпа зрителей завопила и откачнулась назад. Одним неуловимым движением чудовище вырвало с корнем каменные столбы... Издав невыносимый для человеческого слуха визг, оно подалось вперед и над головами замерших в ужасе людей пронеслась гигантская клешня. Поднялась страшная паника... И только жрецы в белых одеждах, что стояли вкруг помоста, остались спокойны. Повинуясь еле заметному знаку одного из них, они протянули вперед руки с раскрытыми ладонями, — и в тело чудовища вонзились десятки огненных лучей, заставляя съеживаться и обугливаться напоенную ядом плоть...
Юстэс остался на площади до самого конца.
— Идем... — тронул его за плечо агил.
Словно во сне, Юстэс повернулся и пошел за ним, спотыкаясь, как слепой. То, что произошло у него на глазах... Нет, он не мог выразить свои чувства — слишком многое смешалось в один огромный клубок: жалость, негодование, мстительное удовлетворение, суеверный ужас...
— Что.... Что это было?
— Его душа... — как само собой разумеющееся ответил певун. — ...в Акре безопаснее, конечно, чем в других местах... Но даже тут порой такое бывает!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
