Тенька не обрадовался, а наоборот притих. Гера глянул на него с неодобрением, но промолчал. Больной все-таки. Да и сказано было уже достаточно.
— Что ты ей ответила?
— Я не стала писать ответ. Слишком опасно. При случае надо будет отправить к ней гонца, чтобы передал все на словах. Теперь у меня есть подходящие люди.
— А тайну портретика вы раскрыли? — поинтересовался Тенька, которого этот вопрос занимал куда больше, чем Выля.
— Какого портретика? — не понял Гера.
— Двух, — поправила Клима. — Один был у моего несостоявшегося убийцы, а другой у Эдамора Карея.
— И кто там изображен? — Тенька едва ли не привстал.
Клима с сожалением развела руками.
— Не до того было, и у меня их нет.
— Они в моей сумке, которая сейчас крокозябры знают где, — колдун откинулся на подушку. — Эх, вы! У вас целый Эдамор Карей под рукой, а вы не удосужились разузнать.
— Я знаю, где твоя сумка, — вмешался Гера. — Она, целая и невредимая, сейчас лежит в моей комнате.
— Так неси! — Тенька снова приподнял голову.
И именно в этот момент от дверей раздалось:
— Куда вы собрались нести и что? Юное дарование, немедленно лежать!
— Я лежу, — со вздохом сообщил Тенька.
Все трое еще не успели близко познакомиться с Налиной Делей, но уже знали, что какая бы кругом ни творилась каша, жена Эдамора Карея остается неколебимым островком спокойствия и здравомыслия, при этом призывая к тому же окружающих. Вот и сейчас сударыня Налина все так же заплетала волосы в две толстые косы, не трепетала перед обдой и активно следила за порядком.
— Ты вертишься, как уж на сковородке, — безапелляционно сообщила она, подходя к кровати и тщательно поправляя свесившееся до пола одеяло. — Еще и указания какие-то раздаешь.
— Тенька попросил меня принести его вещи, — объяснил Гера.
— Никаких вещей, пока я не разрешу!
— Ну вот, уже и вещи — "нельзя", — проворчал Тенька.
— Мы можем обойтись без них, — сказала Клима. — Налина, ты знаешь, чей портретик носил при себе Эдамор Карей?
— На твой не похож, — добавил Тенька.
— С меня не писали портретов, — отмахнулась Налина. — А тот какой был? Маленький, не больше ладони, старый и в тонкой рамочке, да?
Все трое закивали.
— Прежде этот портретик принадлежал моему отцу, — Налина присела, осторожно вытащила из-под Тенькиной головы подушку и принялась взбивать. — Отец подарил его Эдамору, когда мы поженились. Эдька часто мотался на границу, а этот портрет по нашему семейному поверью притягивал удачу.
— Но кто на нем изображен? — Клима подалась вперед.
— Не знаю, — тщательно взбитая подушка была возвращена на место. — Отцу портрет достался от его товарища. Вроде бы это копия какой-то исторической реликвии.
— А этого товарища можно найти? — заинтересовался Гера.
— Нельзя, — Налина пожала плечами. — Он давно умер. Знаю, его дочь живет где-то на юге, в Рыжей крепости, а внук лет двадцать назад сгинул на орденской стороне. Вся их семья была одержима идеей, что обда вернется, если ее хорошенько поискать.
— Меня никто не находил, — отметила Клима.
— Как знать, девочка моя. Ведь почему-то родилась ты именно сейчас, а не на сто лет назад-вперед. Так, а давно ли ты обедала? По лицу вижу, что еще вчера! Немедленно марш на кухню, и пускай тебе подадут жирную мясную похлебку. Мальчик мой, проводи свою обду и сам хорошенько подкрепись.
— Но мы пришли проведать Теньку, — попытался возразить Гера.
— А юному дарованию пора спать! — отрезала Налина.
Тенька картинно изобразил пальцами собственное повешение. Колдунья изобразила, что дает ему подзатыльник. Потом решительно встала и — обда с "правой рукой" сами не заметили, как очутились в коридоре по ту сторону двери.
— Идите-идите, — повторила Налина. — Навестите завтра, сегодня больше не стоит, он проспит до утра.
— Почему Теньке нельзя вставать и надо столько спать? — не удержался Гера от вопроса. — Он ведь прекрасно себя чувствует. И на стенку со скуки лезет.
Налина Делей оглянулась на прикрытую дверь и покачала головой.
— Мальчик мой, его ударила молния. Там половина нутра всмятку, особенно ближе к голове. Я не понимаю, как он выжил, да еще остался при своем уме. Если ваш Тенька сейчас встанет, то сделает от силы пару шагов, а потом точно свалится замертво.
Гера изменился в лице.
— Он знает?
— Конечно, знает, — буднично ответила Налина. — Ничего, организм живучий, хоть и недокормленный, как вы все. Вот уж дети мои, дети... Через месяц-другой поставим на ноги.
Гере подумалось, что по прошествии этого времени исстрадавшийся от бездействия Тенька и впрямь научится бегать по стенам. Как заправский таракан.
* * *
Было раннее апрельское утро. В Фирондо шел дождь, и темные мостовые блестели от ливня. Редкие капли залетали в окно вместе с прохладой и свежестью, пропитанной запахом зацветающих груш. Шум дождя почти заглушал ненавязчивое тиканье точных механических часов. Тихонько и уютно потрескивал огонь в маленькой комнатной жаровенке.
В бывшем кабинете Артасия Сефинтопалы многое осталось по-старому. Только бумаги, в строгом порядке лежащие на столе, были подписаны теперь не ведским правителем, а обдой Климэн.
И, конечно, при прежнем хозяине невозможно было вообразить себе такого посетителя. Оный, вопреки привычкам своего народа, стоял не у окна на сквозняке, а рядом с жаровенкой, протягивая к теплу озябшие пальцы. Рядом с дверью прислонилась к стене доска камуфляжной расцветки, на ней висела насквозь промокшая куртка.
Клима сидела в кресле у окна, изучая нежданного гостя, и неспешно прикидывала, как будет объяснять своим подданным, особенно горцам, почему этот субъект нагло прилетел прямо на главную площадь города (хорошо еще, что рано поутру, а не в базарный день), и почему сударыня обда не казнила его или не выставила прочь, а пригласила к себе в кабинет. Да, и если она правильно понимает цель визита этого гостя, объяснять придется еще и статью расходов под названием "сильфийская техника по договору". И что за договор. И когда она вообще успела.
Клима не сомневалась, что сумеет дать ответ и сохранить при этом лицо, но разговор обещал быть нелегким.
Наконец, посетитель согрелся достаточно, чтобы оторваться от жаровенки и сесть напротив. У него были не по-сильфийски прямые волосы и широко распахнутые голубые глаза без намека на хитринку.
— Ну вот, наконец-то я не стучу зубами и в состоянии поприветствовать тебя как должно, обда Климэн. Верховный Амадим передает тебе свои наилучшие пожелания и поздравления в блистательной победе, а так же это письмо, — на столик между креслами лег туго скрученный свиток, — где во всей детальности ты можешь прочесть, сколь безгранично уважение Верховного сильфа Ветряных Холмов к новой обде Принамкского края.
— Я так же приветствую тебя, Костэн Лэй, — промолвила Клима. — Выражаю сожаление о той погоде, по которой тебе пришлось сюда лететь и приношу извинения за моих недостаточно учтивых солдат, посчитавших уместным соприкоснуть твой нос с мостовой.
При этих словах Костэн Лэй невольно потер распухшую переносицу. Кровь давно остановили, да и перелома не было, но все равно приятного мало. Еще ни разу люди не начинали знакомство с агентом тайной канцелярии раздачей зуботычин и радостными воплями: "ого-го-ж, какой жирный воробей, крокозябра его матерь!". Видимо, поэтому сильфы в свое время так и не столковались с ведами.
— Я прошу передать Верховному Амадиму мое пожелание здравствовать и быть любимым своим народом, — продолжила обда. — Да не упадет его доска, не рухнет дом и да не завянет его укроп. Выражаю признательность и тебе лично, Костэн Лэй, однако не могу не напомнить, что я ожидала видеть в качестве посла не тебя. Как поживает известный нам обоим Юрген Эр, и почему он сейчас не сидит передо мной?
— С Юргеном все в порядке, — у агента вырвался еле заметный вздох. — Насколько это вообще может быть. По состоянию здоровья он пока не в силах исполнять обязанности посла, но дело не требует отлагательств, поэтому вместо Юргена прилетел я.
— Когда же Юрген будет в состоянии? — Клима взяла со столика послание Амадима, но не развернула, теребя свиток в пальцах.
— Выражаю надежду, что к концу лета, — официальным тоном сообщил "заместитель".
— Истинным счастьем для меня будет, если твоя надежда оправдается.
Разговаривать с Юрой ей было проще. Они давно оставили официальный тон и обсуждали политику за чашкой ромашкового отвара. Сейчас перед обоими тоже стоят исходящие паром чаши с янтарным напитком, но легкого разговора не получится. Лишь видимость, игра.
Игры Клима тоже любила.
Только вкус дружеской беседы год от года становился ей все приятнее.
— Итак, Костэн Лэй, что за необходимость привела тебя сюда?
Сильф с видимым наслаждением отпил из своей чаши.
— Ты, верно, не запамятовала, обда Климэн, что в конце минувшей осени наши державы подписали договор, по которому ты обязалась купить у нас полторы сотни досок и шесть десятков тяжеловиков для войны с Орденом. Упомянутую войну ты по тому же договору должна начать к грядущему лету. Я прилетел, чтобы стать торговым посредником между тобой и Ветряными Холмами. При мне бумаги, которые тебе рекомендуется подписать.
— Да, прекрасно помню о нашем договоре, — мило улыбнулась Клима. — Я изучила образец товара, и он мне понравился.
Сильф даже чашу отодвинул.
— Какой образец?
— Улетая, Юрген оставил мне одну из имеющихся у него досок. Могу заверить, это лучшее творение сильфов из всех, что мне приходилось видеть на территории Ордена.
— Не сомневаюсь, — очень вежливо произнес Костэн Лэй. Он догадался, о какой доске идет речь. Оба понимали, что таких передовых досок, какая принадлежала Дарьянэ, у орденцев не было и не будет. Обде их продавать тоже никто не собирался. — Но договор заключен на несколько иную модель. Не сомневайся, она тоже тебе понравится.
— О, нет-нет, не надо утруждаться, — Клима улыбнулась еще милее. — Я сражена наповал. Доска прекрасна, и я не хочу менять ее ни на что иное.
— Дело в том, что имеющаяся у тебя модель — экспериментальная, — нашелся Костэн Лэй. — У нас не наберется такой партии в оговоренном количестве.
— Я могу пойти на уступки. Давайте проведем испытания предлагаемой вами модели. Я сама неплохо летаю на доске, и среди моих подданных есть заслуженные мастера. Если предлагаемые тобой доски будут ничем не хуже — почему бы и нет.
Оба заранее знали, что доски хуже. И Липка начинал понимать, почему Юра постоянно мотался к нему за советом, но все равно умудрялся заключать скользкие и двоякие соглашения.
— В таком случае, я тоже иду на уступки. В знак дружбы между державами. Наши мастера сумеют изготовить специально для тебя партию именно тех досок. Но их цена не может остаться прежней.
— Увы, — Клима сделала вид, что ей неимоверно жаль. — Нельзя изменить цену, согласованную договором. Тем более, изначально мне предложили именно понравившуюся модель.
— Разве имело место официальное предложение?
— Разве нельзя считать таковым факт, что доска была оставлена у меня?..
Беседа-игра затянулась на пару часов. Если опустить обороты и иносказания, то весь ее смысл сводился к двум фразам, так и не произнесенным вслух:
"Мне надо, чтобы ты купила за бесценок хлам, который даже Ордену не продашь. Или хотя бы нормальные доски втридорога".
"А мне надо купить у тебя нормальные доски по цене хлама. И я куплю их, потому что денег все равно нет".
Игра обещала быть долгой. У Климы перед глазами до сих пор стояли скверные орденские доски, и она во что бы то ни стало намеревалась выторговать для себя другие.
Наконец, Костэн Лэй известил, что дело серьезное, а он слишком утомился в дороге. Клима проявила милосердие и предложила перенести разговор на вторую половину дня. А пока дорогому гостю приготовят комнату и еду.
Дождь заканчивался, и на темные мостовые падали первые лучи утреннего солнца. От приоткрытого окна тянуло сквозняком.
Костэн Лэй встал и снова подошел к жаровенке. Та находилась в двух шагах от стола с бумагами, и гость перевел взгляд на поблескивающие серебром ручки ящиков, затем — выше, на гладкую столешницу темно-вишневого цвета. Бумаг было немного, Клима любила распихивать все по ящикам.
А на уголке стола сиротливо лежал маленький овальный портретик, ради любопытства извлеченный из недр Тенькиного мешка, да так и позабытый. Карие глаза на тщательно прописанном личике смотрели в даль, неведомую ныне живущим.
Сильф мельком скользнул взглядом по портретику. Изумленно ахнул, взял его в руки, поднес ближе к глазам, потом к свету.
Клима заметила этот странный интерес и тоже встала, подходя вплотную.
— Что случилось?
— Не понимаю, — пробормотал Костэн Лэй.
— Тебе знакомо это лицо?
Сильф уверенно кивнул и поднял на собеседницу свои дивные голубые глаза, на сей раз полные искреннего недоумения.
— Откуда, смерч побери, здесь взялся портрет моей прабабки?!
