Живи!

— Госпожа, вы можете назначить мне наказание...

— За ненависть? — фыркнула она.

— Раб не смеет ненавидеть господина.

— Ты ещё не понял, Ллир? Мы одинаковые. Ну и что, что я принцесса. Я изгой. Нечеловек. И ты тоже. Я здесь такой же раб. Мне так же говорят, что делать, так же отдают приказы. Меня так же наказывают, если я их не выполняю. Моя свобода мне не принадлежит — и никогда не будет. Рабство? Думаешь, я не знаю, что это?

— Не знаете, госпожа, — твёрдо сказал я.

Она тут же вскинулась.

— Да?

— Да.

Госпожа смотрела, как я поднимаюсь по ступенькам, вытираюсь.

— Не объяснишься?

Я молча натянул одежду.

— Тогда двадцать плетей за непочтительное обращение. Передай этому... кто там у вас надсмотрщик. И немедленно. После возвращайся.

Я поклонился.

— Как прикажете, госпожа.

— И не забудь про кровать. Скажи, чтобы заменили.

— Да, госпожа.

Я задержался в спальне: капал расплавленным воском на лай-не. Они сворачивались и, когда я подносил к ним огонёк свечи, рассыпались в пепел. Скоро вся кровать была покрыта пеплом — достаточно экстравагантно, но не так, как проросшие сквозь доски цветы.

В дверь купальни что-то ударилось с той стороны и, судя по звукам, разбилось. Потом ещё раз.

Я оглянулся, поставил свечи и, передав принёсшим завтрак слугам приказ насчёт кровати, отправился искать надсмотрщика.

Спустя час, когда я вернулся, госпожа одевалась — рыженькая горничная-ликийка закалывала её платье брошами.

Слуги тем временем уносили остатки завтрака.

Госпожа обернулась, когда я вошёл и встал в углу на коленях. Смерила меня долгим тяжёлым взглядом.

— Понял, за что?

— Да, госпожа.

Она фыркнула и отвернулась.

На то время, пока устанавливали кровать, госпожа пожелала уйти гулять на северную стену. Здесь было пусто: похоже, редко кто сюда ходил. За садом не ухаживали — и деревья росли, как хотели. Карликовые уродцы, посаженные людьми. Тот там, то здесь белел бок заросшей беседки — но госпожа всё шла и шла дальше, не обращая на них внимания.

— Меня здесь десять раз пытались убить. Точно. Десять раз. Три раза отцовские фаворитки, и семь — королева. Пять раз у них почти получилось, — сказала она вдруг. Обернулась, посмотрела на меня. — Думаю, все были бы только рады, если бы меня не было. Как думаешь?

— Как скажете, госпожа.

Она вздохнула. Мы как раз добрались до стены, и госпожа, подпрыгнув, села на край того, что когда-то, наверное, было маленькой башенкой (честно говоря, я плохо разбираюсь в человеческих укреплениях). Здесь стена возвышалась над обрывом: внизу шелестел верхушками крон лес. Незнакомо, надрывно пели птицы, и солнце нет-нет, но поблёскивало на скрытом среди деревьев ручье.

Госпожа опасно передвинулась на край и опустила ноги, как будто собиралась прыгнуть в этот обрыв. Я замер рядом, не решаясь опуститься на колени и думая, что если она и правда соберётся спрыгнуть, надо успеть её подхватить. Я отлично знал, что бывает с рабами, позволившими господам умереть.

— Знаешь, Ллир, я тут поинтересовалась: у вас ведь странная религия, да? У Рей-на, — и тут же, передразнивая, ответила за меня: — "Как скажете, госпожа". Ну так вот — вы ведь верите, что самоубийство — грех. Да? Эта ваша Праматерь так говорит. Да?

— Да, госпожа.

— Чудно. А довести кого-то до самоубийства — тоже грех? Ну, чего уставился? Отвечай.

— Да, госпожа.

— Пре-вос-ходно. А что бывает с рей-на, который доводит живое существо до самоубийства? Он попадает в ад?

Я осторожно подошёл ближе. Спрыгнет, дурочка.

— Да, госпожа.

— Замечательно, — она упёрлась руками о шершавый камень. — Ну, в общем, я — живое существо, и ты меня, рей-на, доводишь. Со мной творится что-то странное, я не понимаю, что. Мне страшно. Мне так страшно, что я лучше покончу с собой — всё равно всем плевать. И ты единственный, кто может меня остановить. Ну так что, не будешь секретами волшебными делиться? — она подняла взгляд на меня.

Я не опустил голову, хотя хотел и должен был. У неё нечеловеческие были глаза — демона, и мне больших трудов стоило напомнить себе, кто она. Спина помогла — шрамов не останется, но прикосновение к ткани рубашки пока что лучше ошейника и клейма напоминало мне, кто я. И из-за кого я это терплю.

Госпожа пожала плечами и отвернулась.

— Гори в аду, рей-на.

Я всё-таки не успел её поймать. Она мелькнула в воздухе — солнечный зайчик скакнул по чешуе, рогам. А потом в воздухе затрепетали, сначала бесполезно полощась, потом — поймав ветер, крылья.

Госпожа взлетела, зависла над стеной, потом опустилась передо мной. Её колотило.

— О-обалдеть! — она посмотрела на меня. Демон, не человек. Глаза огромные, голый хвост нервно стегает воздух. — Я... я могу летать! Я... Значит, это правда?! Правда, что я могу колдовать? Они все ошибались! — она радостно рассмеялась. — Ллир, они все ошибались!

— Да, госпожа.

Она услышала — взгляд прояснился.

— Ты знал.

— Да, госпожа.

— Ты не с-с-собирался мне помогать, — зашипела она, скалясь, а вокруг её руки появился чёрный сгусток. Совершенно машинально — от полноты чувств. Большего она всё равно ещё не могла создать.

— Ты хотел лишить меня этого?! — она занесла руку, а я не стал падать на колени. Теперь это было неуместно. — Ты хотел, чтобы я продолжала жить вот так, ненужная, слабая принцесска, тогда как на самом деле я могу. Я всё могу!

— Да, госпожа.

Её рука дрогнула. И медленно опустилась.

— Это потому, что я человек, да?

Я молчал, и она тихо, горько рассмеялась. Крылья, хвост, — всё это растаяло, струйкой дыма улетев вниз, в лес.

Госпожа смотрела на меня, щурясь от солнца, и грустно улыбалась.

— Да, конечно. Ты раб. А я ведь на самом деле ничего не могу изменить? Со всей моей магией — ничего ведь, да?

— Да, госпожа.

Она кивнула. И, отвернувшись, зашагала к заросшей лопухом дорожке.

Остаток дня прошёл тихо. Госпожа молчала — только, когда принесли ужин, так же молча указала мне на него. Я видел, как она морщится от запаха мяса, давится, но ест. На меня она не посмотрела. Ни разу.

Ночью, уже лёжа в постели, госпожа вдруг сказала:

— Знаешь, Ллир, ты был прав утром. Я действительно глупая наивная девочка. Я ничего не понимаю, — и, притянув меня к себе за шею, глядя в глаза, добавила: — Я не думала, что ты позволишь мне отдать тот приказ. Про плети. Извини. Это неправильно — то, что я сделала. Я не буду больше. Просто, знаешь, я увидела в тебе... не человека, конечно, но кого-то равного мне. Я ошиблась. У стены сегодня я поняла, как сильно. Прости, я не буду требовать от тебя ничего, что ты не сможешь мне дать. Мы не равны и никогда не будем. Я глупа, раз этого не видела, — она отпустила меня и отвернулась. — Прости. И спокойной ночи.

Я простоял на коленях всю ночь — не потому что она приказала, а для себя. Я привык: так теперь легче думалось. Я вспоминал, но, уверен: уже тогда я сдался. Маленькая наивная человеческая дурочка оказалась сильнее, чем я ожидал. Так плохо мне не было с тех пор, как наша Верховная жрица отдала на разграбление людям поляну с озером слёз. Я думал, хуже быть не может. Я много чего думал.

Принцесса была права: Праматерь бы меня за такое поведение по головке не погладила. До войны рей-на не делали различия в народах или расах. Если нужно было, мы учили и людей. Это люди провели черту и назвали нас зверями. Неужели я прожил среди них так долго, что стал как они?

Утром госпожа, сонная, сползла с кровати и поплелась в ванную. Я последовал за ней.

— Ллир, ты чего? Уйди, я сама справлюсь. Распорядись лучше насчёт завтрака, всё как вчера... Ты что, не спал? Почему?

Я поймал её взгляд.

— Когда в следующий раз решишь полетать, девочка, убедись, что рядом нет людей. И ещё — никогда не прыгай с такой высоты, с какой можешь разбиться, пока как следует не научишься.

— Ллир, ты чего?

Я показал ей кинжал — у госпожи испуганно расширились глаза.

— Ллир, ты...

Я провёл лезвием по руке и протянул ей.

— Пей.

— Чего?!

— Пей. Если ещё хочешь чему-то научиться.

Она наклонилась, аккуратно лизнула — и тут же жадно накрыла рану ртом.

— Господи, Ллир, это так вкусно!

Демон...

— Теперь ты, — я подал ей кинжал.

— Что, руку резать? Как ты?

Я кивнул. А потом взял её раненую руку и осторожно поцеловал. Её кровь была горькой, как дым.

— Теперь я буду чувствовать тебя, где бы ты ни была. И твою магию. Это поможет мне подкорректировать те глупости, которые ты наверняка натворишь.

— Ну почему же, — она поскребла когтём бровь, — сразу натворю? Так ты что, учить меня будешь?

— Да, девочка.

— Я Лия. Ллир, серьёзно, это такая игра?

— Нет. Если ты действительно собираешься учиться, я не смогу постоянно вести себя как раб. И тебе придётся это принять. Конечно, на людях, — я улыбнулся, — это не считается. Но здесь, в твоих комнатах тебе придётся терпеть нахального рей-на, который будет отдавать тебе приказы.

Госпожа снова поскребла бровь.

— Ну... В угол меня поставишь? Или отшлёпаешь?

Я нахмурился. Ясно было: девчонка мне не поверила.

— Ну, ладно, ты тогда... э-э-э... выйди, что ли? Или это входит в обучение? Ванна, купание?

Я молча развернулся.

— Ллир, тебе надо сделать дырку в штанах для хвоста. Я уже распорядилась, в смысле, отдала приказ портному. Он сказал, сегодня штаны можно забрать. Ты не бойся, я тебя за хвост дёргать не буду.

Хамка малолетняя.

Я усмехнулся, обернулся и отвесил ей шутовской поклон.

— Как прикажете, госпожа.

— Эй, ты чего? Мы же играем. Значит, не госпожа, а Лия.

Я отвернулся и вышел из купальни, плотно закрыв за собой дверь. Ну что ж, я бы на её месте тоже не верил.

Летать госпоже понравилось. Она мало желала знать про концентрацию и сосредоточение силы в себе. Про волшебство она, впрочем, тоже ничего знать не хотела. Я рисовал ей схемы и таблицы, полагая, что она уже достаточно взрослая, чтобы их понять. А ей было скучно. Она тащила меня на стену, или отправлялась в заброшенный сад — на территории дворца, поистину бывшего скорее маленьким городом, чем просто зданием, таких было достаточно. Госпожа использовала силу и концентрацию ровно настолько, чтобы принимать ипостась демона. И летать.

Сначала она летала одна ("Ллир, сделай так, чтобы меня никто не видел. Ллир? Куда ты смотришь, я здесь? О, меня уже не видно? Чудно. Ты молодец, Ллир"). Порой мне казалось, что в её человеческую головку просто не умещается осознание всей её силы, всего возможного могущества. Меня она не слушала. Совсем.

Чуть позже, вдоволь налетавшись одна, она взяла за привычку требовать, чтобы я взял корзинку с едой ("Только не тяжёлую!") и шёл с ней к северной стене — оттуда она уносила меня в ближайший лес или поле. Как ей вздумается.

— Ты совсем лёгкий, Ллир. Правда, как котёнок. Ой, прости, я что-то не то сказала? Слушай, а я тебя нормально кормлю? Может, ты тощий? Ты мне тогда скажи... А, скажешь ты! Снимай рубашку. Хм, да нет, рёбра вроде не торчат. У рей-на же есть рёбра?

— Конечно, госпожа. Наше внутреннее строение крайне сильно напоминает человеческое.

— Ух ты! А хвост тогда почему растёт? А ушки? Ллир, ну дай почесать ушки, они такие ми-и-илые... Тебе неприятно, когда я их трогаю? Только честно?

— Госпожа, вам было бы приятно, если бы я вам под юбку залез?

— Ну скажешь тоже! Ллир? Что, правда, так же? И-извини тогда. А хвост можно? А ты мои рога хочешь потрогать? Нет? Ну почему никто никогда не хочет трогать рога, а ваши ушки — такие милые!

— Госпожа, может быть, мы повторим упражнения, которые я показывал вам утром?

— Это были скучные упражнения, Ллир, я не хочу. И вообще, если мы играем, почему ты не зовёшь меня Лия?

— Почему вы не хотите учиться, госпожа? У вас дар, вы можете почувствовать магию если только...

— Я уже чувствую достаточно! Я не хочу никакой магии! Зачем мне магия, Ллир? Я, может, замуж скоро выйду. А кому нужна жена-ведьма? Хватит с них, что я почти демон.

Это смешно, если задуматься — и я задумывался, пока наблюдал за её пируэтами в небе. Госпожа столько времени и сил потратила на то, чтобы убедить меня её учить. Сначала ей, конечно, хотелось понять, что превращает её в демона. Контролировать. Но это оказалось слишком легко для её способностей. Естественно, ей бы хотелось вырваться из дворца, жить свободно — и поразить короля, наконец-то доказать ему, что он не зря оставил уродину-дочь при себе. Наверняка девочка уже представляла себя во главе армии или на троне рядом с отцом. Тогда, на северной стене, я разрушил эти мечты. Госпожа, должно быть, поняла, что дело не в магии — её не поймут и не примут, как уже было раньше. Ничего не изменится.

А может, в её голове действительно не укладывалась вся широта открывшихся перед ней возможностей?

Впрочем, чаще всего мне казалось, что я просто не понимаю, что творится в голове этой девчонки.

На очередном приёме — праздновали день рождения королевы — госпожа приказала:

— Ллир, а ты можешь притвориться, что любишь меня? Правда любишь. Можешь? Тогда потанцуй со мной. Пожалуйста!

Полагаю, очередная попытка привлечь внимание короля, тем вечером занятого именинницей. Одетый или нет, в ошейнике или нет, я не мог спрятать ни хвост, ни уши, чтобы сойти за человека — даже по приказу госпожи, даже на один только танец.

— Госпожа, вы уверены?

— Я так хочу, Ллир, — она подала мне руку, и, когда я встал с колен, присела в церемониальном поклоне. — Пожалуйста, мой лорд, снизойдите до танца с бедной уродливой принцессой.

Конечно, все пары тут же освободили нам место — участвовать в подобном "бесчестьи" не стал бы ни один нормальный человек. Свет был приглушён — как будто это могло мне помочь. Я уже видел взгляд короля — совсем не одобрительный. И думал, во сколько плетей мне это обойдётся?

— Госпожа, мне нужно шептать вам слова любви?

Она прижалась ко мне теснее, чем требовал танец, и закрыла глаза.

— Нет. Пожалуйста, лучше молчи.

И мы молчали. Музыка играла медленная — мы так же медленно кружились, руки госпожи у меня на плечах, мои — на её талии. Бесчестье — как оно есть, для человека. Её отец не сможет не обратить внимания на подобное, так что госпоже, очевидно, удалось его привлечь.

Мелодия стихла, не резко, но неожиданно — как последний вздох. Госпожа замерла, не поднимая головы. И шепнула мне в шею:

— Я люблю тебя, Ллир.

Не уверен, что это было частью игры. И не думаю, что я первый потянулся к её губам — но мы целовались, и её поцелуй был не как дым, совсем. Он был солёный, как слёзы.

А потом раздались хлопки. Сначала редкие, потом всё громче и громче, как будто кто-то подал знак аплодировать. И голос королевы воскликнул:

— Лия, великолепно! Ты потрясающе выдрессировала своего рей-на. Иди к нам, расскажи, как ты это сделала. Я хочу от своего, — она потянула королевский подарок за цепочку, — такой же чувственности.