Кондратьев спрыгнул на пол и зашагал взад и вперед по комнате, потирая руки, вернулся к столу и вновь забрался на табурет; его руки обхватили голову, взъерошив волосы.
— Хватит ли терпения... — повторил он слова Виктора как бы про себя... Виктор Сергеевич, Виктор Сергеевич, да у кого же не хватит терпения, как у русского человека? В Авамгарде я видел людей увлеченных, они горят своей работой, как будто в смертном бою, они могут сутками не замечать голода, не спать... Европейский человек берет педантичностью и аккуратностью; мы возьмем фанатизмом. Умрут, но не бросят, это... это не красивые слова, это действительно так, такие люди...
7. Еда и патроны.
...Обедали в той же секретке. Веристов решил подстраховаться и заказал по телефону блюда в судках из заводской гостиницы. Вместе с судками передали белоснежную накрахмаленную скатерть; в отсутствие антибиотиков для лечения желудочно — кишечных заболеваний она была не роскошью, а гигиеной. Компанию их разделил и вернувшийся из бани с еще мокрыми волосами Семаго.
В белых фарфоровых тарелках золотыми солнечными дисками, приправленными зеленой мозаикой засушенных укропа и петрушки сиял суп из гусиных потрохов — несмотря на странность названия, блюдо получилось нежным и аппетитным, и красноватые куски мяса, плававшие в бульоне, производили впечатление чего-то изысканного.
Между ложками супа Кондратьев продолжал увлеченно рассказывать об Авамгарде; он жил идеей этого города, для него это было тем самым новым миром, той самой волшебной страной, которую он хотел раздвинуть на всю Россию, заменив драночные, замшелые крыши изб на невиданные дворцы из бетона, где из стеклянных стен струятся лучи тысяч ламп накаливания. Светлое будущее было для него рядом; он уже дышал его воздухом.
— Вы представляете, — торопливо говорил он, прихлебывая наваристый, отдающий чесночком бульон, — наш небесный город уже начал ломать образ мыслей всего общества. Люди видят, что русский рабочий может работать аккуратнее немца, точнее немца, настойчивее немца, что наш инженер способен превзойти немца в способности продумать все до мелочей. А то, представьте себе, еду я в поезде, и один господин знаете, какой пример привел в доказательство превосходства немецкого гения над нашим мужиком? Не поверите. Немецкие полевые бордели.
— Они изобрели новый способ?
— Способ обычный, организация другая. Бордели созданы как тыловые подразделения, девушки и прислуга состоят на воинской службе. Немцы точно подсчитали, на какую численность солдат и офицеров должен быть рассчитан бордель и расходы на его содержание до пфеннинга. Посещение по билетам в зависимости от чина и успехов по службе, сами услуги регламентированы, как воинский устав. Немецкого офицера девушка встречает в зале, он с ней танцует, угощает за столиком, потом они идут в комнату и проводят ночь. Унтер-офицеров одна девушка обслуживает двоих за ночь, по пять часов на каждого, без танцев, ужин в комнате, каждого из посетителей девушка встречает одетой. Солдату на веселое времяпрепровождение отводится всего час, девушка уже в постели, и за ночь обслуживает десятерых, после чего — отдых, питание и гигиенические процедуры, которые позволят восстановить ее способности к следующему вечеру. При трудностях снабжения войск количество гостей может быть временно удвоено, после чего девушке положен отпуск...
— Скажите, — не выдержал Виктор, — а разве не отвратительно превращать женщину в автомат для сброса семени?
— Вы удивитесь, но при их нынешнем патриотическом угаре многие дамочки добровольно идут. Так сказать, не щадить живота своего на благо Отечества, трудиться до седьмого пота ради тех, кто защищает родной очаг от ненавистных русских дикарей, которые, как у них считают, будут делать все это совершенно бесплатно и негигиенично. Пропаганда у них такая.
А потом они придут к технологиям уничтожения людей — столь же педантично и продуманно, подумал Виктор. Не солдат — гражданского населения. Волосы для матрацев, абажюры из кожи, номерки на детских ботинках, как у Михалкова — "снятый Гитлером с жертвы три тысячи двести девятой".
Это не идеология, думал Виктор. Это просто итог развития европейского общества, где все продается, где страна — это не люди, а территория, ресурсы, вещи, и важен лишь вопрос, чья это собственность и кому должна предупреждать по закону или согласно интересов нации. Ради собственности территории, ради интересов акционеров и финансистов, можно бомбить и обстреливать мирных граждан, детей, женщин и стариков в той или иной стране, морить их голодом и оставлять без лекарств. Человеческая жизнь перестала быть для Европы ценностью. Все по Экзюпери — европейцы заменили собор грудой камней. "О благе Общности они станут судить с помощью арифметики, и арифметика будет руководить ими. Им невыгодно возвыситься до более великого, чем они сами. Следовательно, они возненавидят все то, что отличается от них, потому что над собой они не найдут ничего, с чем они могли бы слиться. Всякий чужой обычай, иная раса, иная мысль неизбежно станут для них оскорблением."
Он был один из последних романтиков, этот Экзюпери, который пытался возродить естественную для нашего рода веру в Человека, но он погиб, а остальные вымерли или выродились. Может быть, Экзюпери вернется в Европу из России, а с ним вернется и Человек — нечто большее, чем нынешняя сумма миллионов "никто", связанная обетом взаимной терпимости.
Виктор не стал говорить об этом вслух. Эта Россия сама разберется в духовном. Сейчас для нее важнее всего патроны и еда. Еда и патроны. Без этих двух вещей разбираться будет некому.
— Во всяком случае, сами девицы с нами воевать не будут, — задумчиво произнес он. — Воевать будут солдаты. Честно говоря, беспокоит, — вот, сделаем мы бронетехнику, самолеты для армии, а с самой армией как положение? Вооружение, боеприпасы, наконец, умение воевать и настрой? С японцами, насколько понял, вышло получше чем у нас...
— Это по части Алексей Никодимыча, — Кондратьев кивнул в сторону Семаго, — человеку военному и карты в руки.
— С вашего позволения господа, — откликнулся Семаго, — я доложу ситуацию после того, как мы вместе разгромим это творение искусных поваров. Война войной, а обед по расписанию. Сейчас мне кажется, что такой вкусноты я не едал в ресторанах Москвы и Петербурга.
... Покончив с едой, Семаго привычным движением машинально поправил усы строго параллельно полу.
— Стратег большевизма Ленин, — отчеканил он голосом политрука на занятиях ППР, — учит нас подходить к любой задаче вопросу системно...
— Вы читаете Ленина? — вырвалось у Виктора.
— Некоторые его работы, полезные армии, выдают у нас для чтения с соответствующим грифом и без выноса из расположения части, — невозмутимо ответил Семаго. — Системный подход предполагает, что мы рассматриваем вещь на трех уровнях, как бы этажах. Это проблемы самой вещи, проблемы основных частей, на которые вещь может быть разделена посредством умозрительных рассуждений, и проблемы той сущности, частью которой сия вещь является. Итак, господа, задача первая: воевать с германцами с помощью прежней тактики просто нельзя. Например, по количеству тяжелых орудий немцы и австрияки превосходят нас в десятки раз. Расположив их на расстоянии, недоступном для контрбатарейной борьбы, немцы могут спокойно разрушать наши укрепления и уничтожать солдат. Это значит, что мы должны воевать так, чтобы лишить немцев этого преимущества. Второе: внутри армии мы видели задачу, чтобы офицеры не относились к нижним чинам, как к быдлу, а нижние чины, часть которых будет набрана из революционно настроенных рабочих, не подняла офицеров на штыки при поражении. И, наконец, третье: война, как говорил тот же Ленин, есть продолжение политики другими средствами. А политическая задача состоит в том, чтобы по итогам войны развитые страны признали Россию новым жандармом Европы. Страной, которая способна прийти на помощь жертвам будущих завоевателей и надежно их защитить. А для этого мы должны иметь армию, способную быстро захватывать любую из стран Европы, чтобы принудить ее к миру. Мы должны уметь вести молниеносную войну.
— Блицкриг, что ли? — снова не выдержал Виктор.
— Точно так-с, — невозмутимо подтвердил штабс-капитан. — Блицкриг.
— И как вы собираетесь это делать?
...Во всех попаданческих романах положено подробно расписывать, каким образом доблестная армия императора будет нагибать всех, с описанием тактики и ТТХ разных видов оружия. Отступить от этого просто моветон. Поэтому, если читателю неинтересно, что представляет собой российский блицкриг, и чем будут бить фашистов, он может смело пропустить следующую главу. Тем более, если он (читатель) не собирается холиварить на эту тему на каком-нибудь военно-историческом или просто форуме.
8. Российский блицкриг
— Начнем с нейтрализации германского превосходства в артиллерии, — продолжал Семаго. — Мы должны вести маневренную войну, применяя совершенно новый, созданный в России вид сражения — глубокую операцию. Вам понятно, о чем я говорю?
— В общем и целом... Но это требует вообще всю армию в корне менять.
— А ее и меняют. Новая тактика — новая армия. Поясню свою мысль. Суть нашей новой тактики в том, что у нас, образно, говоря, действуют две армии, армия прорыва и армия удержания. После прорыва обороны противника штурмовыми группами при поддержке бронетехники, артиллерии и аэропланов, в прорыв вводятся подвижные части армии прорыва, основу которых составляет конница. Для ее поддержки мы используем броневики, аэропланы и подвижную артиллерию в виде бомбометов на грузовиках Форда. Задача армии прорыва — не дать противнику отступить на новые подготовленные позиции, обгоняя отступающие колонны, глубоко вклиниться в расположение войск противника, рассечь их, нарушить тылы и снабжение, захватить важные транспортные узлы и перерезать коммуникации, в конечном итоге — окружить части противника, отрезав их от снабжения. Следом за армией захвата должна двигаться армия удержания, состоящая в основном из пехоты. Задача армии удержания — закрепиться в захваченных пунктах, не допустить прорыва окружаемых частей или их деблокады противником, организовать бесперебойное снабжение своих частей на занятой территории. Армия удержания не может подтянуться пешим ходом, поэтому ее перевозят на тачанках, а теперь — на грузовиках Форда. На пятитонных грузовиках Пузырева для поддержки пехоты доставляют бронеходы и артиллерию. Ваш бронеход, господин Еремин, благодаря скорости около тридцати верст в час и длительной жизни гусеничных цепей может быть использован как для прорыва обороны противника, так и развития наступательных операций. По сути дела, реализация вашего проекта позволит, наконец, превратить бронетехнику из средства, придаваемого пехотным или кавалерийским частям, в самостоятельный род войск, действиям которых подчинена пехота и кавалерия. Таким образом, тяжелая артиллерия немцев, лишенная подвижности, теряет свои преимущества, и, более того, может становиться добычей наших войск. Всякие детали, вроде выбора ширины участка прорыва, чтобы наступающие войска не были подавлены огнем с флангов, опускаю, если это пока не интересует.
Семаго оперся обеими ладонями на стол и победоносно обвел глазами окружающих, ожидая реакции.
— В общем, понятно, — резюмировал Виктор. Грубых ляпов он со слов не заметил, а изображать из себя великого тактика тоже не хотелось.
— Поэтому сейчас, скажу прямо, мне хотелось бы узнать от вас не столько про бронеход — главное, что вы показали решаемость задачи, — а про средства связи. Глубокая операция требует высокой скоординированности частей, и здесь уже недостаточно не только посыльных с пакетами, но и полевых телефонистов. Мы уже начали производство грузовых моторов Форда с передвижными установками радиотелеграфа. Господин Бонч-Бруевич в Нижнем Новгороде этой зимой продемонстрировал военному ведомству изобретенные им аудионы в стальной оболочке с питанием нитей накала от шестивольтового автомобильного аккумулятора и анодных цепей — от умформера. Это позводит создать установки для радиофонной связи на уровне батальона. Так что я горю нетерпением узнать от вас именно секреты слаботочной техники.
— Давайте по очереди, — не выдержал Веристов. — Вызовем Бонч-Бруевича, Термена, Розинга, а господин Еремин подготовит предложения. Сейчас закончим с бронетехникой, чтобы хотя бы одна работа могла быть продолжена самостоятельно и сейчас. Мы не знаем, до какого срока господин Еремин в нашем распоряжении.
— Прекрасно. Тогда продолжу о том, что меняет тактика глубокой операции в техническом плане. Помимо связи, полностью меняется роль пехоты. Раньше пехтуру у нас рассматривали как самый дешевый род войск, где нужна большая масса людей с примитивным и дешевым вооружением. Такой подход не может быть применен к пехоте, входящей в армию удержания. Большие расходы, требуемые для перемещения масс такой пехоты, затраты на конные и механизированные средства, приводят нас к необходимости предельно сократить число личного состава, требуемого для перевозок, за счет насыщения пехоты автоматическим оружием и бомбометами. Это же позволит снизить мобилизационное напряжение в ходе войны, оторвет от семей меньше кормильцев, и уменьшит опасность недовольства и бунтов, особенно в крестьянской среде. Вот вам и решение внутренней политической задачи.
— Понятненько, — протянул Виктор. А автоматическое оружие — это автомат Федорова?
— Нет. Ружье-пулемет Федорова — это в ближнем прицеле лишь для частей особого назначения. Есть сомнения насчет убойной силы облегченных патронов Арисаки или Каркано. Конечно, оно чертовски заманчиво, но спешка, господа, хороша при ловле назойливых насекомых. Потому приходится заниматься комбинаторством. Я, с вашего, позволения, закурю.
— Это у Виктора Сергеевича спрашивайте, — поспешил ответить Веристов. — Он у нас некурящий.
Виктор закивал в знак согласия. Штабс-капитан приоткрыл окно, достал из кармана пачку "Явы" — не красную советскую, а папиросную, желто-зеленую, — и, прикурив от потертой, длинной, как гильза патрона, австрийской латунной зажигалки, продолжил.
— Лет двадцать назад у нас пытались добиться, чтобы винтовка была одновременно и крепостным ружьем, а пулемет — крепостной картечницей. Отсюда и требования стрельбы на дистанции до двух километров. В современной войне крепости теряют свое значение, войска воюют в поле. Так что систему вооружения пришлось пересмотреть.
"Значит, мосинка из-за крепостей? Кто бы подумал..."
— Практическая дальность стрельбы из винтовки в поле метров шестьсот, — произнес штабс-капитан, выпустив на улицу струйку табачного дыма, — поэтому основное оружие пехотинца — облегченный мосинский карабин без штыка с этой самой прицельной дальностью. Винтовки с динным стволом только у взводных снайперов. На больших дистанциях пехоту противника поражают пулеметы и бомбометы.
— Без штыка — это что, вообще без штыка?
— Так я же говорил — время дешевой пехоты прошло. Вместо штыка пехотинец получает пятизарядный "бульдог", цену которого в массовом производстве удалось снизить до трех рублей, как у пугача. Правда, подобные поделки бьют всего шагов на десять и быстро изнашиваются, но и пускать их в ход придется редко. Также нынешний пехотинец вооружен ручными гранатами и финским ножом, которым также можно пилить сучья для костра или резать проволочные заграждения.
