— Ну и? — протянула с вызовом, едва за нами захлопнулась низенькая дверь.
— Что 'ну и'? — повторил за мной взъерошенный умник. — Хотя я, пожалуй знаю, что ты имеешь в виду под этой многозначительной фразой — чем меня не устраивает твой некромант?
— Во-первых, он — не мой некромант. А, во-вторых... В общем, да. Чем он тебя не устраивает, раз ты позволяешь себе такую бестактность?
— Ответ кроется в самом вопросе, Стася. Этим он меня и не устраивает.
— А если яснее?
— Да куда уж... яснее, — пропыхтел кот и, тяжело вздохнул. — Ты хорошо разбираешься в некромантской магии?
— И чем же она отличается от обычной стихийной? — прищурила я на умника глаза. — Может, ты меня... просветишь?
— Да, видимо, придется... Вот ты из чего черпаешь свою силу?
— Из огня. Маги воздуха — из воздуха, земные — из земли и камня, а водные... А, если еще яснее?
— Некроманты, Стася, в отличие от стихийников, 'питаются' отрицательными эмоциями: страхом, ненавистью, гневом, болью и тому подобными состояниями. А чтобы это получалось легче, им приходится подстраиваться под своих 'кормильцев'. У них и символ — хамелеон. В этом нет ничего плохого, ведь они забирают только негатив, даря взамен душевный покой... Дело здесь в другом.
— И в чем же здесь дело? — плюхнулась я на деревянный диванчик. — Я тебя внимательно слушаю.
— Дело здесь в том, как именно они это делают, подстраиваются. Некроманты, Стася, от природы своей наделены непревзойденным обаянием. Они прямо его излучают. Ведь, чтобы человек или маг перед тобой раскрылся и вывернул наружу всю свою душу, ему нужно обязательно понравиться, внушить, так сказать, доверие. И некроманты владеют этой техникой, как никто другой. Теперь-то я ясно выражаюсь?.. По твоему лицу вижу, что ясно.
— Значит, получается, что Глеб внушил мне симпатию к себе? — потрясенно выдохнула я. — То есть, он мной просто манипулировал?
— О-о, не все так мрачно, дорогая. Мало того, я уверен, что ты ему тоже нравишься. Просто... он должен был быть с тобой честным с самого начала. Я так считаю. А ты сама как думаешь?..
А я тогда подумала, что сказка моя, про прекрасного благородного рыцаря внезапно закончилась. И вернулись опять 'серые' будни, где нет места чудесам, а все процессы в нашей жизни объясняются законами обмена энергией... И как же я тогда позавидовала людям с их неведением и верой во все 'сверхъестественное'. Это как детская история про мою игрушку — куклу, которую мне подарил папа на один из дней рожденья. Я ее долго сначала разглядывала, вертела в руках, наблюдая с замиранием сердца за тем, как она подмигивает мне своими круглыми зелеными глазищами и повторяет: 'Я тебя люблю. Я тебя люблю'... А потом я ее разобрала. И увидела, что в голову моей маленькой подружки встроен механизм, который и заставляет ее издавать звуки. И все — сказка закончилась.
Мы, маги лишены всех сказок и всех чудес, которые происходят в этом мире. Мы — посвященные в их тайны и от этого обделенные на всю нашу долгую жизнь. Для нас нет сказки. Для меня ее больше нет...
К сложению кострища Глеб подошел основательно, соорудив из длинных березовых поленьев устойчивое подобие шалаша. А вот скамейку для нас двоих просто навещал(27). Зато красивую, просто произведение плотницкого искусства. Завершающий ритуал этого не требовал, видимо, в отличие от эстетических запросов некроманта.
— А теперь можешь поджигать, — обтирая ладони об брюки, распрямил он спину и внимательно посмотрел на меня.
— Как скажете, господин некромант.
Маленький огонек, соскользнув с моей руки, чиркнул по ближайшему полену и устроился между закрученных лоскутов бересты. Лизнул их всех по очереди, а потом с громким 'п-пых-х' расправил свои жаркие крылья. Разгоревшееся вмиг пламя выхватило из темноты притихшую ночную поляну и край недалекого леса, сразу перещеголяв луну, единолично ответственную в этом месте за ночное освещение. А мне, вдруг, на ум пришли свои недавние фантазии про посиделки у такого вот костра... Там, правда, еще другие атрибуты были — подруги и жених, полный всяческих достоинств... Я посмотрела на Глеба, стоящего немного поодаль и задумчиво глядящего на огонь. Он был прежним, таким же милым и трогательным. Только, казался сейчас немного растерянным, пожалуй. Но, мне теперь было сложно понять — часть ли это его некромантской магии или же настоящий Глеб Анчаров, без всяких хамелионских масок.
— Я все хотел у тебя спросить, как тебе удалось вытащить из Наума витху?— нарушил он тягостную тишину.
— Вытащить витху?.. Я ведь травница, Глеб. И знаю несколько 'очень убедительных' болезней, которые совсем не способствуют телесным наслаждениям. Вот я ее и обманула. Сказала, что Наум одной из них болеет... Она же не моя коллега. Ее я могу обманывать?
— Она — демон, который сам привык это делать, Анис. Люди в таких случаях говорят: 'Сам Бог повелел'... Но, о чем это я... — невесело усмехнувшись, полез он в карман брюк и через мгновенье протянул мне руку. — Сделаешь это сама?
— А-а, давай, — азартно сверкнула я глазами и протянула свою ладонь, в которую тут же лег обжигающе холодный камень-голыш. — Просто бросить его в огонь?
— Угу, — кивнул Глеб. — Только... погоди, — быстро подошел он ко мне и наполовину заслонил собой от пламени костра. — На всякий случай. Теперь бросай!
А вот сегодня фейерверк получился. Да еще какой! Костер сначала проглотил свою неожиданную добычу, а потом, 'пожевав' ее немного, вдруг, решил выплюнуть прямо в небо...Такие 'плевки и всасывания', сопровождаемые искрами и жутким подвыванием, продолжались долго. До тех пор, пока выплевывать стало нечего. Взвизгнув напоследок, камушек, уменьшившийся в размерах до горошины, окончательно исчез в пламени, а затем сверху на него обвалился березовый шалаш... И вновь наступила тишина...
— Теперь остается дождаться, когда дрова полностью прогорят... Анис...
— Ты уже можешь меня отпустить.
— Я заметил, ты даже не испугалась... Ты вообще, в этой жизни чего-нибудь боишься?
— Боюсь.
— И чего же?..
— Башни.
— Башни? — удивленно повторил мужчина, так и не ослабив своих объятий. — Почему? Ты мне расскажешь об этом когда-нибудь?
— Это еще с детства. С тех пор, как мы жили в Тайриле. Да и не интересно. А вот чего боятся некроманты?
— Некроманты в целом или я? — замолчал ненадолго мужчина. — Я сейчас, Анис, очень боюсь разжать свои руки. И еще... — глубоко вздохнул он. — Я боюсь, что после того, что ты обо мне узнала, ты уже никогда не будешь со мной прежней.
— Скажи, ты применял ко мне свою магию? — посмотрела я Глебу в глаза.
— К тебе?.. Ты мне сразу понравилась, Анис. Я и имя тебе такое придумал, как только увидел — там, у вашего старосты в доме. И всегда тебя так называл, про себя, сначала... И мне, конечно, тоже хотелось произвести на тебя должное впечатление... Нет, Анис. Я не применял к тебе свою магию. Хотя, признаюсь честно, поначалу у меня возникло сильное желание тебя 'опутать'. Это у нас такой профессиональный термин, — усмехнулся мужчина. — Ты мне веришь?
— Моя мудрая тетушка говорила, что мужчинам верить — круглый год в широких платьях ходить... Но, я тебе верю, Глеб. Хотя, мне жаль, что ты — не благородный рыцарь. И с этим уже ничего не поделаешь.
— Маленькая маг Анастэйс, которая боится башен и ждет своего благородного рыцаря, — медленно произнес некромант. — Скажи, пока его еще нет на горизонте, я могу быть твоим... другом, хотя бы?
— Можешь, — великодушно разрешила я. — А друг может своего друга научить... целоваться? А то, вдруг благородные рыцари нецелованных магичек из башен не вытаскивают?
— Конечно, — засмеялся Глеб и пальцами приподнял мой подбородок. — Только, сразу и честно должен тебя предупредить, что такие занятия значительно расширяют обычные полномочия друзей. Ты на такое согласна?
— Пожалуй, да, — с вызовом прищурилась я.
— Ну, тогда... закрой глаза...
Вспоминая ту ночь у костра, могу, без всякого сожаления признать, что со временем полномочия 'дружественного мне некроманта' очень сильно расширились... Правда, он и остался на все эти шесть лет моим единственным таким 'другом', появляясь в нашем с Зигмундом доме с завидным постоянством. Мы всегда были ему рады, но играть в карты кот с Глебом больше не садился.
Вообще, жизнь моя, после знакомства со столичным гостем заметно изменилась. В первую очередь, конечно личная. А уже немного позже и профессиональная. Толчком к этому стала еще одна достопамятная встреча, произошедшая через два месяца после изгнания витхи. И на этот раз — с женщиной-алантом(28), на которую я, до того момента глазела всегда со смесью восхищения и опасливой настороженности...
— Нет, вы меня здесь высадите, — для убедительности обхватила я одной рукой витую ручку корзины, а другой вцепилась в металлический поручень.
— Так, до нужной тебе улицы еще чапать и чапать?
— Пусть чапает, Стеньша. Высаживай ее, — повелительным тоном изрек развалившийся на соседнем сиденье коляски Зигмунд. — В следующий раз вместе пойдем. Уж я найду, чем этому елейному снобу парировать.
— Договорились, — поймала я на слове умника. — У тебя сегодня как раз последний выездной сеанс... Спасибо! — прокричала уже с дощатой мостовой и, помахав свободной рукой расплывшемуся в щербатой улыбке старостиному кучеру, огляделась по сторонам.
Осень северным ветром путалась в моем длинном шарфе и кружила по дороге листья, заманивая их в лужи, да там и бросала. Как кавалер, не страдающий на танцах от нехватки партнерш... Грустно... И поучительно... Это я с Наумом нашим 'параллель провела', потому что бывший герой-любовник, благодаря таланту Зени и заботам преданной Майи постепенно приходил в чувства. Что же касалось остального с ним связанного... Как тогда Дозирон сказал: 'Нет зла без благодати'? Так у меня все наоборот получилось и теперь вот приходится добираться в хозяйственную лавку, куда я регулярно ношу свое мыло, обходными путями. Нет, 'невесты' наши, без мельника осиротевшие, щепетильность ситуации оценили быстро и со мной всегда здоровались, хоть и смотрели вслед со смешанными чувствами на лицах. А вот...
— Доброго здоровья, уважаемая Анастэйс!
— Да что ж это такое-то? — в отчаянии закатив к небу глаза, простонала я. — Хоть колпак(29) еще дома цепляй... И вам всех благ, отец Аполлинарий! — как можно нейтральнее поприветствовала я неотвратимо приближающегося священника.
— А вы все трудитесь... Похвально, — скосил старик цепкие глаза на мою тяжелую корзину. — А я к вам все с тем же.
— А я вам — все тоже, — привычно буркнула я и, развернувшись, пошла через дорогу.
Да что толку? Ведь теперь точно не отстанет до самой лавки... И даже подвал не поможет (уже пробовала — вынырнула из него как раз 'пред ясные очи'). Этот 'божий глас' будто чует меня своим длинным носом... А, может не меня, а мое благоухающее мыло, которого всегда — полная корзина?
— А вот и зря! — подхватив полы длинной рясы, припустил он за мной через лужи. — Я же против вашего ремесла ничего не имею, меня другое заботит — добродетельность собственной паствы. К коей вы, госпожа Анастэйс, по божьему провидению имеете в данное время непосредственное отношение.
— Я — к вашей пастве? Я и в храме то нашем деревенском ни разу не была, — решила я, для разнообразия, представиться дурочкой. Может это поможет?
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, — отсек мои надежды отец Аполлинарий. — И еще прекрасно понимаете, что у меня нет средств воздействовать на вашу совесть по-иному... Пока, нет.
— А вот это уже интересно, батюшка, — остановившись, нехорошо прищурила я глаза. — Вы что, мне угрожать изволите?
— Да какие там угрозы? — с явным сожалением вздохнул священник. — К совести вашей из последних своих сил взываю. Ведь прямо здесь, на нашей мельнице, творилась ежеднев... еженощ... регулярная вакханалия. А вы не хотите всенародно ее раскрыть, и помочь обличить участниц этих, прости меня Господи, сатанинских оргий.
— Все это деревенские сплетни, отец Аполлинарий, которым вы верите. Уж лучше бы вы так верили своим прихожанкам. Они бы вам тогда, возможно, тоже больше доверяли.
— Ах, вон вы как заговорили? — гневно вздернул на меня свои густые брови старик. — Прикрываете чужой грех и надеетесь, вам за это воздастся? Это для вас, магов и алантов сношения с нечистой силой — обычное занятие, а для православных людей...
— Что?!
— Добрый день. Я не помешала вашему занимательному диспуту? — повернувшись почти одновременно, мы отреагировали на новых действующих лиц по-разному: я — растерянным выкатыванием глаз, а отец Аполлинарий — нервным глазным тиком. И было от чего. Прямо рядом со мной сейчас, с недоброй усмешкой на красивом лице застыла наша местная достопримечательность — высокая, статная алант, несколько лет назад переехавшая в Мэзонруж аж из самой столицы со всей своей многочисленной семьей: 'человеческим' мужем и пятью детьми. А чуть в стороне, явно заинтересованно, маячил незнакомый мне мужчина — низкорослый, средних лет брюнет. — Что же вы замолчали, святой отец? — 'задушевно' продолжила дама. — Мне вот эта часть вашей речи, про сношения с нечистой, очень понравилась. На 'бис' не повторите?
— Некогда мне... повторять, — явно занервничал священник, которому новые его алантские соседи, поселившиеся, как назло, недалеко от храма — на пригорке у самой Шалбы, сразу стали 'поленом в глазу'.
— Некогда, значит? Так может, у вас тогда найдется время все это в Синоде(30) повторить? Или вы уже забыли, в каком мире живете, раз такими эпитетами разбрасываетесь? А, может, вам по ночам, святой отец, костры инквизиции снятся? — продолжила свое наступление алант, явно задетая за живое. — Так запомните на будущее, уважаемый: общаться с нечистью и сношаться с ней — два разных занятия. А, чтобы вам яснее стало, выражусь проще — оттого, что вы каждое утро по огороду свою козу гоняете, когда она вашу капусту и морковную ботву щиплет, — после этой фразы отец Аполлинарий нервно передернулся, — во всем остальном вас еще никто в деревне не заподозрил. И вы, пожалуйста, во избежание дальнейших проблем с собственным руководством, следите за своим языком. Особенно, в общественных местах... Вам, кажется, некогда было, святой отец?
— Истинно так, дочь мо-о... — ошарашено посмотрел старик на аланта и, резко развернувшись, пошел по улице.
— А вы все за того демона расплачиваетесь? — уперлась теперь в меня взглядом дама, а потом, вдруг, удивленно открыла рот и от души расхохоталась. — ... Извините, Анастэйс. Вас так, кажется, зовут, Анастэйс Джитон?
— Да-а...
— Я не хотела вас шокировать своим тоном. Он совсем не вам предназначался, а... Впрочем, хватит об этом полоумном. Посоветую лишь, после бесед с такими вот фанатиками не думать плохо обо всех священнослужителях. Много среди них и достойных людей, с которыми я лично знакома. А отец Аполлинарий к вам больше не сунется. Я обещаю. Так что, — с улыбкой посмотрела она на меня. — будем знакомы, меня зовут Гелия. А это, — взмахнула дама рукой в сторону подошедшего к нам мужчины. — мой старый знакомец из Либряны, господин Труш.
