— Угомонись! — взмолился я. — Послушай лучше, какие чудесные метаморфозы может претерпевать миф. Ты знаешь, я распределил по планете несколько точек, в которых перекрещиваются энергетические потоки и потоки информации. Люди называют их Камнями. На один из таких Камней, расположенный в центре поселений желтой расы, я несколько раз спускался, чтобы побеседовать со служителями культа. Мой исходный рассказ выглядел примерно так. Существующий мир — есть песня, которую два божества поют для третьего (без уточнений, заметь). Вот пели они, пели, потом посмотрели, что получилось: ах, хорош мир! Боги образовались и стали петь дальше. И от этого стали возникать растения и животные. И очень им славно жилось, потому что все в мире было гармонично и всякое событие имело свой смысл. Потом возникли девять первых людей, и все люди, что явились и еще явятся на свет, будут подобны одному из тех первых девяти образчиков.

— А почему девять? — Наэро вытянул морщинистую нижнюю губу, обнажив коричневые резцы. — Это что-то означенное?

— Да, нет. Так, совпадение. Просто именно столько было жрецов, когда я в первый раз материализовался на Камне. И Камней самих получилось тоже девять.

— Ну-ну, — хмыкнул братец. — И что же из этого стало?

— Двое превратились в пару, то есть в супружескую чету. Ты, дорогой мой, стал богиней, Чернокрылой Наи.

— Ну, а че, нормуль. О! Слушь! А откуда у них везде эти крылья дурацкие?

— Потому что я несколько раз являлся людям в Форме птицы, — признался я. — Надо же было принимать какую-то Форму. А человеком, или великаном, или столбом света... Это все так тривиально.

— Прилетел бы уж ангелком.

— Ну, не важно, — отмахнулся я. — Итак, мы супруги. Я — солнце, ты — белая луна. У некоторых народов вскользь упоминается третье божество, чаще в роли нашей давно ушедшей матери. Это — красная луна, которая якобы обретается где-то очень далеко и является только дважды в год, чтобы жизнь на земле не останавливалась. Мы с тобой породили девять же духов-хранителей, которые, в свою очередь, произвели на свет всех людей и теперь их опекают.

— Боги родили духов, а духи — людей? — Наэро зафыркал и взбрыкнул задними лапами. — Тогда люди должны родить собак или, не знаю, призраков. Если по нисходящей.

— Интересно другое, — продолжал я, игнорируя его ремарку. — Были еще и три неудачных произведения — Мятежные духи. Люди выдумали, что боги могут совокупляться — (по морде Наэро расплылось подобие ухмылки) — только в то время, когда видна красная луна. То есть, когда наступает брачный сезон у всех животных на планете. Но сначала боги этого почему-то не знали и по недомыслию зачали в неурочный час Мятежного духа. Он получился очень умным, но коварным и ехидным. Он не был похож на прочих их детей, ибо лик его был черен, как и душа его. Иногда его изображают в виде восьмирукого уродца с малюсенькой головой. Имя ему Бжатрану или Батр.

Дальше начинается самое интересное. Этот дух отправился к людям и стал играть в свои жестокие игры. Батр придумывал для людей разные обличья и менял их естество. Многих он поломал так, что у них стали рождаться больные или бесплодные дети. Проще говоря, на него списали твою ошибку с генокодом. — (Наэро блеснул исподлобья рубиновым глазом.) — Родители говорили ему: "Что ж ты, негодный? Тебе дадена мудрость и знание безграничное, а ты используешь все это людям во вред!" Но мятежный дух считал, что все сущее в мире — есть лишь материал для его опытов. Тогда мы с тобой разгневались, прокляли его и изгнали с небес. А Батр затаил обиду и стал нам вредить. Дважды он изображал из себя красную луну и таким образом обманывал родителей. Когда же они, наконец, поняли, чьи это проделки, и научились отличать настоящую луну от имитации, уже успели родиться еще два Мятежных духа.

— Мы че, совсем безмозглые? — возмутился Наэро.

— Нет, — улыбнулся я. — Просто мы — добрые. Настолько добрые, что даже не понимали, как вообще можно делать что-то во зло. Итак, Второй дух обладал огромной мощью и властью. И лик его был багровым от вечной ярости. Его прозвали Умм, или Уммату. У некоторых народов он стал богом войны и его изображают с венцом пламени или клубком змей вместо волос на голове. Умм украл у отца, то есть, у меня, волшебный меч и с его помощью научил людей воевать. После этого он стал стравливать их между собой и смотреть, кто победит. А от тех, кому покровительствовал, требовал человеческих жертвоприношений. Люди гибли, но для Умма они стоили не дороже, чем игрушечные солдатики. Все люди его боялись и чтили, но жители морей восстали против его злой воли и потребовали, чтобы он прекратил разжигать вражду и убирался прочь. Тогда он стал сражаться с ними и победил. Когда же морские чудища запросили пощады, он не сжалился, а своим огненным дыханием заставил море вскипеть, так что все живое в нем погибло. Ну, этот сюжет тебе тоже знаком. — (Наэро вздохнул.) — Второго мы тоже пытались образумить. "Ведь можно же направлять эту силу во благо", — говорили мы ему. Но он хотел лишь упиваться безумием битвы и безграничной властью. И его мы тоже изгнали.

Третий Мятежный дух был маленькой веселой девчушкой, с лилейным личиком и золотыми локонами. Впрочем, позже ее стали изображать в виде милого, но несколько звероватого существа, покрытого белым мехом. Ее прозвали Араухи или Арраха, Арар-Расуу, и у кочевых народов она потом стала покровительницей странников. Ее все обожали, и от нее родители не ждали подвоха. Но вскоре ей стало скучно на небесах, и она запросилась к людям. Ее отпустили. И сначала ничего дурного не происходило. Люди ее очень полюбили, с ней всегда приходили радость, задор и веселье. Но потом боги заметили, что у людей появились алкогольные напитки, которых раньше не было. Вроде бы, прекрасно — можно повеселиться, расслабиться. Но люди стали упиваться, и во хмелю забывали о приличиях и совершали дурные поступки...

Я уж не стал напоминать Наэро, чья были идея насчет того, чтобы внедрить в нашем мире алкогольную культуру. Он тоже говорил: пусть повеселятся. Но идея так хорошо прижилась, что позже мне пришлось встраивать моим атиу непереносимость алкоголя. Наэро же, напротив, напихал в людей ферментов для его лучшего усвоения...

— Потом, — продолжал я, — появились наркотические зелья, затуманивающие разум. Но людям-то сперва казалось, что с их помощью можно стать ближе к богам...

— Ну, это уж извиняйте! — встрепенулся Наэро. — Не давал я им наркотиков. Ну, разве пару травок легоньких. Ну, грибочки еще... Но ведь безобидные же! И спирт гнать я их не учил, и табак не давал. Не знаю, откуда эта дрянь. Я им даже учения о ядах не давал, чтобы не травили друг друга.

— Список. По категориям. Вот, шестьдесят пять видов растений, четырнадцать видов грибов...

Я покосился на брата. Он рыл передней лапой землю, чешуя на нем начала плавится и стекать по бокам.

— Так вот, — вернулся я к своему рассказу. — Людям очень понравилось себя одурманивать. И все это приписали Араухи. Она же, якобы, ввела моду на азартные игры, тотализаторы, продажную любовь, оргии, половые извращения и прочие радости. Тут родители вконец расстроились. "Что же ты творишь? — сетовали они. — Ведь люди так слабы, пороки погубят их". Но беспечная Арраухи только смеялась. Жизнь без озорства казалась ей постной. Она сказала: "Я и от веры в вас их отучу. Если люди перестанут бояться гнева богов и ни в чем не будут себе отказывать, они станут свободны и счастливы".

— И ее тоже на фиг прогнали, — передразнил Наэро, — а сами сели дальше правильных детей клепать. А все это дерьмо людям так и оставили, да? Милая сказочка.

— Ну, почти так, — поправил я. — Да, троих неправильных прогнали, но они спустились в мир людей и в нем остаются. Ведь они духи, и их нельзя убить, даже если б мы этого захотели. И потом, хоть они и плохие, но это все же наши дети. Так что, Мятежные ходят по земле, вмешиваются в людские дела, а сами мстительно поглядывают на небеса. И людям надо опасаться влияния трех главных зол, которые эти духи олицетворяют: знания, власти и свободы, если те не направлены на благо.

Тут братец вдруг задумался, да так крепко, что непроизвольно перетек в Форму какой-то кристаллической структуры.

— Точно! — вскричал он вдруг. — Это они неспроста такое наглючили, твои желтые людишки. Эти трое еще себя покажут. Их детские проказы были только цветочки, проба пера...

— Наэро, милый, этих сущностей нет, — пытался я его образумить. — Это лишь миф, культурный феномен. У людей сейчас период мистического мировоззрения, поэтому все происходящее они объясняют через "деяния" высших сил.

— Будет, будет, я чувствую. Да. Оттуда и число три. На него завязано все в этом мирке. А те девять первых людей — это три тройки, так?

— Да, кажется, — протянул я неуверенно. — Там на это накручена какая-то типология характеров или что-то в этом роде.

— О! А ты говоришь! Совпадение, случайность! Да хрен там плавал! Это основной принцип мира: тройственная структура. Я говорил: три расы? А? Ведь так и стало!

— Три расы — это формальное ограничение для нашего размера планеты, — заметил я.

— Фигня! Все равно так и было бы. Если бы надо было четыре, то и осталось бы четыре, хоть ты что делай.

— Ну, конечно...

— Да. И наш мирок ждет три могучих... кризиса. Вот. Эти самые внеплановые детки нам с тобой еще нагадят.

— Но их же не существует!

— Это неважно, — он не слушал, совершенно захваченный новым бредовым прожектом. — Безграничное знание, власть и свобода... Точно. Так будет, это я тебе говорю. Будет, и все тут.

день седьмой

джарад Ние Меари

Упрямица, согласившись было, теперь снова пошла на попятную.

— Учитель, — зудела она. — Давайте сократим объемы. Парнишка азартный и терпит все стоически, но ему очень плохо. При такой скоростной перегонке он может превратиться в инвалида.

Я изобразил бесстрастную мину. На другие движения просто не было сил.

— Без-Прозвища его осматривал, сказал: порядок, должен выдержать.

Я немного кривил душой. Но тут мы с Наади были солидарны: про опухоль ей знать совсем уж ни к чему.

— Погубим же парня, — Упрямица мягко сжала мне пальцы, смотрела просительно.

Рука ее казалась холодной, как лед. Нет, это ты горишь, напомнил я себе.

— В прошлый раз он восстанавливался больше суток, пластом лежал. А потом опять впал в тот странный ступор...

— Номер первый тоже, — кивнул я. — И на Транс, даже очень глубокий, это не похоже (20).

— Скорее уж на клиническую смерть, — из-за полога показалась голова Наади. — У него сердце стояло четыре минуты, вся нервная активность — в ноль, вообще ни импульса. А следом — нормальная хорошая кома. Впрочем... мы ведь не знаем как по-настоящему должен выглядеть выход подселенца.

Я мысленно покосился на него.

— Да знаю, знаю, — буркнул Наади. — Но другой жизнеспособной гипотезы у нас все равно нет...

Аура Этын мигала тревогой. Наади был зол и напуган. Изворачивался, придумывая для себя более безопасные объяснения сути псевдо-личности. Я поддерживал его лояльность легоньким приказом, но как бы не пришлось врубить на полную силу...

— Мы их заездим, — причитала Упрямица. — Они, конечно, феномены, но тоже не железные.

Без-Прозвища неопределенно пожал плечами.

Ах вы, жалостливые мои!

— Нет времени на сантименты, — сказал я без выражения. — Нужно успеть скопировать информацию, прежде чем мой собственный мозг превратится в кисель... Ведь так, Без-Прозвища? Меня ждет водянка мозга? Или цирроз поспеет раньше? А может, опухоль? Какая из двух: та, что в легком, или та, что в затылочной доле?

Наади молчал, аура окрасилась досадой. Этын кусала губы.

Так, ну-ка стоп. Неправильно. Не то. Это все болезнь, проклятая болезнь... Я собрал волю в кулак и произнес уже со старческой слезой в голосе:

— Ах, детки... Простите старого зануду. Очень устал. Так хочется, чтобы это поскорее закончилось... — я взглянул Наади прямо в глаза, и с удовлетворением отметил, как над ним вспыхнул фейерверк из жалости, стыда и раскаянья. — Ты знаешь, Без-Прозвища, а ведь нет худа без добра. Эти феномены изменили наши судьбы. Да, без них я протянул бы чуть подольше. Впрочем, у меня исход один. Но для вас они — благо. Я пересчитал линии судеб и увидел, что вас ждет совсем другое, великое будущее. Особенно тебя...

Мои ученики ошалело переглянулись, физиономии у обоих вытянулись.

— Что? — задребезжал я. — Вы уже знаете? Сами посчитали? И мне не сказали, ай-яй! — я укоризненно всхлипнул. — Наши "факторы хаоса" открывают новые перспективы, да. Предвидеть это мы не могли, но не воспользоваться таким шансом было бы просто глупо. Ах, если только у нас все получится...

Наади бойко зашуршал извилинами, не заботясь о том, что я его слышу. Купился, конечно. Ведь если его судьба связана с экспериментом, то этого прекрасного исхода может и не быть, коль скоро Наади откажется участвовать... Ах ты недоучка, позор на мою больную голову! Полрасчета — не расчет, мой друг. Меж тем, твоя счастливая будущность вытекает не из исхода эксперимента, и из того, что ты избавишься от меня...

Так, теперь Упрямица. Ах, это нечестно, неэтично, бедный милый юноша... Боится, что я таки сотру его. Так. Планы побега? Нет, пока сомневается.

— Наади, мальчик мой... — я осекся, а шестидесятилетный мальчик тут же с готовностью уставился в рот старенькому ад-джа — ну как помрет, не договорив что важное? — Ты съезди-ка быстренько домой, проведай своих и возвращайся. Я не совсем уверен, но лучше тебе пока не отдаляться надолго от Объектов. Батр его знает, насколько стабильно то искажение, которое они вносят. Пусть эффект закрепится, как думаешь?

— Д-да. Конечно. Да я и не рискнул бы надолго вас оставлять, джарад.

Врешь, шельмец. Ну да ладно.

— Ты поезжай. — Я вяло шевельнул рукой, но Наади, впрочем, продолжал топтаться рядом. — А ты, Упрямица, скажи мне вот что. Не попробовать ли нам проводить перекачку во время сна Номера второго? Думаю, так будем менее травматично.

— Но как же... — растерялась она. — Объект должен мысленно представлять себе тот путь, по которому идет связь.

— Пусть он ему приснится. Без-Прозвища даст ему установку на то, чтобы в каждом сне у него воспроизводился коридор или что он там видит. А ты объяснишь ему, как это действует.

— Да? Вы думаете, так ущерб будет меньше?

— Конечно, — кивнул я. — Не хотелось бы, чтобы он сошел с ума. Парнишка-то славный. Хоть и упрямец, как и ты. М-да. А теперь прошу меня извинить.

Я изобразил жест прощания, оставив ее интерпретировать услышанное по своему усмотрению. Пусть пока понадеется, что я решил сохранить Номеру второму личность. Впрочем, психически больной он мне и впрямь не нужен. А во сне в него, пожалуй, и влезет побольше.

день девятый

Йар Проклятый