Бабка завозюкалась под Пашкой. Он рявкнул:
— Лежать!!
Подождал, пока падающие обломки перестали стучать об асфальт и об его спину. Встал.
— Вроде всё.
Бабка поднялась, запахнула розовый халат и попыталась хоть немного отряхнуть его от грязи и пыли. Ворчала:
— Теперь выбросить придётся.
— Да ладно, Мила. Давай этого говнюка в машину.
— Погоди. — остановила его Бабка.
* * *
Милка, грязная как чёрт, в извазганом халате, утёрла рукавом нос и спросила.
— Паша, ты же можешь заставить его говорить правду?
— Могу... А что ты хотела?
— Давай. Обработай его.
Пашка добавил в мозги Векселя покорности.
— Готово. Будить?
— Буди, — покивала Мила.
Вексель открыл мутные глаза и утробно застонал. Видимо боль была адская, раз пробивалась даже через Дугинский гипноз.
— Вексель, — спросила Мила, — ты меня слышишь?
— Ддаа, — прохрипел тот.
— У тебя запасы жемчуга есть?
— Ддаа...
— Сколько тайников?
— Четыре...
Скорый остановил допрос.
— Бабка, он вроде умирает. Дай-ка я его полечу.
— Не надо.
Мила достала из талисманчика на груди шприц и вколола Векселю в ляжку всю дозу.
Тот перестал стонать.
— У тебя четыре тайника с жемчугом?
— Да...
— Где они находятся?
— Один в подвале дома. Под моим кабинетом. Там фальшивая кирпичная кладка... Второй в колодце бывшей федеральной линии связи. За железной дорогой. Закопан на дне, в гравий... Третий в моём доме в Заозёрном. Тоже в подвале. Стеллаж отъезжает, за ним сейф... Четвёртый закопан на Захаровском кладбище. Самая последняя могила у леса.
— Сколько в тайниках всего?
— Не знаю... Много...
— Больше десяти тысяч?
— Больше ста тысяч...
Бабка повернулась к Скорому.
— Паша, да мы с тобой никак миллиардерами стали... Мда... Ты понимаешь, что его оставлять живым нельзя? Кстати, — она повернулась к Векселю, — об этих тайниках ещё кто-то знает?
— Нет. Никто.
— Ты их что — сам делал?
— Нет. Мне Поляков помогал.
— Рыжий, что ли?
— Да, Рыжий. Но я его убил.
— Молодец.
Бабка снова повернулась к Скорому.
— Что будем делать?
— Ну а что? Давай я его усыплю. Навсегда.
— Нет, Паша. Так не пойдёт. Ты в курсе, что моя Ванка попала в плен по его вине? Так что... Так просто я ему умереть не дам.
Милка зажмурилась, повертела головой, удовлетворённо кивнула. Пашка с опаской поинтересовался:
— Что?
— От Таира на грохот стая идёт. Не стая, а так... Стайка.
Она снова прищурилась.
— Пара крупных топтунов... И три твари чуть помельче... Ходко идут. Минут через двадцать, максимум через полчаса будут здесь.... Это хорошо.
— Мила, ты что задумала?
— Бери его. У нас наручники есть?
— Нет. Как-то не подумали...
— А есть чем его связать?
— Стропы буксировочные подойдут?
— Подойдут.
Скорый вытащил из инструментального ящика пару строп.
— И что?
— Надо привязать его вон к той берёзе. Чтобы с дороги было видно. И так, чтобы топтун доставал его только в прыжке.
Пашка понял Бабкину мысль.
— Мила, а может — ну его? Придушим, да и бросим. Чего с ним таскаться.
— Ну, уж нет, Пашенька... Надо, дорогой, надо. Это должно быть... Показательно. Понял?
Они на пару раздели догола и втянули беззаботно спящего Векселя на стоящую у края леса раскидистую берёзу. Подняли повыше и подвесили на тросе за оставшуюся руку к прочной ветке. А туловище, второй стропой прикрутили к стволу. Отошли, полюбовались в мерцающем свете горящего броневика на содеянное. Мила одобрила:
— Пойдёт... Буди его. Я хочу, чтобы он был в сознании.
Пашка сделал.
— Пошли в пепелац.
Пришедший в себя Вексель вслед захрипел:
— Суки! Твари! Всех урою! Вы у меня землю жрать будете! Шавки мелкие! Быдло поганое! Вы ещё кровью умоетесь! Вы у меня в руках усеритесь!...
Бабка со Скорым молча уселись в машину и стали ждать.
Действительно, минут через двадцать нарисовалась стая тварей. Собравшись на истеричную ругань Векселя, они закружили вокруг берёзы. Запах свежей крови их раззадоривал.
Одна страхолюдина, как-то по-куриному подпрыгнула и клацнула челюстями.
— Началось, — мрачно оповестила Бабка.
Через пару-тройку минут, наловчившись с прыжками, один топтун достал таки до стопы распятого. Он вцепился в неё бульдожьей хваткой и извивался, пытаясь оторвать кусок.
Вексель орал не переставая. Откуда только силы брались. Впрочем, под "спеком" люди и не на такие подвиги способны.
В конце концов, голеностопный сустав не выдержал. Тварь, брякнувшись в листву, задрала голову и сделала глотательное движение.
Вторая, такого же размера решила повторить трюк. Она присела под визжащим Векселем. Виляя задницей и переступая лапами, зверюшка готовилась к прыжку, прицеливалась.
Но тут один из жрунов разбежался в два скачка и, взлетев на спину топтуну, допрыгнул до соблазнительного мяса. Челюсти сомкнулись у мученика на животе. Мускулы пресса под острыми зубами твари расползлись и внутренности вывалились наружу, повиснув спутанными петлями.
Стая начала рвать висящую плоть, торопливо заглатывая шланги кишок, урча и огрызаясь друг на друга.
Вой Векселя совсем перестал походить на человеческий.
— Ладно. Поехали Паша... Пусть кушают.
И они тихо, без света, практически бесшумно, покатились в сторону Полиса.
Пашка устало рулил. Чтобы разрядить напряжение, сказал пассажирке.
— Небо светлеет. Скоро утро... Прикинь, как в кино... Ночь! Огромные звёзды! Мужчина и женщина! Одни! В роскошном лимузине!
Бабка не выдержала. Залилась своим колокольчиковым смехом.
— Я же говорила! Ты романтик, Пашка! Ха-ха-ха! Роскошный, бля, лимузин!
— Мила, а вот когда ты смеёшься, ты своё колдовство в смех не добавляешь?
— Нет, — удивилась Бабка, — зачем?
— А почему — когда ты хохочешь, так и хочется тебя схватить... И это... Облизать.
— Но-но, — охолонила женщина. — За стенами города, Паша, терять контроль опасно... Хоть... Я бы и сама не прочь... Кстати, я с Таней поговорила.
Пашка сам не ожидал, что так эмоционально отнесётся к этому вопросу. Сердце стукнуло у горла и во рту пересохло. Он немного совладал с собой и спросил:
— Ну, и как?
— В общем, мы решили, что ты будешь принадлежать нам обеим... Потом ещё поговорили и решили, что, раз ты мужчина, то это мы, обе, будем принадлежать тебе...
Скорый молчал. Он не представлял себе, что в таком случае можно говорить.
Мила тоже немного помолчала и добавила:
— Так что, дорогой — ищи трёхспальную кровать... Чисто технические вопросы будем решать уже по ходу... Чего молчишь?
— Спасибо, Мила. Ты у меня умница. Спасибо.
— Спасибо? Ты так всерьёз это воспринимаешь?
— Мила, у тебя сколько детей?
— У меня три сына, — гордо ответила Бабка.
— Представь себе, что тебя заставили бы выбирать кого-то одного. А остальные так... На произвол судьбы. Что бы ты почувствовала? Что бы ты сказала?
— Вон как ты к этому относишься... Я как-то не задумывалась о таком.
Ещё помолчала, потом задала вопрос:
— Я тебе уже говорила, что ты малохольный?... Ах! Да! Говорила.
Подъезжая к повороту на Полис, Бабка попросила остановиться.
— Господи! — запричитала она. — Эта сумасшедшая ночь когда-нибудь закончится?
— Что такое?
— У ворот встречают. Человек тридцать.
— Так может это того... Торжественная встреча.
— Ага. С торжественным расстрелом гостей... На стенах бойцы залегли. И за стеной тоже.
— Это гильдия? Или городской гарнизон?
— Ну, извини, ты от меня многого хочешь. Откуда я знаю... Паша, что делать-то? Так и будем кататься в халатиках?
Пашка задним ходом ушёл за лесок и заглушил двигатель. Прищурился, задумался.
Бабка вдруг запаниковала:
— Скорый, а вдруг там, в Полисе, уже власть сменилась. А там Анька! Паша, надо что-то делать!
— Не бойся, Мила. Векселя нет. Остальные, даже если и свергнут Алмаза... Им Анечка ни к чему.
* * *
В воздухе потянуло прохладой. По лугам клоками пополз серой ватой утренний туман, приглушая лесные звуки. Бабка зябко поёжилась, обхватила себя руками.
Скорый вылез, раскатал тент, закрыв пепелац от сырого воздуха.
— Где-то тут включатель печки. А! Вот он.
Щёлкнул тумблер, загудел обогреватель.
— Ну? Что там происходит?
— Сидят. Ждут чего-то... Я есть хочу.
— Погоди, Мил. Сейчас.
Дугин, осторожно ища проходы между кустами и стволами берёз, загнал машину поглубже в лес. Наткнулся на небольшой овражек и закатился в него, спрятавшись от посторонних глаз.
Полез на корму, достал из-под сиденья свой рюкзак, сел на среднем ряду, пригласил.
— Мила, иди сюда.
Бабка со своим баулом переползла к Скорому и начала выкладывать съестное. Мармелад, зефир, пастила, карамельки, глазурованный пряники, шоколадные кексики и даже небольшой тортик.
Пашка хмыкнул:
— Ничего себе, у тебя запас.
— Люблю сладкое. Там, на Земле, я же себя ограничивала. Здоровье берегла. А тут вот...
Она показала обеими руками на гору сладостей.
— Присоединяйся.
— Я, пожалуй, с колбасы начну. Жаль хлеба нет... Слушай, а почему в Полисе такой дефицит на хлеб?
— А им никто всерьёз не занимается. Да и вообще... Едой тут как-то не озабочиваются. Вот только мама Рая постоянно печёт.
И они принялись за ранний завтрак.
Бабка, жуя зефир, спросила:
— Паша, как ты думаешь — мы семья?
— Конечно, семья.
— Я не про бригаду. Я про нас с тобой.
— Я бы очень хотел, чтобы мы были семьёй.
Бабка помолчала, о чём-то раздумывая.
— Тогда о тайниках мы никому не будем говорить. Даже Тане. Договорились?
— Тут я согласен. Слишком большие суммы. Слишком большой соблазн.
Когда забрезжило всерьёз, Бабка ещё раз проверила обстановку у КПП. Бойцы сидели на месте, по прежнему кого-то ждали. Тогда два грязных вояки, в замызганных банных халатах решили вздремнуть. Откинули спинки кресел, обнялись и вырубились, наплевав на гильдию, на тварей и на весь Улей.
* * *
Пашка проснулся, примерно чрез пару часов, от того, что Мила зашуршала пологом, выбираясь на природу.
Он хотел ещё поспать, но Бабка влезла в салон, прижалась.
— Место-то какое. Тихое... Километров на пять вокруг никого... Давай-ка мы с тобой это свободное время проведём с пользой. Подвинься, я лягу поудобней... Да. Вот так. Иди сюда... Чумазенький мой...
И они провели время с пользой. Два раза.
Сидели расслабившись и Бабка не спеша обследовала окрестности.
— На шоссе припёрлась толпа народу. Прямо полгорода вывалило.
— И что они делают?
— Стоят. Наверно любуются на то, что осталось от Векселя.
Удивленно резко выпрямилась.
— Ты гляди! Он ещё живой! У него туловища ниже пояса нет, ребра торчат, и он живой!
— Так он же накачанный наркотой.
— Дурацкая ситуация, — ворчал Пашка, — оружия нет, связи нет, информации — ноль. Вот сейчас выедем к этим... которые на шоссе, тут нас и арестуют.
— За что?
— Найдут "за что".
Пашка выбрался из овражка, огляделся.
— Надо тихо выехать вот туда, на пригорок.
Сел за руль и, стараясь держать между собой и шоссе как можно больше кустарников, выкатил луноход на горюшку. Достал из рюкзака бинокль, приложился. Люди на шоссе стояли около машин, переговаривались. Некоторые мужики курили. Но никто ничего не предпринимал.
— О! И Алмаз с Фуксом тоже там!
— Ну-ка, дай я гляну.
Бабка долго рассматривала собравшихся.
— А наших нет. Надо поискать.
Она плюхнулась на сиденье. Зажмурилась. Нашла.
— Они у Фукса сидят.
— Все?
— Нет. Короткого нет. И Бекаса — тоже. Та-ак... А! Вот они. Вокруг общаги ходят. Там, поди, ни одного целого окна... Ничерта не понимаю.
— А на воротах?
— На воротах тоже чисто. Только пять человек. Как обычно.
— Ты сможешь отсюда до северных ворот добраться?
— Смогу... Наверно.
— Давай попробуем. Перестраховка не помешает.
Мила села за руль, и они через лес, петляя между деревьями, скрываясь от потенциальных свидетелей на шоссе, от глаз стражи на стенах и минуя минные поля, поползли к северным воротам.
— Паша, давай так... Подъезжаем. Стучим... Нам главное, чтобы они ворота отомкнули. Потом, ты их глушишь. Мы заходим, стаскиваем наряд в дежурку и без лишних глаз проезжаем домой. Тем более, что полгорода на Сафоновском шоссе зрелищем наслаждается.
План удался на все сто.
Наряд КПП устроили на лежаках в дежурке и заботливо укрыли казёнными одеялами. Те сладко сопели во сне.
Тентованная машина, видимо, никак не ассоциировалась у жителей города с Бабкиным решётчатым луноходом. Никто не обратил на неё внимания.
Отъехав от ворот метров на сто и завернув за угол, Пашка попросил:
— Мила, "подтащи" меня к КПП. Надо разбудить ребят. Если проверка придёт, у них будет куча неприятностей.
Разбудили одного. Того, который открывал створку.
Бабка хмыкнула.
— Прикидываешь. Мужик поди думает — "Приснится же такая херня".
Подъехали к общежитию.
Между домом и забором красовалась небольшая воронка от взрыва. Кусок кирпичной ограды улетел к соседям. Вся торцовая стена общаги была посечена шрапнелью. Рамы ощерились по краям осколками стёкол.
Бабка помотала горько головой.
— Бардак.
И пошла к дому Фукса. Пашка за ней.
Они ввалились в гостиную как два заражённых. В грязных халатах, которые только с издёвкой можно было назвать "банными". И у Скорого, и у Бабки волосы подпалились до рыжины. И тот, и другой извозюканые кровью Векселя. Картинка ещё та.
Вся бригада, собравшаяся в круг, и видимо что-то обсуждавшая, замерла с открытыми ртами.
Бабка поехидничала:
— Что, деточки? Покойников никогда не видели?
Анечка тихонько подсказала:
— Бабуля, тебе надо лицо помыть... И руки.
— Эт, да. Эт, надо, — и, на вопросительные физиономии, отмахнулась. — Потом. Всё — потом. Сначала в душ. Надо это дерьмо смыть... И с тела, и с души.
— А он не работает... — остановил Короткий. — Бак на чердаке пробило. Вся вода вытекла.
Ольга пришла в себя.
— Мила, давайте в сауну, там ещё тепло.
Потом обратила внимания на ноги приехавших. Ахнула:
— Так вы босиком воевали?!! Мужики, Шило, Короткий, принесите им обуться. Господи! Принесите им нормальную одежду. Я сейчас полотенца дам.
— Так. Ладно. Пошли, Паша, помоемся.
Таня засуетилась.
— Я с вами.
— Так ты же вроде чистая, — посмотрела на неё Бабка.
— Вы посмотрите на себя! Оба еле ноги переставляете! Я хоть помогу воды в тазики набрать.
— А-а, ну, ладно. Пошли.
Ольга удивилась:
— Так вы что? Вы вместе будете мыться.
— Да, Олечка. Мы же бригада. Мы друг друга всякими видели. Так что...
В предбаннике Пашка как-то застеснялся. Женщины уже разоблачились. Таня, хоть и смущалась, но тоже, даже несколько демонстративно, сняла с себя всё. А Пашка сидел в замызганном халате. На что Бабка не преминула поехидничать:
