В один из дней Сарат передал, что хочет устроить мозговой штурм, поскольку 'есть одна боковая идейка'. Я мысленно пробежал свое расписание и согласился на вечерние часы.
Меня ожидал тяжкий моральный удар. Появление Шахура ожидалось, но за ним в дверях нарисовалась Намира, которой уж точно здесь делать было нечего. Я мимоходом отметил ее животик, который приобрел недвусмысленные размеры и форму. Хотя нет, форма была как раз неоднозначной. Не будь эта достойная дама магом жизни, я бы точно констатировал девочку внутри, а так... кто ее знает.
— Давай свою идею, Сарат.
— Нашей главной ошибкой было вот что: мы пытались предвидеть действия Первого, а надо было исходить из другого...
То, что потом прозвучало, конечно, могло придти в голову исключительно универсалу. По этой же причине новизна магического решения показалась мне железобетонной: хоть сейчас неси заявку на патент.
Дальнейший разговор велся на языке, лишь внешне напоминающем маэрский:
— ...Намира, ваше мнение? Это возможно?
— Безусловно. С моей стороны никаких препятствий не вижу, но таким образом использовать магию...
— ...она не справится сама. Нужны два объекта, кристалл опять же...
— Нет, два кристалла. И потом, оправа...
— Стоп. А как передать все это?
— Технический вопрос. 'Ласточку' пошлем.
— Допустим. Объекты не должны вызывать подозрения, так что их надо делать...
— ...обычная форма: куб, например...
— Маловато. А что, если замаскировать...
— ...плавающий кусок дерева? Закрепить на нем веревки...
— О, точно! Только из легкой древесины и не больше четырех футов...
— Не забыть выкрасить в яркий цвет.
— Желтый?
— Нет, лучше красный.
— Обязательно красный, к ее плащу подойдет.
— Уж если вы говорите, что подойдет — значит, так и поступим. Но только куда ставить, слишком близко не стоит...
— ...а если будет щит?
— Да хоть три. Все равно после этого сделать ничего нельзя, цели будут не рядом...
— ...и учтите, братцы, потоки должны сильнейшим образом исказиться...
— Оно так, да только лишь на момент удара...
— Стоп, ребята, 'Ласточка' для передачи не годится. Ее появление в Хатегате в любой момент подозрительно, а уж в сезон штормов...
— Самолет, стал-быть.
— ...точно. И к тому же быстро...
— Психи. Полные недоумки. Вы хоть осознаете, НАСКОЛЬКО это может быть опасно?
— Есть предложение. Поговорим с теми, кто эту опасность представляет. А тебя, Намира, отпустим...
— Нет, еще лучше. Отложим разговор на завтрашнее утро. А за остаток дня берусь порасспрашивать летчиков.
Чем хотите могу поклясться: наш разговор получился таким совершенно не нарочно. Никакой шпиономании, уверяю! А если потенциальный вражеский разведчик ничего бы не понял — так мы не виноваты.
* * *
(сцена, которую я видеть никак не мог)
— Ребята, дело нам придется обсудить нешуточное...
Под 'ребятами' Сарат подразумевал летный состав, который слушал во все шесть ушей. Точнее, в четыре уха и пару ушек.
— ...нам предстоит защищать перед самим командиром идею полета через Великий океан. А теперь давайте поговорим: какие ждут препятствия и опасности. Фитха!
— Сколько человек?
— Летчики и один пассажир.
— Главная трудность в навигации. В период штормов облачность почти все время, притом низкая. Земли... то есть воды не видно. Вести самолет придется по компасу, потому что ничего лучшего нет. При двухстах милях в час мы бы за сутки долетели, но еще сколько-то уйдет на поиски нужного места. Тридцать часов полета, я так думаю. Придется брать с собой запас еды, воды... Теплая одежда обязательна. Оружие. Поэтому считать будем каждый фунт веса. Но лететь можно.
Сарат все приемы мозговых штурмов знал наизусть:
— Гюрин?
— Навигация, согласен, очень трудная, даже еще труднее. С западной стороны материка горы. Высота хребтов до трех тысяч ярдов. В темноте или в облачности очень легко воткнуться. Вот если бы реальную высоту от земли амулеты показывали...
— Нету таких. Но кое-чем помочь могу. Есть идея амулета, указывающего на воду. Океан от суши отличит даже во тьме. А вот с горами... тут плохо.
— Значит, придется подлетать к материку лишь в светлое время суток, предпочтительно не в тумане. А впрочем... какая, собственно, задача?
— Пустяк. Долететь до Хатегата, садиться в стороне, но недалеко. Высадить человека. Тот доберется до порта, отыщет Гильдию гонцов и перешлет через них пакет. И обратно.
— Клади не тридцать часов, а все двое суток в одну сторону. Случайные задержки, всякое такое... Но в целом задача реальная.
— Готхар?
Северянин ответил не сразу.
— Есть возможность навигации: над облаками подняться. Солнце будет видно. Но на высоте трудно дышать. Человек быстро устает. И очень холодно. Легко заснуть.
— Я тебя не понял: возможно это или нет?
— Возможно. Но не наш самолет, другой нужен. Настоящий разведчик. Чтобы люди могли по очереди спать. Печка для тепла. Чтобы можно еду горячую готовить. Продукты и воду — на две недели брать. Оружие всем. И три летчика: один самолет ведет, второй курс прокладывает, третий отдыхает. Потом меняться, как на корабле.
— Тогда вопрос, Готхар: вот ты поднялся выше облаков. Курс ясен, ведешь самолет через океан. Вот амулет показал, что ты достиг земли. А дальше как?
Бывший рулевой ухмыльнулся.
— Дальше ты, Гюрин, смотришь...
Тут островитянин замешкался, будучи не в силах сходу подобрать нужное выражение, но все же сумел это сделать:
— ...определяешься на местности...
Отставной разведчик слегка расправил плечи: уж карту читать его учили как следует.
— ...и выдаешь курс на Хатегат.
Гюрин принял на себя роль критика:
— А как наш человек пройдет через городские ворота?
— Ножками.
— С какой целью, если спросят?
— Ну, скажем, ремесленник, несущий товар на продажу.
— Скорее такой поехал бы на подводе.
— Очень небогатый ремесленник. Несет товар в коробе. Скажем, изделия из кожи. А под ними тот пакет, что надо передать.
— Придется пошлину уплатить.
— Да кто возражает? Пусть расстанется с пятью медяками.
— Значит, подвожу итоги: все согласны, что такой полет возможен. По мнению Готхара, нужен специальный самолет. Возражения? Нет. Между прочим, проект такого самолета уже готов, его надо лишь сделать и облетать. Со всеми этими доводами пойдем к командиру.
* * *
Сарат выразился неточно: для начала ко мне заявился лишь он сам. Споры получились тихими и яростными. Мои возражения основывались на прочитанных давным-давно воспоминаниях летчиков полярной авиации. Я помнил, сколько опасностей подстерегало авиаторов и каким почетом пользовался великий штурман Аккуратов. Но настойчивому магу удалось продавить мысль о расширенном мозговом штурме, включающем в себя, разумеется, конструкторов и даже Сафара — поскольку речь шла о дополнительном расходе кристаллов.
Авиастроители уверили, что дальний разведчик — вполне реальная конструкция, и воплотить ее в материалах можно за считанные пару недель или даже меньше. Правда, при условии, что все авиаприборы, а также часть материалов возьмут с уже готовой машины. Сафар, в свою очередь, представил данные, что кристаллов на движки хватит с запасом, хотя я и вставил замечание, что для трансокеанского перелета двух движков вертикальной тяги мало: понадобятся все четыре. Мы получили также уверения, что красных гранатов на печь и на походную плитку хватит, но даже если не хватит — он, Сафар, берется получить вполне приличные кристаллы из обрезков красного кварца.
С навигацией дело обстояло посложнее. Гюрин с самого начала ухитрился сморозить глупость:
— А почему бы нам не определять наши координаты, как это делают на корабле? Высота солнца и всякое такое?
Готхару явно хотелось поставить на место доморощенного штурмана, но, не желая разлада в летном составе, я ткнул пальцем в сторону капитана Дофета. Тот был спокоен и убедителен:
— Нельзя, парень. Над облаками ты будешь лететь, а не на уровне моря; потом, горизонта не видать. К тому же, если ветер сильный, ваш самолет будет мотать, тут о точности измерений и говорить нечего.
Эти гады летающие все же меня убедили. Поэтому итог дискуссии я подвел следующим образом:
— Ладно, ребятушки, уговорили. Будем строить, лететь тоже будем.
Я врал решительно всем, кроме себя самого. Самолет такого класса был очень даже нужен. И не только извозчиком; ох, не только. Если что, машина станет последним доводом Заокеании — но хотелось думать, что до выкладывания такого козыря игра просто не дойдет.
— ...но только прежде вы хорошенько потренируетесь.
Летчики словам насчет тренировок поверили. Полагаю, этому способствовала моя улыбка: нежная, добрая и ласковая.
Ожидание не было долгим: самолет собрали в считанную неделю.
Ради очистки совести спешу добавить: экипаж промахнулся в своих опасениях. Некоторые тренировки были не то что обременительными: просто приятными. Например, в них входило опробование кровати, представлявшей из себя стальную раму с натянутым на нее с помощью пружинок полотнищем. Почти в точности раскладушка времен моего детства. Резюме по испытаниям варьировало: Фитха, например, заявила, что 'на ней можно прекрасно выспаться', тогда как ее соплеменник Готхар заметил, что 'кровать слишком мягка для мужчины'. На это ему справедливо заметили, что ложе предназначено не только для мужчин.
А походная плитка? Гюрин сготовил на ней такой мясной супчик с красным перцем, что товарищи после первой же ложки пять минут продышаться не могли. Фитха дипломатично заметила, что 'это только для капитанов'; ее находчивый соплеменник навел хитрую критику: сам суп, дескать, очень хорош, но в полете такой варить нереально: от возможной тряски еда запросто выплеснется из кастрюли, так что придется еду только разогревать и только на сковородке. И немедленно внес рацпредложение: систему закрепления сковородки на плитке с помощью двух пружинок.
Особой статьей проходили тренировки пассажира: вольного мага по имени Хазир. Сарат отказался лететь, поскольку, по его мнению, здесь он был нужнее; к тому же его лицо могло примелькаться в Хатегате. Подобрали кандидатуру очень не сразу. Требования были непростые: магические умения на уровне хотя бы бакалавра, внешность, которую никто не смог бы связать с нашей командой и сверх того, отсутствие склонности к морской болезни. Третье требование было, на мой взгляд, вполне очевидным; второе являлось уступкой моей паранойе; первое же проистекало из желания хоть как-то обезопасить посланца. Дополнительно ему вручили пистолет. Мало того: Тарек лично дал несколько уроков, но подрастить стрелковую подготовку с нуля до уровня Робин Гуда за неделю? К тому же при полном отсутствии способностей? Пробуйте без меня.
Бывшие Повелители моря получили в распоряжение винтовки. Через неделю рыжая стреляла сносно, а ее товарищ — недурно. Гюрин в счет не шел, понятно. И примерно тогда же погода начала портиться.
Для начала мы опробовали амулет для обнаружения водной поверхности. Сарат в очередной раз поразил: додумался ловить шумы потоков водной магии под самолетом. Правда, амулет работал не так точно, как хотелось бы: показывал воду, даже если до нее оставалось миль пять, а самолет при этом летел над землей. Ребята нажаловались разработчику, тот в ответ хмыкнул нечто не совсем понятное: 'Надо бы дифференцировать по уровню сигнала', забрал амулет в свою комнату, возился с час и в конце концов открыто заявил:
— Быстро сделать не могу, лучше пока оставим, как есть.
И все дружно сочли, что 'как есть' гораздо лучше, чем ничего.
Я гонял ребят так, как, по моему скромному мнению, и надлежало гонять курсантов. Полностью слепой полет. Слепая посадка — тут рекорд установил Гюрин, ухитрившись аккуратно посадить машину при практически нулевой вертикальной видимости (правда, на это он затратил почти два часа). Полеты по замкнутому маршруту над облаками. Заодно при этом опробовали качество теплой одежды и степени теплоизоляции салона. Потом стали прибавлять скорость. Тут и начались неприятности.
После очередного полета Готхар явился на доклад с мрачным видом.
— Плохо самолет большую скорость переносит. Начинается... такая мелкая дрожь. Для креплений расслабление.
Сказано коряво, но суть ясна.
— Давай журнал полета.
Так, заметили при скорости двести пятьдесят. Значит, начальная стадия вибрации при еще меньшей скорости. Откуда она идет? И что делать? Впрочем, как раз на последний вопрос ответ имеется: не доводить до таких скоростей. И все же: откуда?
Считать резонансные частоты таких конструкций меня не учили. Значит, придется мозгами шевелить.
Такие колебания просто не могли не ослабить крепления — тут Готхар прав. Придется изучать все винтики до единого. И команда принялась это делать. Я сам бы охотно поучаствовал, но мое присутствие рядом с самолетом напрочь испортило бы все кристаллы — а их в машине больше двух десятков.
Через два часа поиска источник оказался найденным: хвостовое оперение. Которая из плоскостей — полный туман. А что можно сделать?
Задачу пришлось решать методом тыкания пальцем в направлении неба. Я сидел поодаль от самолета с чертежами в руках и командовал: приварить вот здесь усиление в виде стальной полосы. Фитха, за штурвал, а ты, Готхар, в хвост: следить за вибрацией. До двухсот сорока, больше не надо.
Что, не помогло? Так, эту полосу убираем, она лишь утяжеляет конструкцию, попробуем подкосик вот тут... Теперь ты, Гюрин. Фитха — в хвост. Задание то же.
Чепуха сущая: каких-то четыре попытки и вибрации больше не ощущается. Но все же я настоял: скорость, ребята, более двухсот сорока не держать.
Хорот, несколько уязвленный таким ударом по репутации, поинтересовался:
— А потом, когда ребята вернутся, можно еще попробовать изучать?
— Не можно, а нужно.
Через неделю начался сезон штормов. Между делом опробовали бортовой туалет и улучшили его герметичность. В результате запах стал почти незаметным. Еще через две недели уже ничего тренировочного в голову не приходило.
Отбытие состоялось самым ранним утром: сразу после рассвета. Мне осталось лишь отдать предполетный приказ:
— Все, ребята, можно лететь. Готхар!
Блондин стал по стойке 'смирно'.
— Назначаетесь исполняющим обязанности командира самолета! Гюрин!
Все же бывший рядовой лучше знал устав:
— Я!
— Будете вторым летчиком! Фитха!
Круглая девичья мордочка с большим трудом удерживалась от горделивой улыбки.
— Назначаетесь третьим летчиком!
Улыбка все же прорвалась.
— Порядок вахт в полетном задании, порядок связи там же. Первой за штурвалом Фитха, потом Гюрин, далее Готхар. Удачи!
Объяснять суть выражения 'ни пуха, ни пера' было уже некогда. Поэтому оно не прозвучало.
* * *
(другая сцена, которую я видеть никак не мог)
Рыжая летчица старательно притворялась, что для нее взлет с четырьмя людьми на борту — дело обыденное. Готхар скучающе глядел в иллюминатор, то же самое делал и Хазир. По правде говоря, зрелище не было захватывающим: самолет уже вошел в облачность. Гюрин находился при исполнении: одним глазом он поглядывал на напарницу, другим — на приборную доску. На время первой вахты ему предстояло исполнять обязанности штурмана и радиста, а в чрезвычайной ситуации — и летчика.
