Гостиная в большом доме. Семья за столом. Во главе — мужчина с кротким лицом, напротив — та самая женщина. Она сидит, не поднимая глаз. Она думает о щёголе, она горит всей душой. Ей страшно посмотреть на мужа.
— Элис, — раздаётся нежный девичий голос. — Элис, я сыграю сегодня вечером для наших гостей, если ты хочешь.
Между супругами сидит девушка лет шестнадцати, её глаза полуопущены, она смотрит из-под ресниц на женщину, потом, со значением, переводит взгляд на мужчину. Тот ничего не видит, поглощённый едой, но женщина бледнеет так, что кажется наряженной куклой, а не человеком.
— Да, Марджи, — голос её еле слышен.
— Когда стемнеет, — многозначительно говорит девушка. Потом она поднимает глаза, и Маргарет видит в них жестокое, кровожадное торжество.
Маргарет проснулась с часто бьющимся сердцем.
— Агата, Агата, проснись!
Был вечер, уже начало темнеть. Агата села, провела рукой по волосам и недовольно спросила:
— Ну что ещё? Что ты задумала на ночь глядя?
— Агата, нам надо найти поместье, оно должно быть недалеко. Там должно случиться ночью что-то ужасное.
— А нам-то что до этого? — удивлённо спросила та.
— Не знаю, — задумчиво ответила Маргарет. — Не знаю, но я должна там быть.
Они подошли к поместью в темноте. Луна проглядывала сквозь тёмные тучи, воздух был тяжёлым. Маргарет увидела освещённые окна гостиной, услышала звуки верджинела. Она украдкой заглянула в окно. Компания как компания. Несколько пар разного возраста, девушка, играющая на инструменте. Необычным было отсутствие в комнате хозяев. Маргарет огляделась. Заметив слабый свет в окне маленькой часовни, она двинулась туда. Женщина, которую они с Агатой видели днём, лежала ничком на каменных плитах и рыдала.
— Господи, спаси меня и мою душу, — разобрала Маргарет между всхлипываниями. — Господи, я всегда старалась быть хорошей. Я всегда старалась быть послушной. Я знала свой долг и несла свою ношу. Но я не могу больше... Ты знаешь, что мой муж — добрый человек, ты видишь, что я была бы ему доброй женой, но зачем, зачем ты послал мне Томаса? Я не могу сопротивляться...
И внезапно Маргарет все поняла. Решение пришло само собой. Завернувшись в тень и став невидимой, она подошла к женщине, встала рядом с ней на колени и положила руку ей на плечо. Та дико вскрикнула и замерла.
— Элис, Элис, — прошептала Маргарет, — я слышу тебя, Элис, я знаю... Где твой муж, Элис?
— Здесь, под полом, — прошептала женщина, дрожа всем телом. — Том связал его, и мы спрятали Джона там. Мы не смогли его убить, хотя Мардж говорила, что мы должны это сделать и потом отвезти тело в лес, чтобы шериф подумал на разбойников.
— Ты спасла свою душу, Элис, и ты спасла своё тело. Знаешь ли ты, как наказывают мужеубийц? Их привязывают к столбу, обкладывают хворостом и сжигают заживо, Элис.
Женщина издала безнадёжный, слабый вскрик.
— Ты слышишь, Элис, как шумит дождь? На влажной земле остались бы следы, шериф выследил бы, откуда они ведут, и твоя падчерица с радостью выдала бы тебя, потому что таков был её план. Спустись вниз, Элис, развяжи мужа.
И Маргарет выскользнула вон из часовни.
— Ты слышала? — спросила она Агату. Та мрачно кивнула.
— И что нам теперь делать? — спросила она.
— Ждать, — ответила Маргарет.
Долго им ждать не пришлось. Девичья фигурка возникла из темноты, на лицо Мардж упал свет из окна часовни. Девушка была ангельски красива. Тонкое лицо белело в темноте, волосы словно светились золотом. Агата, вся в чёрном, возникшая у неё за спиной, выглядела, словно фигура из преисподней, и была столь же быстра и неумолима. Одним движением она закрутила руки Мардж за спину и сжала девушке горло. А потом началось то, от чего Маргарет застыла столбом: хрупкая девчушка пыталась выскользнуть из захвата с такой силой, что Агате удавалось её удерживать только с большим трудом.
— Быстро, — крикнула она Маргарет, — сними с моей шеи цепочку и свяжи этой твари руки!
Серебряная цепочка словно сама скользнула в руки Маргарет, и она обмотала её вокруг запястий Мардж, которые удерживала Агата. Мардж шипела, её глаза, как показалось Маргарет, пылали в темноте алым.
Вдвоём они затащили отчаянно брыкающуюся девицу в часовню. Леди Элис по-прежнему лежала на полу, но её бережно обнимал тот самый мужчина, которого Маргарет видела во сне. Он повернул голову на шум. Очевидно, Элис успела ему все рассказать, потому что он не сделал ни одного движения, только глаза его погрустнели ещё больше.
— Мардж... Почему, Мардж? За что?
— Да потому, что я ненавижу вас, жалкие вы людишки. Потому, что я хочу быть хозяйкой всему этому! — она мотнула головой в сторону дома. — Я продала бы все и уехала в Лондон, к нему...
— К нему? — удивлённо спросила Элис.
Но Мардж её не слышала.
— Я так хорошо все придумала... — голос девушки звучал почти жалобно. — Я соблазнила этого безмозглого павлина, Томаса. Я велела ему соблазнить Элис, сказать ей, что он хочет взять её в жены. Если бы только у вас хватило смелости убить отчима, вы все попались бы шерифу, а я осталась бы хозяйкой двух поместий, ведь павлин завещал мне своё.
И Мардж зло разрыдалась.
Агата вытащила из своей бездонной сумки странную золотого цвета ленту, расшитую какими-то символами, набросила её на шею девушки и с явным облегчением отошла.
— Эта не сможет навредить нам теперь, — пояснила она. И действительно, Мардж стояла как окаменевшая, только её глаза яростно сверкали алым.
— Кто она? — со страхом спросил мужчина. — Сумасшедшая? Одержимая? Её мать была моей первой женой, Мардж — дочерью жены от предыдущего брака, но я всегда относился к ней как к родной, клянусь вам. Я не стал бы противиться, если бы она захотела за кого-то замуж, и дал бы за ней хорошее приданое.
— Но она хотела получить всё, — грустно сказала Маргарет. — Потому что её хозяин привык брать всё.
Мужчина непонимающе уставился на девушку. Мардж запрокинула голову, её голос снова изменился:
— Он силен, он мудр, он безжалостен, — заговорила она нараспев. — Он дал мне зелье вечной жизни, вечной молодости. Он дал мне новую семью, он дал мне новую жизнь, и мы бы правили этим королевством.
— Мардж! — в голосе мужчины звучал ужас. — О ком ты говоришь, Мардж?
— О Джордже Болейне, полагаю, — сухо сказала Маргарет. Она и сама не знала, что навело её мысли на Джорджа. Просто слишком уж часто стали пересекаться их пути. Марджи снова издала шипение.
— Что с ней?! — мужчина чуть не плакал.
— Ничего, — ответила ему Агата. — Просто она стала ведьмой. На наше счастье, ведьмой совсем молодой и слабенькой, иначе нам всем бы настал здесь конец. А теперь мы уведём её отсюда, навсегда.
— Леди... — в голосе мужчины была мольба. — Поклянитесь мне, леди, что вы не убьёте её. Я ведь помню Мардж совсем крохой, мы с Элис выходили её от потовой горячки. Она была хорошей девочкой.
К удивлению Маргарет, Агата улыбнулась Элис и её мужу, и твёрдо сказала:
— Клянусь, что мы не тронем её и пальцем, но она никогда больше не станет вам досаждать.
Когда они отошли от дома на порядочное расстояние, Маргарет недоуменно спросила:
— И что ты с этим существом собираешься делать, если ты поклялась не делать ничего.
— Я поклялась, что мы не дотронемся до неё и пальцем, — наставительно ответила Агата. — Сейчас мы навестим красавчика в роскошном дублете, и все сделает именно он.
Им не пришлось долго объясняться с Томасом, который давно уже тяготился своей ролью. В его доме нашлась небольшая угловая кладовка, куда они усадили изрыгающую проклятия Марджи на стул. Агата сняла с запястий девушки цепочку, но та не сделала никаких попыток освободиться.
— Все дело в надписи на ленте, — пояснила Агата. — Ведьма просто не может и пошевелиться без моего приказа. Жаль на неё такую силу расходовать, когда хватило бы и простого меча, чтобы отрубить голову.
Она с надеждой посмотрела на Томаса, но тот отрицательно покачал головой.
— Мне кажется, что оставшихся мне лет только-только хватит на то, чтобы замолить в каком-нибудь монастыре со строгим уставом мои нынешние грехи, — сказал он.
Томас и его слуга принялись за работу, тщательно замуровывая проход в кладовку. Агата с комфортом расположилась на полу, Маргарет наблюдала за работой мужчин со все возрастающим чувством протеста.
— Я рада, что вы, сэр, не взяли на душу греха убийства, — сказала она наконец. — Но замуровать живого человека, оставить его умирать от голода и жажды — это ведь тоже убийство, причём жестокое выше всякого воображения!
— Она не человек, Маргарет, — со скукой в голосе ответила Агата. — Она — ведьма.
Мардж зло расхохоталась.
— О да, я — не человек. Но ты спроси её, девушка, что ещё припасено в её рукавах и для кого. Я вижу твою душу, Чёрная. Она так же черна, как и твои глаза. Расскажи им, что ты собираешься делать с пленёнными сущностями таких, как я! Расскажи, слуга Дракона...
— Молчи, ведьма! — Агата теперь стояла прямо напротив Мардж, чуть заметно вздрагивая от напряжения. Алый взгляд встретился с черным и начал угасать. Марджи смертельно побледнела, несколько раз судорожно вздохнула, и, наконец, её голова бессильно упала на грудь. Она была мертва.
Маргарет наблюдала за происходящим, не в силах сказать ни слова, ни даже пошевелиться, словно это на её шею была наброшена лента повиновения. Она поневоле привыкла к Агате и почти забыла о неприязни, которую почувствовала к женщине во время первой встречи. Но теперь она стала свидетелем того, что её спутница только что убила человека взглядом. Хорошо, не человека — ведьму. На что, кстати, намекала эта ведьма? "Что ещё припасено в её рукавах и для кого". Действительно, что и для кого... Уж не для неё ли? Строго говоря, она, Маргарет, тоже не вполне человек.
Из столбняка девушку вывели рыдания Томаса.
— О ком ты плачешь, глупец, — с презрением сказала Агата, аккуратно складывая снятую с трупа магическую ленту и глядя сверху вниз на вздрагивающие плечи мужчины, упавшего на колени перед незаконченной кладкой. — Эта тварь чуть не погубила тебя, твою безмозглую любовницу, её растяпу-мужа да ещё ваших слуг в придачу.
Томас вытер глаза, тяжело поднялся и повернулся к Агате.
— Я не буду защищать Марджи, потому что страшны её грехи и вдвойне страшно то, что они были добровольными. Но ты, женщина, ты страшнее её. И тебе не понять, о чем я плачу.
С этими словами он вернулся к своей работе.
Лучи солнца осветили уже ровную и гладкую стену. Никто бы не догадался, что за ней есть комната со страшным секретом. Из ворот усадьбы выехал небольшой обоз и тронулся к дороге на Лондон.
* * *
Маргарет без лишних объяснений прыгнула в телегу, где был Томас. Агате пришлось довольствоваться компанией слуги, хотя она вряд ли была способна реагировать на окружающее. Какова бы ни была природа её таинственной силы, использование этой силы Агату явно изнуряло. Видеть женщину и даже находиться рядом с ней Маргарет не хотелось. Она снова и снова вспоминала все, случившееся ночью. Её беспокоило чувство, что она не заметила чего-то важного. Наконец ответ пришёл. Ведьма сказала "...и мы бы правили этим королевством". Что она имела в виду? Насколько Маргарет представляла себе расстановку сил при дворе, править Англией собиралась Анна Болейн. Настолько, насколько позволил бы ей Гарри, конечно, а Гарри был не тем человеком, который позволит управлять собой и тем, что его. Опять же, Арагонка вовсе не собиралась добровольно отказаться от титула, мужа и статуса. Как в это все вписывается какая-то захолустная ведьмочка?
Джорджу Болейну денег Мардж хватило бы на один развесёлый вечер в компании игроков. Но он не поленился потратить на провинциальную девицу время и усилия. Джордж, Джордж, что ты снова задумал?.. Мардж говорила, что он поил её каким-то зельем. Не иначе, как тем самым, где болиголов с беленой, да ещё и приправа из макового сиропа. Но при чем здесь вечная жизнь с вечной молодостью? Даже скромных познаний Маргарет в траволечении хватало, чтобы понять: единственное, на что такое варево способно — это сбить с ног в кратчайший срок любое живое существо. Решительно никаких волшебных ингредиентов в нем не было: ни листьев акации, которые дают жизнь после смерти и наделяют сверхъестественными силами; ни корня дудника, дающего женщинам магическую власть над мужчинами; ни даже корня лакрицы, позволяющего управлять чужими мыслями. Нет, что-то она по-прежнему упускает, что-то должно быть кроме сонного зелья, которое можно использовать как зелье подчинения. Ведь Мардж, очевидно, была обычной девушкой до встречи с Джорджем?
Маргарет повернулась к Томасу.
— Эй! — тихонько окликнула она погруженного в свои мысли мужчину. Тот нехотя повернул голову и посмотрел на Маргарет. — Спасибо, что согласился подвезти, — вежливо продолжила она.
— А у меня был выбор? — огрызнулся Томас. От "павлина", как его обозвала Мардж, мало что осталось. Стало заметно, что Томас ещё очень молод и очень растерян. — Я же не мог остаться там, где она... Ну, вы понимаете...
— Выбор всегда есть, — задумчиво ответила Маргарет. — Например, выбор защитить любимую женщину.
— Любимую??? — Томас неожиданно рассмеялся лающим смехом. — Ничего вы не поняли, маленькая леди. Я защищал именно любимую женщину. Я всегда любил Элис!
Маргарет онемела. Она молча смотрела на Томаса во все глаза, не зная, что сказать.
— Мардж заигрывала со мной с тех самых пор, как я поселился по соседству. Наверное, поняла, что я влюблён в её мачеху. Собственно, маленькая дрянь оказала нам с Элис услугу. Если бы не она и её приобретённые ведьмовские способности, мы так и вздыхали бы друг по другу годами. Теперь нам хоть будет что вспомнить.
— Мужчины... — процедила Маргарет сквозь зубы. Она вспомнила, как рыдала Элис в часовне. Уж кому-кому, а бедняжке лучше поскорее забыть всю историю с соседом.
— Ты не слишком изменилась с детских времён, малышка Марджери, — вдруг сказал Томас. — Ты всегда видела только то, что на поверхности. Впрочем, для крохи это простительно, но для взрослой женщины... странно.
— Ты, ты... Кто ты? — вскрикнула девушка.
— Томас. Неужели не помнишь? Не такой уж ты была маленькой, когда мы расстались: ты, я и Дороти.
-Томас Волси!.. — ахнула Маргарет.
— Томас Винтер, — поправил тот. — Меня отдали в семью Винтеров, в Вилсден. Их я и считаю своей настоящей семьёй, — Томас напряжённо выпрямился и поджал губы. — Хотя... Не могу не признать, что кардинал обо мне на свой лад позаботился, — нехотя продолжил он. — Дал достаточно денег, чтобы я отправился учиться во Францию... Дал в пользование это вот поместье, которое мне пришлось покинуть.
— Так ты с ним виделся?
— Да, перед самой эпидемией.
— И как он?
Томас задумался.
— Странно, — сказал он наконец. — Ты же знаешь, какой он обычно. А тут он выглядел почти нормальным смертным. Озабоченным. Очень усталым. Я бы даже сказал, испуганным, если бы не знал, что кардинал не боится никого и ничего.
