Но внизу и не думали умолкать. Встрявшего с увещеваниями Петра непочтительно оттерли в сторону.
— Факел! Тащи огонь. Щас пяточки ему поджарим.
Больт попытался выдернуть из гнезда факел, но тот не поддавался. Подергал другой — та же история. С третьим повезло, но на обратном пути ноги у парня косолапо запутались. Больт упал. Факел откаѓтился в сторону и, зашипев, погас в луже вина.
А на Роберта снизошло спокойствие. Телесное отодвинулось. Теперь он отчетливо видел зал. За спиной трещали в камине дрова, перед глазами черным провалом в ночь зияла распахнутая дверь.
Анны в креслице уже не было. Отсутствовал и Хаген. Вдоль стены пробирался Марк с длинным, шевелящимѓся свертком на плече. Только Лерн так и сидел на ступеньках лестницы Кто-то наступил на его лютню. Он даже не обернулся. Широко распахнутыми глазами он смотрел на Роберта и сквозь Роѓберта. Его толкнули. Один из людей дамы Герберги затряс 'жонглера', требовательно закричал. Лерн не реагировал.
Роберт уже видел такой взгляд... Соль, ворота Храма на второй день штурма, Иерусалим...
Отчаявшись предотвратить расправу, монах, как и прочил Лупо, в конце концов, ее возглавил. Потыкав посохом в икры Роберта, он воззвал:
— Не умножай своих грехов. Скажи, где зарыто сокровище. Не вводи во грех сирых сих, дабы они не уподобились лютым зверям.
— И что в замен? — прорвался сквозь гвалт хрип распятого.
— Огня давай. И опустите пониже, — влез под руку монаха Гинкер.
— Видишь, чего ты добился своим упрямством? — взвыл брат Петр. — Стадо мое расстроено. Я не пастырь ему больше. Сознайся, и я обещаю тебе быстрое избавление от мук. Ничего больше, сам понимаешь, обещать не могу,
— Лупо сказал то же самое, но сбежал, как только узнал, где золото.
— Ты ему сказал?!
К причитаниям монаха добавились возмущенные крики остальных:
— Тогда зачем упорствуешь? Говори! Говори немедленно.
— На двугорбом холме. На левой вершине. Разберите камни. Золото там.
Марк уже скрылся в переходе, ведущем к поварне.
— Тащите сюда беременную суку и ее отродье, — деловито распорядился брат Петр. — У тебя есть малое время подумать. Если ты солгал, их четверѓтуют завтра на закате, а пока мы привяжем их здесь, в зале рядом с тобой. Ты, конечно, не доживешь до их конца, но в могилу сойдешь с грехом детоубийцы. Да, да! Ты будешь виновен в смерти женщины и ребенка.
Потянулось время. Посыльный долго не возвращался, а когда бочѓком, неуверенно подобрался к брату Петру, тот закричал:
— Где они?
Ни в темных углах, ни на поварне, ни у себя в комнате Анну не нашли. Зато двое видели как косматый гость, рыцарь Гуго тащил куда-то упирающуюся женщину.
— Ах, какая жалось, — Брат Петр потыкал в Роберта посохом. — Жаль, говорю, что не увидишь верную жену своего друга перед смертью. Она сейчас занята куда более приятным делом. Но если она не умрет под нашим ноѓвым другом, умрет завтра, как я и обещал.
Распятый не реагировал. Брат Петр с размаху ударил его по ногам. Ответа не было.
— Кончился, должно быть, — пробасил рядом Флад-лучник. Он выпил меньше остальных и успел протрезветь.
-... как по правде надо — копьем. Копьем... потом в пещеру. Как по правде. Камнем привалить... — бубнил с другой стороны Пьер-дурачок. Флад поймал пятившегося монаха за рукав рясы:
— Куда собрался? Клад среди ночи искать? Не темно тебе будет?
— Отдохнуть.
— Только рядом со мной.
— Лучше за Лупо смотри. Ему тоже известно, где золото.
Забытье оказалось кратким как миг. Боль только-только отпустила и сразу вернулась, разрывая мышцы и внутренности, вгрызаясь в мозг. Помстилось: если сильно закричать, боль отступит.
Роберт до хруста сжал зубы. Не закричит. Лучше откусит себе язык.
Внизу Петр и Флад собирали вокруг себя наиболее трезвых, идти искать Лупо. Но тот внезапно появился сам: сбежал с лестницы, походя, пнув прикорнувшего там жонглера:
— Что молчишь, падаль? Готовься, сейчас отправим графа Парижского к его великим предкам и помянем. Вспомни что-нибудь веселое.
Лупо подхватил с ближайшего стола кубок и жадно, не отрываясь, выпил, утер губы тыльной стороной руки, потом негромко позвал:
— Эй, служка сатаны. Тебе говорю. Где мальчишка?
— Какой? — монах подошел вплотную. Разговор вели тихо, для себя.
— Не крути. Где наследник?
— Зачем он тебе?
— А то ты не знаешь?
— Не отдам!
— Никак, собрался воспитывать сироту? Учить слову Божьему? Или заветам своего патрона?
— Не твое дело.
— Мое, мое. Я с самого начала просил отдать его мне, а ты пряѓтал ребенка. Если ты, собака, сейчас начнешь мне про Христову добѓроту петь, я ей-ей перережу тебе горло,
— Да когда же ты насытишься? Хочешь обернуть против нас сервов?
— Их детей я не трогаю. А ради господского они и пальцем не пошевелят.
— У тебя же был мальчик. Сигур, кажется.
— Когда это было!
— Не подскажешь, что с ним теперь?
— Я же не спрашиваю, для каких таких надобностей тебе нужен реѓбенок с благородной кровью и без греха.
— Лупо, мы не о том говорим.
— Нет, брат Петр, ответь честно, иначе никакого разговора не получится.
— Хорошо. Ты прав. Мне нужна кровь ребенка, но не виллана, не раба. Наши таинства...
— Ладно, ладно. Уговорил. Теперь о главном: нам с тобой, — ну, может, еще Гирту прихватим, — надобно выбираться из замка. Сам понимаешь, кто первым найдет золото, тот и хозяин. Так и быть, я согласен делить на три части, но не на пятнадцать.
— Договорились. Они все сейчас упьются и проспят до утра. Только... видишь того, длинного, патлы в узел завязаны?
— Вижу. Он трезвее остальных и все время за нами подглядывает.
— Не плохо бы его отвлечь.
— Запросто.
Лупо вышел на середину зала и встал под крестом.
— Брат Петр, ваш заступник перед Богом и дьяволом обещал рыѓцарю быструю смерть... Куда это ты с факелом, Пьер?
— Ноги опалить. Мне нравится, как трещат волосы на огне.
— Ладно, иди.
Пьер-дурачок встал на цыпочки, но до голых икр распятого так и не дотянулся. Пламя только чуть лизнуло пятки. Ноги конвульсивно дернулись. Пьер сразу забыл о первоначальном намерении, теперь он подпрыгивал и хихикал, когда удаваѓлось вызвать короткую судорогу безвольно обмякшего тела.
А Роберт плыл. Ему казалось вокруг облака и синее-синее бесконечѓное небо. Только солнца не было. Жаль умирать, не увиѓдев солнца...
Он подумал о смерти просто как о повседневном, обычном действе. Среди клубящихся, немых, облаков освободился просвет. Роберт рванул к нему, но что-то впилось в ногу. Он стремился вверх. Его не пускали.
Облака пропали, померкло синее свечение, он опять был здесь. Придурошный Пьер прыгал, гогоча под ногами, а чуть впереди вышагивал перед соратниками Лупо.
— Хотите награду? Кто попадет нашему гостю в глаз стрелой с тридцати шагов, получит этот перстень.
В руке итальянца сверкнул зеленый камень. Итальянец сулил победиѓтелю изумруд. Слушатели тут же побежали, кто еще мог бежать, за луками. Первым вернулся Флад, твердо встал, расставив ноги, и принялся натягивать тетиву.
Роберт спокойно смотрел со своей высоты на маленький мирок внизу. Котел страстей: алчность, подлость, трусость, простое как мычаѓние желание мучить... В дальнем углу стояли четверо из замкового отряда. Лица тяжеѓлые. Казнить не станут, но и защищать не пойдут. В другом углу отливали синеватой бледностью обнаженные ляжки благородной дамы Герберги. Один из воинов завалил пьяную девку прямо на гнилой тростник и гонял туда-сюда, не обращая внимания на окружающих.
Распятый тысячу лет назад видел, наверное, тоже самое. Почему он не проклял этот мир? Почему не пустил очищающий огонь, который не оставляет по себе ничего живого?
Роберт встретился взглядом с Лерном. Два светлых озера боли и скорби плавали на краю черного пепелища.
Внезапное озарение песилило боль. Истерзанный, преданный и проданный человек ощутил такое облегчение, что чуть не рассмеялся.
Вот оно! Тот Распятый тоже увидел и...
Перед Робертом стоял Флад с луком в руках, пробуя тетиву. Ему мешал, бьющий в глаза свет камина. Но черная головка стрелы терпеливо искала дорогу к жизни приговоренного. Люди замерли.
Внезапно, воцарившуюся в зале тишину разорвало хлопанье крыльев. В oткрытую дверь влетел небольшой пестрый сокол, и круто взмыв, опустился на перекладину креста у плеча Роберта.
Над ухом возбужденно и зло заклекотало. Если бы мог, Роберт повернул бы голову, но сил осталось только дышать. При каждом вдохе хрустели ребра. Грудь постепенно заполнялась свинцовой тяжестью. Часто-часто, слабо трепыхалось сердце. Но голова оставалась ясной.
Сокол... Соль рядом. Или... Он оборвал себя. Глянул на лучника. Того оттолкнул Лупо.
— Не стреляй! Попадешь в птицу, я тебе голову сниму.
— За что?
— Такая птичка стоит целое состояние. Ее надо изловить.
— А как же обещанная награда?
— Сначала изловите птицу.
Вокруг заволновались. В сокола и в Роберта полетели кости, мелкие камешки, всякая дрянь. Пестрый летун остался на месте. Он раскинул крылья и затоптался, вытянув вниз голову с раскрытым клювом.
Превозмогая удушье, Роберт как мог, выверѓнул шею, но увидел только рябое крыло, да по лицу прошелся ветерок.
Взгляд Лерна... спасенные Анна и Филипп... Гарет, Хаген, Марк... вернувшийся Дар, наконец — не так уж мало, даже если это и в самом деле конец.
Но как ему захотелось жить! Малая пестрая птица будто принесла в задымленный душный ад весточку со светлого вольного просѓтора.
А потом на Роберта снизошло видение. В настежь раскрытые двери залы вбегали люди. Много людей. Они теснили и опрокидывали тех, кто совсем недавно здесь пировал. Видение было страшно отчетливо, вплоть до мелочей, до мельчайших черточек.
Среди людей встречались знакомые. Того высокого воина он помнил по Критьену. Вбежали Соль, Марк. Размахивая дагой, как на крыльях, влетел Дени.
Бред. Он видит то, что хочет видеть. Роберт закрыл глаза, но слух продолжал доносить до угасающего сознания шум драки.
Не бред! Он захрипел, задергался. Открыл единственный глаз, второй заплыл почти с самого начала. Под ногами Лерн с меѓчом в руках наступал на Петра. Тот бросил посох и подхватив чью-то франциску очень умело отмахивался. Но куда ему было тягаться с первым рыцарем Геннегау. Лерн наступал молча как неотвратимая судьба, и как только представилась возможность, одним взмахом отделил голову монаха от тела. Она запрыгала по плитам пола, пятная все вокруг кровью.
Из темноты, извне, — зрение ограничилось до узкого коридора, — вдруг пришла острая, усмиряющая и одно временно облегчающая боль. Роберт покосился: в левом боку, ниже подмышки торчала рукоятка кинжала. Кидавший плохо прицелился, на одну бы пядь правее, и — мгновенная смерть.
В объявший его покой просочилась последняя, наверное, мысль: я понял, Господи, самый главный Твой дар, самое большое чудо — жизнь. Все остальное: власть, слава, почести, деньги — пустое. Ты — любовь и дыѓхание, свет и тепло. Ты — завтрашний день...
Они убили почти всех. Часть разбойников без сопротивления побросала оружие. Другие с остервенением дрались до последнего. Трое людей Критьена пострадали, один — тяжело.
Роберт висел высоко. Крест, с прикрученным к нему человеком покачивался. Когда они только ворвались в зал, Роберт, — Соль мог в том поклясться, — был еще жив. Прорываясь к кресту, граф Альбомар, старался не терять друга из вида. Отвлекся совсем на чуть, но, вновь поймав взглядом раскачивающуюся цель, споткнулся. В боку распятого торчал кинжал. В следующий миг крест, подтянутый двумя веревками, закачался, перекосился и начал падать. За колонной, к которой крепились концы веревок, происходила какая-то возня. Раздался женский с визг пополам с воем. Соль побежал туда, но в спину ударило пяткой креста, он полеѓтел головой вперед, потеряв на миг дыхание.
Отдышавшись и отплевавшись, Альбомар кое-как поднялся на четвереньки и увидел женщину в белой заляпанной тунике. Густо навешанные на нее укѓрашения, разбрасывали злые колючие искры. Только что она перерубила одну веревку и тянулась к другой. У нее на дороге встал Дени. Женщина, не раздумывая, выкинула вперед руку с мечем.
Сколько они учили мальчишку?! Толи он не успел закрыться, толи не ожидал такого от женщины. Меч беспрепятственно вошел ему под подбородок. Дени только раз дернулся и, обмякнув, упал к ногам убийцы. Все заняло мгновения.
Соль побежал. Приходилось перепрыгивать через трупы и поваленные столы. Он видел, что женщина ударила мечем по второму канату. Одѓного раза оказалось недостаточно, она опять размахнулась.
— Стой!
Женщина обернулась. Зубы оскалены, в углах рта собралась пена. Глаза безумны. С места колющим ударом она попыталась проделать с Солем тот же финт что и с Дени. Но ее меч, встретившись мечем Соля улетел далеко в сторону.
Замешательство Гирты длилось не долго. Она не стала искать другое оружие. Сделав шаг навстречу врагу, она одним махом от горла до подола разорвала на себе тунику.
— На! Убей меня. Убей, рыцарь! Ты всю жизнь потом будешь помнить, как убил беззащитную женщину.
Она сделала еще шаг, но споткнулась. Под ногами лежал Дени, удивленно глядя потускневшими зелеными глазами в потолок.
Сталь, коротко вжикнув, распорола кожу и мышцы, разрубила клюѓчицу, прошла через грудину. Брызнули в сторону ошметки золотых побрякушек. Упершись ногой в рухнувшее тело, Соль выдернул застрявший меч.
Шлюха прокляла его перед смертью? Пусть! Отвалив в сторону труп женщины, он осторожно поднял Дени, отнес в сторону и положил у стены. За спиной раздались крики, стук, потом натужный рев. Соль обернулся.
Подрубленная веревка лопнула. Крест рухнул вниз. Марку каким-то чудом удалось задержать падение. Сейчас он стоял, ухвативѓшись за пятку огромного креста, а Хаген, приняв на спину падающий груз, ревел и хрипел, изо всех сил удерживая тяжесть.
ЭПИЛОГ
Он летел. У полета не было направления.
Вокруг слоился белый свет. Синие всполохи походили на просветы между облаков. Он летел, не зная цели.
Длинные сияющие поѓлосы света пронизывали его и уходили. От их прикосновения коротко и властно наступал покой. Он даже забывал, что летит, потом вспоминал.
Он не уставал, наоборот, за ощущением легкости, покоя и удовольствия приходило то, что имело цепкое название силы. В очередной раз накрывал белый всполох, и все пропадало. И все повторялось...
Женщина, с рассыпанными по плечам крутыми рыжими завитками, и невысокий изящный мужчина с тонкими чертами лица стояли на балконе. Позднее прохладное солнце клонилось к закату. Мраморная скамья и перила балкона алели. Женщина отвернулась поправить накидку, под которой угадывался большой живот. Мужчина смотрел на ее встопорщенный завитками затылок. Во взгляде мешалось сострадание и ласка. Женщина подняла голову, но глаз не поднимала.
— Не знаю, как вас благодарить. Если бы ни вы меня и моего сына не было бы в живых. Но...
