Ракета вмиг пробила тучи и помчалась вверх в небесах, в чистой пустоте, озаренной серебряным сиянием. Темное облачное море быстро уходило вниз. Вдруг его разорвала ослепительная вспышка света, — тучи стремительно таяли и исчезали в нем. Из открывшейся огромной дыры медленно поднялся колоссальный огненный шар, на сотни миль кругом залив яростным белым светом покатые гребни облаков.
* * *
Уничтоживший Цитадель заряд был особой конструкции. Благодаря специальному размещению критических масс, большая часть продуктов распада разлеталась горизонтально, образуя гигантский плазменный диск — он вспыхнул под сферой, неудержимо разрастаясь и сжигая всё внизу. Шар всё рос и поднимался — казалось, он уже никогда не погаснет. У Хьютай, смотревшей на неописуемо прекрасное сияние переливающихся красок, вырвался крик ярости и боли, — она ощутила, как в атомном пламени мгновенно обратились в прах миллионы живых существ, включая и Найте...
Мощь взрыва была такова, что в радиусе десяти миль земля расплавилась, превратилась в стекло, лишенное даже малейших неровностей — всё было сметено. Надземная Цитадель испарилась, несколько верхних глубинных ярусов полностью обрушились. Командный бункер бешено запрыгал на амортизаторах, несколько тросов оборвались. Потом он закачался и застыл, накренившись набок. Внутри всё осталось целым, — лишь пульт взрывателя разбился вдребезги. Сотни метров радиоактивной стеклянной скалы отделили от поверхности уцелевшие ярусы.
* * *
Файа, вышедшие из второго форта, увидели, как во тьме вспыхнуло ослепительное солнце. Его свет был столь жарок, что даже за двадцать миль не успевшие укрыться сгорали. Заряд предназначался для создания электромагнитного импульса, и микроволновый поток был столь силен, что сварил заживо все не защищенные металлом организмы в радиусе ста двадцати миль.
Но уцелевшие увидели, как испарился дымный полог и открылась бескрайняя ширь небес. В них поднимался гигантский огненный шар, переливаясь от синего к багровому, подобно чудовищной радуге. Затем видение погасло, раздался сокрушительный гром, полетели камни. Стало темно, — темнее, чем раньше, и с неба посыпался пепел.
* * *
В сгустившейся тьме светилось, тускнея и застывая, лишь огромное озеро лавы, оставшееся на месте Цитадели. Его отблеск озарял снизу клубы бешено вихрящихся туч. Медленно, медленно багровое полыхание угасло, сменившись дымчатым блеском стекла, едва заметно тлеющего мертвенной, скорбной синевой...
* * *
Анмай, наблюдавший за взрывом на экране монитора, пережил несколько страшных секунд, — ему показалось, что стартовавшая слишком поздно ракета исчезла в пламени. Потом, когда свет термоядерной плазмы угас, стала видна золотая искра, стремительно поднимавшаяся вверх. Он немедля поехал к посадочным шахтам. Уже подходя к ним, он услышал заглушенный рев двигателя и стук задвинувшейся крышки.
Вэру с нетерпением ждал, пока выдвигавшиеся диафрагмы охватывали низ ракеты, отсекая излучение реактора, а вентиляторы вытягивали из шахты дым и жар. Едва проход раскрылся, он бросился навстречу Хьютай, — и застыл.
— А где Найте? Он же отправился с тобой!
— Его нет — он остался там.
Она бросилась в объятия Вэру и вдруг разрыдалась.
ГЛАВА 18 (последняя).
РАЗОМКНУТЫЙ КРУГ
Большинство людей никогда не достигает своей цели — того, о чем они мечтали. Но это значит лишь, что им не хватило решимости пройти свой путь до конца.
А прошедшие узнают, какими чудовищами становятся их мечты, когда вырастают.
Анмай Вэру, Единый Правитель Фамайа.
— Ну, вот и всё. Теперь эта машина полностью готова к работе. Неприятных сюрпризов больше не будет... я надеюсь, — Анмай невольно стиснул перила галереи, окружающей про-Эвергет.
— В наших руках абсолютное оружие, да? — Хьютай накрыла его сжатую ладонь своей.
Он смутился.
— Почему ты говоришь об оружии? Эта машина полезна и для познания, — сколько интересного мы сможем узнать уже сейчас!
— Но она может убивать!
— Может, только не тех. Хотя прошло уже две недели, я всё думаю о Найте. Если бы про-Эвергет тогда сработал, он был бы жив! И Олта тоже была бы жива! Но я...
— Я сама хотела спасти Найте, — и погубила. А остальные... сюда дошла лишь половина. В основном — дети.
— Здесь 230 тысяч файа и людей, — у нас тесно, и нам не хватает еды, но это поправимо. У нас уже сто сорок квадратных вэйдов оранжерей, — этого хватит, чтобы не только прокормить население плато, но и обеспечить его кислородом... хотя я надеюсь, что дело не дойдет до такой крайности.
— Оставь! Я знаю, нам всем придется стать вегетарианцами, но меня это не интересует. Я всё время думаю о Найте... и о его убийце. Я в первый раз убила человека! У этого парня были такие глаза...
— Какие?
— Такие же, как у тебя, когда ты впервые меня увидел, — на улице, в Товии! Надеюсь, помнишь?
Анмай опустил голову.
— Он не смог выстрелить в меня! А я в него — смогла! Он был хорошим человеком, Анмай! Почему же именно хорошие должны стрелять друг в друга?
— Такого больше никогда не будет. За пределами Хаоса уже не осталось никого. Эфир пуст, наши спутники ничего не замечают... хотя что можно заметить под этой проклятой пылью?
— Неужели никто больше не выжил? И... здесь всё человечество? Все файа?
— Да, — Вэру взглянул ей в глаза. — Но... остались ещё гексы. Последнее сообщение, которое мы получили... это был вопль отчаяния. Они ворвались в городской бункер Нианы, используя... что-то, что превращало бетон в пыль, а людей — в кровавую жижу. Что-то, для нас непонятное. Я решил использовать про-Эвергет, чтобы уничтожить их — повсюду! И мы совместим первые настоящие испытания с уничтожением тварей! Вот, послушай. Сейчас в эфире нет уже ничего... кроме вот этого.
Он нажал несколько кнопок на телефоне. Из динамика донесся странный звук, — словно множество глубоких голосов тянули каждый свою низкую ноту, и на этом фоне слышались более высокие переливающиеся вскрики, какие могла бы издать огромная труба. Хьютай вся ощетинилась, — как волчица, защищающая детенышей.
— Звучит жутко. Но разве гексы опасны для нас?
— Пока что — нет. Но, когда зима кончится, мы окажемся островком среди чужой цивилизации, — они развиваются очень быстро, знаешь ли! Дело в том, что они... меняются, Хьютай. В последних сообщениях говорилось, что появилась новая форма гекс, — они гораздо меньше обычных, но у них есть... щупальца, которые действуют, как руки. И эти твари... они не просто разумны, — они гораздо умнее людей. Они посылали им по радио ложные сообщения, обманывали их. И... не знаю, можно ли в это верить, но сообщалось, что их шкура не пробивается почти никаким оружием.
— Мутация?
— Нет. Изменения слишком сложные. Они начали проявляться там, где прошел Йалис. Я думаю... Межрасовый Альянс оставил гекс как биологические мины, рассеял их во всех мирах, где только мог. Ты же знаешь, как трудно разобраться в молчащей ДНК. Мы считали её просто мусором, но это был камуфляж. Везде, где открывают Йалис, гексы мутируют и уничтожают преступную расу. А потом наверняка гибнут сами. Свет, как же мало мы знаем! Сколько опасностей, которых мы не можем даже представить! Но с этой мы справимся, — с помощью про-Эвергета. Едва ли тут помогут другие средства.
— Но ведь тогда за пределами Хаоса вообще не останется никакой жизни!
— Её уже не осталось! За пять миллиардов лет истории Уарка ещё никогда температура всей его атмосферы не падала ниже нуля. А сейчас повсюду — радиация и мороз. Нигде не осталось ни одного растения, ни зверя. Но не бойся, — здесь, в наших вивариях, сохранены основные виды. Когда зима закончится, мы их выпустим.
— А если ещё где-то остались файа? Например, в Старой Фамайа? Там же нет гекс!
Анмай крепко взял её за плечи.
— Послушай. Сейчас, когда океаны замерзли, гексы могут оказаться повсюду. Может, ещё кто-то и остался... но им не выжить. Нигде больше не было автономного жизнеобеспечения. Их ждут годы безнадежной агонии, — разве ты не постаралась бы прекратить её, если бы могла? Я предпочел бы, чтобы их убили мы, а не они. Это единственное, что мы можем для них сделать.
— Но неужели мы не сможем спасти их?
Анмай отпустил её, смущенный своей вспышкой.
— До Нианы, откуда пришел последний сигнал, три тысячи миль. Помочь? Как? Кому? Мы слышим только... вот это. Если мы не прикончим их быстро, они придут сюда. Выбора не бывает, ты же знаешь. Мы делаем то, что должны.
— Мне не нравится это, Анмай, но я сама... хотела войны. Я согласна. Но может, нам спросить ещё кого-нибудь?
Анмай зло фыркнул.
— Ты получишь согласие или отказ, но что это изменит? Мы должны это сделать или после зимы окажемся в безнадежной осаде — вот и всё. Мы уже спасли всех, кого могли. Теперь мы должны защитить их.
Секунду они смотрели в глаза друг другу. Хьютай уже повернулась к лестнице, когда двое охранников ввели Философа. Рядом со здоровенными парнями он выглядел особенно маленьким и старым. Анмай удивленно замер.
— Лайман, Керру, я просил вас привести его сюда?
Старший из охранников смутился.
— Он настаивает на встрече с вами, Правитель.
Анмай повернулся к Философу.
— По-моему, с тобой хорошо обращались. В чем дело? Боюсь, ты плохо выглядишь. Я вижу, моё решение пустить тебя в архивы было не очень удачным.
Лицо Философа дрогнуло.
— Я не могу больше смотреть передачи Альянса! Это... мерзость! Никогда бы не подумал, что можно додуматься до такой жестокости. А эти шагающие машины... эти гексы!
— Как видишь, наш строй был не самым худшим.
— Это не оправдывает вас. Но почему такие богатые и почти всемогущие существа столь жестоки?
— Потому, что это им выгодно. Самые эффективные решения — самые жестокие решения. Плюс разница в уровне развития, — ты вот ешь мясо без всяких мук совести, а разница между тобой и твоим будущим обедом не то, чтобы очень большая.
— Но почему никто в бесконечном Космосе не...
— Может быть, там уже не осталось никого, кроме Альянса. Или — что ещё хуже — это всем безразлично, потому что между Альянсом и его соседями нет никакой разницы. Но если там никто не осмелится прекратить злодеяния, это сделаем мы! — он показал на белую громаду про-Эвергета. — Правда, у него радиус действия всего тысяч тридцать миль, но теоретически никаких пределов нет. И когда мы построим Окончательную Модель, — сам Эвергет, мы сможем поразить их даже отсюда.
— Чего вы сможете? Ваши опыты с этой дрянью погубили всех знающих ученых! Теперь некому даже...
— Нажимать кнопки? Таких ученых нам хватает. И мы обучим новых — если бы ты видел, с каким энтузиазмом учится прибывшая сюда молодежь! Особенно те, кого Найте прислал сюда из Товии — и те, кто дошли сами, тоже. Там столько талантов! Мы потеряем несколько лет, и это опасно, но, когда они займут места павших, работа пойдет даже быстрее.
— Так значит, ты устроил эту катастрофу ради того, чтобы окружить себя верными слугами?
— Послушай... — Анмай помолчал, подбирая слова. — Это уже не смешно. Там, над реактором, я весь был на твоей ладони, — а ты не захотел понять меня! Я хочу только, чтобы народы этого мира выжили. Ну, и ещё полететь к звездам. Неужели так трудно поверить в то, что видишь?
— Я не верю, что ты способен заниматься делом, успеха которого никогда не увидишь.
— Увижу. Нейрокибернетика позволяет продлять жизнь на любой срок. И я воспользуюсь этой возможностью, и ты, и все остальные — здесь больше не будет смертей!
— Но и детей не будет, не так ли?
— Пока — да. Но когда мы выберемся отсюда, их будет много, очень много!
— Опять жертвы ради будущего... Ради своей мечты ты хочешь заставить всех сотни лет жить в этих подземельях, занимаясь бессмысленной работой!
— Она имеет чисто практический смысл. Ты не знаешь, на что способен Йалис, — давать безграничную энергию, возможность путешествовать по всей Вселенной. Эвергет может лишь менять соотношения взаимодействий, но в принципе можно построить машину, которая действительно сможет всё, — даже... даже нарушить принцип причинности и обратить время! Конечно, прошлого ей не вернуть, но можно будет обращать физические процессы вспять, — с приложением энергии, конечно. Представляешь — из праха живой человек... файа... а? И даже это, — всего лишь начало!
— Это всё чистая фантастика. Если не твой бред!
— Почему? Положим, доказательства этого занимают пачку бумаги толщиной в восемь дюймов, и даже я сам не вполне понимаю их, — но это можно сделать. Правда, можно. Я только не знаю, когда...
— Изменение предначертанных свыше законов мироздания — это богохульство!
— Если их создатель обратится ко мне с протестом, я обязательно учту его мнение, не волнуйся. Только... если бы он был... мог... говорить с нами, то того, что случилось здесь, в этом мире, не было бы, правда?
— Но как же Вселенная, её законы, с такой точностью делающие возможной нашу жизнь?
— Всего лишь случайное совпадение. Одно из.
— Случайный мир лишен смысла. Он страшен!
Анмай усмехнулся.
— Да. Но ведь нам не дано другого мира. Если мы отвернемся от него, он не исчезнет. Зато можем исчезнуть мы. Мы не нашли доказательств... плана. И Другие — тоже.
Философ выглядел растерянным.
— Неужели нигде, даже у высших цивилизаций, нет никаких доказательств существования Бога?
— Откуда я могу знать? Нам понятен лишь язык Межрасового Альянса, а им не интересны такие вещи. В "Темной Сущности" есть доказательства, что Вселенная была создана, — но верны ли они, я не знаю. Скорее всего, это навсегда останется за пределами нашего понимания. Но даже если ОН есть... Вряд ли существо, способное создавать Вселенные, станет интересоваться нашей судьбой. Разве что в самом общем смысле. Но следить за нашими... душами — нет. Ну, так мне кажется. А тебе?
Философ отвернулся и сплюнул.
— По пути сюда я видел, что коллайдер облеплен инженерами. Что вы собираетесь делать с этой машиной?
— Уничтожить всех гекс, — пока они не сделали то же с нами.
— Вы хотите... обработать весь мир?
— Да.
— Но это... ведь ещё остались люди...
— Может, ты скажешь мне — где?
— Не знаю... а если бы и знал — не сказал бы! Ты хочешь перебить всех уцелевших, чтобы владеть миром, — ты маньяк! Воздействие Йалис лишило тебя разума. А я... мне каждую ночь снится тьма, — она и меня доведет до безумия! И всех остальных тоже! И всё это сделал ты!
— Никто из умеющих сдерживать свои чувства ещё не спятил. И я не хочу владеть миром. Мир для меня, — это прежде всего она, — он коснулся руки Хьютай, — а уж потом всё остальное. Вот этим миром я действительно владею... иногда. Когда мы покончим с гексами, мы построим новое государство — без войн, без оружия, без проклятой тайной полиции. Короче, такое, какое тебе нравится.
— Этого не будет!
