За командиром в пролом втиснулась его 'команда поддержки', сразу прикрывая ему спину, выставляя толстые копья, и тесня врагов в стороны. Лиля оценила мастерство — они ухитрялись и не попадать под меч и копыта, но при этом надежно прикрывали уязвимые места, выбивали из арбалетов алебардщиков. Новобранцев в этой группе не было — только здоровенные, пожившие уже мужики.
К Джессу стали разворачиваться другие рыцари — но, опять-таки, им было крайне трудно прорываться. Нужны были арбалетчики — но в строю противника их не было, они не успели бы за конной атакой. А у Джесса — были. И сейчас, быстро меняя арбалеты, они клали в высокие доспешные фигуры болт за болтом, оставаясь за щитами первой и второй линии клина. А зубами вцепившиеся в землю щитники теснили латников дворянского ополчения, не давая подойти к Джессу и стрелкам добегающим из последних сил алебардистам-наемникам. А последние ряды обороняющихся рот побежали в прорыв.
Строй противника прогнулся, и, в какой-то момент рассыпался. Латники, отмахиваясь, побежали, набирая скорость, врезаясь в строй наемников, падая на копья и щиты.
Пятый пехотный не собирался класть своих, выбивая плотный строй наемников, также как и они сами щетинившийся пиками и копьями. Джесс бросил на эти пики и копья врагов. И сейчас его солдаты давили строй чужой массой, чужими доспехами. Свои били своих — просто чтобы остаться в живых.
Несмотря на то, что с ее точки зрения такой номер — полковник ИДЕТ В КОНТРАТАКУ ВПЕРЕДИ ПОЛКА — это была даже не глупость, а просто преступление, Лиля не могла не оценить — полк был к этому готов.
Противник сбивался в кучки по десять-двадцать человек, дергался и никак не мог даже выстроиться. Стояли 'мертвым' строем только примерно три-четыре сотни в центре построения.
А взводы и роты Пятого пехотного действовали слаженно и согласованно: рвали и разбивали кучки дворян по одиночке, в гущу не лезли и своего строя не теряли. Если кому-то все-таки удавалось контратаковать — роты моментально щетинились алебардами, вцепляясь в землю — а справа и слева атакующих начинали рвать соседи. У взводов и рот были командиры, у них был план, они были готовы, сыты и знали за что воевали.
— Все, лекарша, пошли-как к себе. А то сейчас начнется и тут.
На этом сержант уволок ее в лазарет. Он был прав, пора работать. Из этого месива к ней уже тащили наскоро перевязанных. Лилиан сразу кинулась к столам, на которых ее женщины и сержанты уже начали — слава тебе, Альдонай! — работать как она их учила.
Через какое-то время ее выдрали из палаток. Время 'плыло', она даже не знала сколько прошло.
— Мадам лекарь, там Стобеда кажется ранили, а командир занят. Вы не подойдете?
Фрайги Саверней наивно похлопал глазками. Вопрос был настолько странным, что Лиля переспросила
— Что-что?.. Зачем-зачем мне идти?
— Стобеда ранили и он ОЧЕНЬ НЕРВНИЧАЕТ.
Лиля уже начала набирать в грудь воздуха чтобы объяснить разницу между врачом и ветеринаром, а заодно и разницу между конем и ранеными, как вдруг до нее дошло.
— Ясно, пошли. И прихвати-ка мой саквояж.
— Чего прихватить?..
— О, Альдонай. Мешок мой возьми!!!
Они скорым шагом прошли к верхушке холма, где и нашли Джесса со Стобедом. И Ройса, зажимавшего графу полковнику бок уже очень красной рубахой.
— Куда, куда?! Ройс, давай туда мухой, скажи ему, путь бъет по центру! Что ты стоишь?!
— Ваше Сиятельство, так вы ж кровью истечете!
— Сам зажму, иди быстрей!
— Стобед, пойдем-ка со мной... — задумчиво сказала Лиля, беря взмыленного коня под узцы. Конь потопал за ней, отфыркиваясь, и вместе с хозяином недоуменно посмотрел на лекаршу. Конюхи как-то даже не сообразили ее остановить.
— Положи на хозяина голову, а?! — Стобед очень удивился... Но положил. Чего бы не положить? Джеррисон тоже удивился, но автоматически погладил морду. — Вот-вот, успокойте коня, Ваше Сиятельство.
По крайней мере, пока Иртон держит коня и командует — меньше дергается. Лиля быстро осмотрела рану, безжалостно распоров поддоспешный камзол. Раскатала скатку с инструменты и предупредила:
— Больно будет.
— Давайте уже!!! А-ш-ш-ш!!!
Лиля быстро стерла рубахой кровь и перехватила таки сосуд зажимом.
— Ройс... черт, нету. Кто-нибудь, дайте палку!
— Проклятье, точно больно! Шейте так! — махнул ей Джерриссон. — Некогда! Дед, давай на правый край, пусть начинают как эти до канавы дойдут!
— Слушаюсь! — оказалось, что часть стоявших у колоды была курьерами и вестовыми.
Лиля полила рану перекисью водорода и взялась за зажимы. Зашипело. Джесс шумно выдохнул в коня и снова вернулся к полю.
— Ничего не вижу! Что там с левым флангом, их не обходят?
Как будто это не его левый бок Лиля шила наживую, без наркоза — его куда больше нервировало то, что он не мог бегать по холму.
Лиле было видно мало, но наверное Ройс добежал. Раздалось громкое, эхом повторенное сержантами:
— Пер-рвая .. ота!! ШАГ!
И первая рота сделала шаг вперед. Хруст, дикое ржание, крики...
— ШАГ!
Как будто и не в ее, первой роты, строй бились сотни вооруженных людей, коней, не засыпали его стрелами.
— Четверр-р.. ая... ота! ШАГ!!
Били барабаны, задавая жуткий мерный ритм поступи рот Пятого пехотного полка, которые делали пусть и не вполне, но все-таки свою, раз и навсегда вызубренную работу. Шли вперед.
Строй противника буквально на глазах залился кровавым месивом, прогнулся и развалился. Впрочем, досмотреть это 'кино' ей не дали.
— Госпожа, их несут! — сказал 'ее' сержант, уже соображавший, что ей говорить.
— Иду.
Вернуться пришлось бегом. Ну что, хватит ее на три стола? Впрочем, посторонние мысли очень быстро кончились.
Наверное, день надо было как-то запомнить. Что-то описать. Но никаких сил у нее к концу дня не осталось. Она так и не видела — кто победил, кто жив, кто мертв. Наверное, раз они встретили ночь на своем месте, то как-бы не проиграли?..
Лиля просто лежала за операционной палаткой. Кто-то бросил там сена и на него попону. Лиле было все равно кто. Больше всего на свете, ей хотелось сейчас заплакать — потом она бы смогла, наверное, уснуть. Но слез не было. Ничего не было. Только бесконечные рубленные, колотые, дробленые раны. Раздробленные кости. Отрезанные ею же самой руки — под покрикивание Томмена (господи, чьи она слушала указания!): 'Давай-давай, не жмотись, лоскут оставляй побольше — пусть хоть что-то свое окажется'. Руки, ноги...
— Они всегда умирают. — сказал сзади голос Пайко Томмена, отсталого полкового докторуса-лекаря, 'пославшего' гильдию и называвшего себя 'людодером'. — Они умирают. Не отвечай. Лежи.
Она и не могла ни ответить, ни встать.
— Ты молодец. Правда. И вообще, и тем более — для первого сражения. Ты не можешь спать, ты не можешь плакать. Я знаю. Я на втором своем сражении лежал точно также. А в середине потока раненых с первого просто отрубился.
Но что-то все-таки ответила.
— Они умирали. Прямо на столах. И я прямо сейчас знаю, что я налажала. Я не увидела где кровит. Один... Господи, я даже не понимаю откуда там передозировка! Я чуть не отрезала не ту руку. Я пропустила сосуд в брюшине и зашила все — он так и умер. Ошибки ТУПЫЕ, просто устала, просто все нахрен залито кровищей! Я людей убила, лично я — потому что нагло верила, что все вижу и знаю, что я хороша, что все смогу! А это не так! Это, б..ть, НЕ ТАК!!!
— Тише. — узкая и крепкая рука сжала ей плечо. — Тише. Не кричи. У каждого полкового лекаря за спиной — кладбище. Нет исключений. Я не советую тебе не думать, это невозможно. Я не советую тебе забыть — ничего не выйдет. Мне когда-то посоветовали напиться — и это не помогало. Совсем. Прости за наглый совет, благородная дама — а ты благородная, я не слепой — нашла бы ты себе мужика. На ночь. Никто тут тебе и слова не скажет. И ребенка примут если что, и тебя в тягости от всего на свете прикроют. Потому что сейчас там, в палатках, там тихо.
Тут Лилиан все-таки повернула голову — в палатках совсем не было тихо. Там стонали, кто-то плакал, кто-то просил пить...
— Там тихо — устало повторил Пайко Томмен. — По сравнению с мукой человеческой, которую я слушал два десятка лет. Благодаря тебе. Они знают это. Тебя раньше любили — а теперь боготворить будут. Я тебе отвара травяного принес, выпей — сможешь поспать.
— Ты не слышал, что я сказала? За что боготворить?!
— Слышал. Я просто объясняю. Не думай о мертвых, им уже все равно. Думай о живых. Сегодня у нас выжило куда больше раненых, чем обычно. Это при том, что такого жестокого боя я вообще не помню. Очень может быть и калек будет меньше, потому что твои слова сбываются. И это — хорошо есть, и хорошо весьма. Думай об этом.
Он оставил кувшин с кружкой и ушел. Лиля так и не спросила, а что же делал он сам, чтобы заснуть?
Дождь милосердно зашуршал, похолодало — но Лиля так и не смогла заставить себя встать.
— Налить Вам отвара, госпожа лекарь?
— О, муж пришел. — саркастически заметила Лилиан. — Слышали наш разговор, господин полковник?
— Господин граф полковник Иртон, если уж вы ко мне решили полностью обратиться. — сено за ее спиной заскрипело под весом Джеррисона Иртона. — Слышал. Вот, пейте.
— Хотите? — в приступе какого-то азартного желания наказать себя, отпив горькой коричнево-зеленой воды с мятным привкусом, спросила Лиля. — Меня? Вот прям тут?
— Нет. Это так не работает. Вы же меня не хотите.
— А что, я ведь ваша жена? Говорят, мужчины всегда хотят, а после боя — особенно. Тут вам никто и не скажет ничего — вы же в своем праве? Помнится, вы не были так уж щепетильны.
— Много чего говорят, особенно про мои легендарные права. Мне 'кто-то' скажет. И еще как скажет — я сам. Хватит с меня этих... прав. Лучше бы про двенадцатый жбан кто-нибудь вспомнил, мерзавцы. Да где там, все сами выхлебали. Кроме того, я по-прежнему не верю, что вы — моя жена.
— А что же вы держите в полку самозванку?
— Какая мне разница, — устало сказал голос Джеррисона. — Кем и почему вы назвались? У меня есть два лекаря вместо одного, и в строю — на сотню солдат больше. А я надеялся только на тридцать-сорок. И мои солдаты горды, что в их полку — вы. Они верят, что некоторых вы вернете и с того света. Похоже — верят не без оснований. Называйтесь хоть королевой, хоть святой, хоть моей женой — только работайте.
— Вы же слышали — от ЧЕГО умерли ваши солдаты?
— От стрел, мечей, шпаг, ножей, пик и алебард. На пути были еще и вы. И что? Солдаты умирают — это война.
Лиля вдруг задумалась — а почему он не празднует? Почему пришел сюда?..
— У вас рука болит? Бок не дергает?
— Вполне терпимо. Правда — мне стоит вас благодарить уже и за это.
— Тогда кто у вас сегодня умер?
— Как вы догадались? — после паузы сено зашуршало, Джесс переменил позу.
— Вы слишком много говорите. Да еще со мной.
— Хм. Да, женщину трудно обмануть... Ройс.
— Что?!
— Ройс Саверней получил сегодня арбалетную стрелу в глаз.
— Как?! — Лиля даже повернулась. — Но его же не приносили, я бы заметила!
— Нет. Вам не приносили убитых. Я послал его с командой, и он заменил раненого взводного. Его убили. И если бы я заранее знал об этом — послал бы его все равно, потому, что он вел взвод, как и должен был. Вот так — судьба. В пятнадцать с половиной лет.
— И поэтому вы не празднуете победу?
— Нет. Не поэтому. — Джесс встал и начал отряхиваться. — Я вообще не праздную побед. Отдыхайте, госпожа лекарь. Кстати, вам стоит поесть, хотя бы немного — станет гораздо легче. Вы правда заслужили любой отдых, тут я полностью согласен с моим людодером, спаси Альдонай его душу. Я приходил поблагодарить вас. Я решил представить Вас Его Величеству. Спокойной ночи.
Свои и чужие
Следующие дни были заполнены послеоперационными хлопотами, а в паре случаев — и исправлением ошибок. Погода стояла прохладная, облачная, но, слава Альдонаю, сухая. Парни-вирмане, отоспавшись, возжелали составить ей 'достойную' охрану. 'С добрым утром'... Она оставила их с возами и фургонами. Раненных в лазарете осталось не так вроде и много — около семидесяти, но их же надо было как-то везти! Она начала отправлять их постепенно, оставив на свою долю самых тяжелых, требовавших наблюдения. Пришлось перепаковаться, на комфорт места не осталось.
В день отправки она хотела все-таки поехать с основным конвоем, а фургон с тяжело ранеными отправить тихим ходом под присмотром Пайко, но 'жизнь внесла коррективы'...
— Конечно прокачусь. — проскрипел Томмен на ее предложение. Услышав какие-то не те нотки в голосе, Лиля присмотрелась, сложила два и два и заподозрила неладное.
— Штаны снимай.
— Что?!
— Штаны снимай, говорю! А то сейчас Рупа позову и кого-нибудь из парней. Давай-давай, твои серые подштанники меня не напугают.
— Ты сдурела, Графиня?!
— Так. Господин не понимает. Ну, будем мужиков ждать, Рагна?
— Еще чего. Прости, старый...
В-общем, справиться с двумя здоровыми женщинами — задача не для скверно себя чувствующего старика.
— ..б твою мать, Томмен!!! — взвыла Лиля, как только увидела его ноги. — Дебил ты старый!!! Ты с этим еще и стоял полдня за столом!!! ... нутый ты осел!!!
— Что ты орешь?! — окрысился покрасневший лекарь, прикрывая известное место.
— Альдонай тебя спаси, Старый. — охнула вслед за ней Рагна. — Что на тебе выросло-то?!
— Это не выросло, это вены распухли! Мальдононайскую твою роту — что мне с тобой делать?! Мать твою, имбецил, у меня ни игл, ни УЗИ, ни шовного материала такого нет!!! — Лиля хваталась за голову. — Ты ж их даже не бинтовал!!!
— Больно было бинтовать!
— А сейчас тебе что, щекотно?! Что ты пил, тупица, тебе же с утра ходить-то небось уже больно?!
— Так. — раздался над ухом голос командира полка. — Не убиваем друг друга, докладываем по... Матерь божья!!! Что с ногами?!
— Варикоз. Растяжение вен. Из-за, я так понимаю, слишком долгой статической нагрузки.
— А попонятнее?
— Слишком много стоял, когда это уже началось. И даже не сказал!!!
Тут Лиля обратила внимание на то, что Джеррисон Иртон ее уже не слушает. Он смотрит на Пайко Томмена. И взгляд его говорит лекарю куда больше ее криков.
— Они же умирали, парень... — тихо сказал Томмен. — Я что, пойду полежу, пока за меня девки отдуваются?
— Ты что творишь, лекарь? — также тихо спросил Джесс. — Делать мы что без тебя будем? А?
— Не гони меня, командир. — с болью в голосе попросил Пайко. — Сдохну я за месяц без дела, ты же понимаешь...
— Это лечится? — кивнул на его ноги Иртон.
— Нет, — покачала головой Лилиан. — Не могу. Не сейчас.
— То есть? А когда?
— Мне известен, если уж дело до ТАКОГО дошло, только один способ лечения — вырезать эти части вен и зашить. Но мне нечем это зашить, такого материала у меня нет. И, не вдаваясь в подробности, это только часть задачи. С этим тоже живут, если кому интересно. Но, конечно, бегать не придется.
— Сейчас что делать?
