— Ну, адмирал, — сказал я, — одна из самых больших проблем, с которой я столкнулся в Шестом отряде, заключалась в том, чтобы убедить чертову командную цепочку, что антитеррор — это то, что нужно флоту.
— Какова обычная реакция?
— Много дыма и зеркал. Большинство командиров было больше озабочены тем, как я играю на их территории, чем тем, взорвет ли их штаб-квартиру какой-нибудь тряпкоголовый. Это было так же плохо, как во Вьетнаме. Знаешь, я и мой взвод появлялись в каком-нибудь лагере спецназа в глуши, и этот чертов командир начинал жаловаться на то, что мы едим его пайки, пользуемся его питьевой водой и не дай Бог, если нам понадобятся пули и гранаты.
— Это было похоже на: «Мы точно сражаемся с одним врагом?»
— Точно.
На лице Эйса появилась кривая усмешка.
— Это как раз проблема.
Он встал и начал расхаживать по комнате.
— Система, — сказал он, — имеет тенденцию становится статичной, неподвижной, негибкой. Это опасно. Мы, как командиры, склонны реагировать, а не инициировать. Это тоже опасно. Почему опасно? Потому что эти условия ведут к самоуспокоенности. А самодовольство — это самый страшный враг, который только может быть у военных.
— Айе-айе, сэр.
— Можешь в задницу себе засунуть свое «айе-айе, сэр».
Эйс положил обе руки ладонями вниз на стол и наклонился вперед, словно гордый проповедник за кафедрой.
— Суть в том, мой мальчик, что мы не готовы. Военно-морской флот к этому не готов. У военно-морского флота есть тридцать гребаных руководств о гребаных общественных отношениях, но ни одного гребаного листка бумаги о том, что делать, если мы столкнемся с возможностью террориста-смертника или дистанционно управляемого катера, наполненного «семтексом». Мы ставим штампы «Совершенно секретно» на миллионы бумаг, но наши самые чувствительные объекты открыты для атаки двадцать четыре часа в сутки.
Я начал понимать, к чему он клонит.
— Послушай, — продолжал Эйс, начав похлопывать ладонями по столу в такт словам, — кто отвечает за безопасность военно-морского флота? Бюрократы. Идиоты из канцеляристов. Они думают обо всем пассивно. Сколько у нас замков? Сколько футов цепи вы используете, чтобы запирать ворота каждую ночь? Сколько контрольных списков? Так, черт побери, нельзя вести охрану, Дик.
Он стукнул кулаком по столу
— Вы не можете заставить людей изменить свое отношению к терроризму — вы должны подтолкнуть их. Вот почему я хочу встряхнуть всю систему. Вот почему я хочу встряхнуть вольер военно-морского флота так, как его никогда раньше не трясли. Я хочу, чтобы командиры наших баз увидели, насколько они на самом деле уязвимы. Я хочу засунуть это к ним — и пусть они учатся на своем опыте, учатся чему-то, что они положат в ящик стола и не забудут. Я хочу покончить со всем этим чертовым самодовольством. Эта угроза реальна. Я это знаю. Ты это знаешь — и им пора тоже это знать.
Он посмотрел на меня с тем же восторженным и зловещим выражением лица, какое бывает у больших начальников, когда они замышляют новый и злобно коварный способ поиграть в игры разума с ничего не подозревающими офицерами.
— Иди и напиши мне чертову служебную записку. Разработай мне подразделение для проверки уязвимости флота против террористов. Приходи с ней в следующем месяце. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери и принимайся за работу.
Я назвал его «Красная ячейка», хотя официально оно числилось в книгах как OП-06 «Дельта». В отряде было четырнадцать планконосцев, трое офицеров и одиннадцать рядовых — один взвод, два лодочных экипажа, семь пар пловцов. Это была классическая структура SEAL.
Тринадцать из нас были из Шестого отряда SEAL. Единственным аутсайдером был рыжеволосый нью-йоркский ирландец с детским лицом по имени Стив Хартман, получивший две Серебряные звезды за секретные миссии в Лаосе и Северном Вьетнаме как боец отряда глубокой разведки морской пехоты.
Хартман не был оперативником в формальном, военном понимании этого слова — он никогда не служил в спецназе или SEAL. Однако он был злоумным от рождения, чьи таланты включали взлом замков, гонки на мотоциклах, прыжки с парашютом и драки в салунах. У него были черные пояса по трем различным стилям карате и достаточно возможностей, чтобы использовать их все с пользой для себя.
Хартман был единственным из нас, кроме меня, кто когда-либо ел сырые обезьяньи мозги. У него также был также умный рот системы Mk1. mod 0, который он приобрел надлежащим образом: сидя на коленях своей бабушки по материнской линии. Бабушка Ноэль держала полицейский салун в Джексон-Хайтс, районе в Квинсе, где знают, как загнуть. Она держала бейсбольную биту под стойкой бара — и умела ей пользоваться.
Вам бы понравился Хартман. Может, он и не был бойцом SEAL, но говорил он по флотски, что означало, что он ругался как старшина, и он бывал на атомных подводных лодках. Это означало, что он может быть передовым дозорным — в конце-концов, он был тем, кто светится в темноте. Но, самое главное, поскольку мы поддерживали старую традицию Шестого отряда SEAL стрелять на пиво и обед, он стал (пока его стрелковые навыки не улучшились, что заняло около месяца) постоянным источником выпивки и закуски для остальных.
Из Шестого отряда я утащил капитана третьего ранга Дюка в качестве старпома «Красной ячейки» и капитан-лейтенанта Трейлера Корта. Я бы с удовольствием взял к себе Пола Хенли, но его уже перевели в другое место и он был недоступен. Среди рядовых были Рыжик-Пыжик, Малыш Рич, Скачки, Змей, Щекастик, Хо-хо-хо, Золотопыльные близнецы Фрэнк и Ларри, и парнишка, которого я звал Минкстер, умник по имени Арти Ф. и мой любимый труподел-оружейный эксперт Док Трембли. Их тоже не нужно было уговаривать пойти поиграть со мной. Боб Гормли развел в Шестом бюрократию. Там урезались часы по отработке вышибания дверей и увеличивались на бумажную работу, стрижку и игру в рэгби. Командир хмурился, увидев что отряд пьет и веселится, как парни обычно это делали.
Змей снова хотел носить серьги. Малыш Рич, считавший всех офицеров придурками, громко жаловался на всю эту бумажную волокиту. Пришло известие, что если кто-то несчастлив, то может уйти. Он ушел — и приплыл прямо в мои объятья. Остальные услышали, что я собираю новую команду, и один за другим прибежали ко мне — папочка, папочка, можно я тоже поиграю?
Это был классический случай того, как корабли покидали тонущую крысу.
Кроме того, у меня была идеальная работа для моих любимых подонков. После почти года подготовки, штатных расписаний и бюрократической борьбы, я смог собрать своих бойцов и произнести тайное слово: «Мы будем террористами». Для этих воинов-нонконформистов это было идеальное задание: за исключением поддержания их квалификации SEAL в подводном плавании, прыжках с парашютом и подрывных работах, мы были сами по себе. Не было ни формального цикла обучения, ни организованной программы. Каждый человек отвечал за то, чтобы поддержать в форме себя и свои способности.
Моя личная ситуация тоже была приятной. Несмотря на «H» и «I» в моих характеристиках, в феврале 1985 года я, наконец-то, надел мундир капитана 1-го ранга. Мой послужной список — по поводу которого возникли некоторые разногласия — был тщательно изучен юридическим помощником Эйса Лайона, капитаном первого ранга Морисом Синором. Синор потратил сотни часов в течении практически пяти месяцев, изучая мои характеристики, взвешивая мои плюсы и минусы. По его мнению (и несмотря на интенсивное враждебное лоббирование со стороны коммодоров командования групп специальных методов ведения войны флота с западного и восточного побережий, а, также, большого контингента капитанов первого ранга и одно— двух— зведных адмиралов, с которыми я спорил) я заслужил право на повышение. Эйс, следуя инструкции, отправил выводы Синора адмиралу Рону Хейсу, заместителю главкома ВМФ, который, после того как его штаб согласился с выводами Синора, одобрил мое повышение. После Эйс сказал мне: «Дик, это, вероятно, единственный раз за последние несколько лет, когда система абсолютно работала в твою пользу». Он был недалек от истины.
Временно или нет, но я был четырехполосным. И еще кое-что: я работал на Эйса Лайонса, и — через него — на главкома ВМФ. Я истолковал это так, что я не подчиняюсь приказам и не терплю никакого дерьма от кого-либо еще. Самоуверенный — бессмертный, как и до смерти Ришера — я чувствовал, что мое подразделение имеет иммунитет к аппаратчикам, бухгалтерам и тому вирулентному штамму мудачества, который поражал большую часть флота. Насколько я мог судить, не было ни одного одно— двух— трех— или четырехзведочного адмирала, кроме главкома ВМФ, который мог бы наложить на нас лапу. Мои друзья обвиняли меня в том, что я живу в мире фантазий, что меня вполне устраивало.
«Красная ячейка» была приписана к Пентагону, но нашей настоящей штаб-квартирой был бар на Восточной Дюк-стрит, под названием «Стрелок МакГи», где взвод собирался почти каждый вечер, чтобы выпить, подраться и повыпендриваться друг перед другом. Делать было больше нечего: к 1985 году мы с женой расстались. Это было правильное решение. Мы с Кэти отдалились друг от друга. У нас больше не было ничего общего — я был полностью сосредоточен на своей работе, а это означало, что большую часть времени я путешествовал.
Когда я, наконец, вернулся в Вирджиния-Бич — Кэти отказалась переезжать в Вашингтон, я предпочитал общество других бойцов SEAL обществу жены, поэтому я находил предлоги, чтобы прийти домой попозже и уйти пораньше. Я проводил много времени в полудюжине баров Вирджинии-Бич, где тусовались бойцы SEAL. Действительно, ужин в доме Марсинко — те несколько раз, когда я был поблизости — проходил в неловком болезненном молчании. Наше совместное пребывание было настолько ужасным, что Кэти, вероятно, приветствовала мое отсутствие. Дети выросли и смогли смириться с разрывом.
Мы все обсудили, и я съехал. Она взяла дом в Вирджинии-Бич и виделась со всеми нашими старыми друзьями. Я переехал в однокомнатную квартиру в Старом городе в Александрии и начал существование холостяка. Квартира была маленькая, но недалеко от Пентагона — и нашей неофициальной штаб-квартиры в «Стрелке». Змей и его жена Китти даже сняли квартиру на Дюк-стрит напротив «Стрелка», пентхаус с двумя спальнями, который они делили с Рыжиком-Пыжиком. Почти каждую ночь Пыжик и Змей взбирались на крышу здания, чтобы попасть домой. Подъем часто становился гонкой, на которой остальные из нас делали ставки, наблюдая, как они карабкаются со стоянки «Стрелка МакГи». Если Змей и Пыжик возвращались домой в неподходящий по мнению Китти час — а это случалось довольно часто — она увеличивала уровень сложности, запирая дверь террасы, что заставляло их висеть снаружи, удерживаясь пальцами, пока они взламывали окна. Когда это случалось, добровольцы иногда совершали восхождение, чтобы помочь несчастным бойцам SEAL.
Если «Стрелок» стал штаб-квартирой «Красной ячейки», мир был нашей игровой площадкой. Мы могли действовать как настоящие террористы: путешествовать инкогнито, тайно проносить оружие на борт коммерческих рейсов, проверять цели до того, как нанести удар, затем покупать материалы для наших бомб в хозяйственных магазинах, или красть то, что нам нужно с военно-морских баз, импровизировать подрывные заряды и делать бомбы самостоятельно. В конце-концов, когда мы были готовы, мы звонили с серией угроз в адрес объекта и организовывали наши удары. (Игра в террористов не является чем-то новым для боевых пловцов. Самый первый раз из них был в Форт-Пирсе, штат Флорида, в 1943 году. Тогда они назывались S&R, разведчики и рейдеры, и тогда они организовали «выпускное» учение с проникновением и похищением адмирала в налете на штаб Седьмого округа военно-морского флота в Майами. И это во время полной боевой готовности!).
Иногда мы использовали военный транспорт, чтобы добраться до нашей цели. Но, по большей части, мы были подобны революционным партизанам председателя Мао Цзэдуна, «пробирающимися сквозь массы, как рыба сквозь воду». На самом деле, одной из главных забот главкома ВМФ адмирала Джеймса Уоткинса заключалась в том, сможем ли мы взять с собой достаточно снаряжения на гражданские самолеты. Ему не о чем было беспокоиться — я доказал это однажды осенним вечером. Я только что вернулся из Лос-Анджелеса, где проводил быстрое обследование системы безопасности, и Эйс приказал мне как можно быстрее подняться в каюту главкома.
Я явился в джинсах, рабочей рубашке, блейзере и кроссовках и меня немедленно провели внутрь. Адмирал Уоткинс сидел за своим столом, Эйс сидел напротив него.
Я отдал честь.
— Сэр?
Уоткинс поднял на меня глаза.
— Меня беспокоит, что ваша группа OП-06 Дельта летает коммерческими авиалиниями, каперанг. Новые меры безопасности в большинстве аэропортов не позволят вам эффективно перемещать «Ячейку», тем более, что Эйс сообщил мне, что вы будете брать с собой оружие и снаряжение.
— Не думаю, сэр.
— Почему нет?
— Ну, адмирал…
Я сунул руку в карман джинсов и, вытащив оттуда заряженный короткоствольный револьвер .38 калибра, положил его на стол главкома.
— Так уж получилось, что я только что прилетел из Лос-Анджелеса.
Теперь я снял ремень. В пряжке был спрятан трехдюймовый кинжал.
— И я нес, — я достал из заднего кармана пару наручников, — все это.
Я вытащил из куртки складную пружинную дубинку. Она присоединилась к остальным вкусняшкам на столе.
Адмирал Уоткинс смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— И все это вы везли коммерческим рейсом, и вас не задержали?
— Айе-айе, сэр.
Он рассмеялся.
— Свободны, каперанг. Не забудьте свои игрушки.
Он повернулся к Эйсу.
— Эйс, я рад, что парень на нашей стороне.
Во Вьетнаме я усвоил, что лучше всего бить Чарли через черный ход; теперь я стану Чарли и буду бить флот через его собственный черный ход. Миссия «Красной ячейки», как мы и предполагали с Эйсом, состояла в том, чтобы проверить уязвимость баз, узлов связи и управления, оперативных центров и военно-морских сил. Они действительно собирались заплатить нам за то, чтобы мы вынесли мозг людям — это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Несмотря на мои надменные речи перед людьми, Эйс составил толстую книгу рекомендаций, чтобы быть уверенным, что «Красная ячейка» действует в соответствии с правилами. Флотский юрист путешествовал с подразделением, чтобы убедиться, действуем ли мы в рамках закона. Каждый сценарий тщательно разрабатывался, чтобы выявить слабые места базы, затем одобрялся — сначала Эйсом, потом заместителем главкома ВМФ Хейсом и его штабом, и, наконец, командующим военно-морскими силами того театра, где мы будем действовать. Эйс слишком хорошо знал мою склонность к импровизациям: «Отклонитесь от того, о чем мы договорились, и ты со своими парнями станешь историей» — предупредил он меня. Я ему поверил. И — по большей части — я выполнял его приказы.
