Элиза слушала, не перебивая.
— Так вот, что заставило его. Я была права, — шептала она, качая головой и позволяя слезам тихо сбегать по щекам, а новой ненависти обрастать вокруг имени Гийома де Борда.
Наконец Ренар перешел к тому, как при обыске у Вивьена нашли книгу.
Ежась от страха, Элиза слушала, как Вивьена пытали, как его старались вразумить, как жесток был де Борд и как ему удалось сломить волю своего узника. А между тем так трудно было вообразить на месте арестанта — Вивьена! Мужчину, который, полным сил и жизни, приходил в этот дом. Вивьена, с которым она самозабвенно предавалась страсти на этой самой той же кровати.
Но жизнь, говоря с ней устами Ренара, была непреклонна. Ошибки не было. Тем арестантом действительно был Вивьен Колер.
Светловолосый инквизитор упомянул, как по сговору с епископом, ранил своего друга перед самой казнью. Элиза поняла: вот, почему Ренар назвал себя убийцей лучшего друга. И, похоже, никакие заверения в благородности намерений не сумеют его переубедить.
Наконец, Ренар пересказал признания, сделанные Вивьеном, свой разговор с ним, отказ Вивьена отречься от показаний. Когда он впервые упомянул имя Анселя, Элиза вскочила со своего места.
— Ансель де Кутт?! — прошипела она, полубезумным взглядом вперившись в рассказчика. — Ансель дал ему ту книгу?
Обладай ведьма теми силами, которые ей приписывали народные толки, сейчас у нее бы сузились глаза, как у кошки или змеи, а человеческий облик уступил бы место внешности мифической гарпии.
Ренар вернул ей тяжелый взгляд и мрачно ухмыльнулся:
— Асье. Его зовут Ансель Асье. И, как выяснилось, мы многого о нем не знали. А Вив знал.
Ренар пересказал Элизе то, что услышал на последнем допросе, закончившемся для Вивьена смертным приговором. Женщина слушала подлинную историю Анселя Асье, недоверчиво покачивая головой. Участие этого человека в трагедии, случившейся с Вивьеном, всколыхнуло в ней и полузабытую злость, и недоумение.
— Ты что-нибудь знала об этом? О книге, об истории Анселя? — вдруг резко спросил Ренар, видя, что Элиза о чем-то задумывается.
— Нет, — растерянно выдохнула она.
Ренар прищурился, словно она не убедила его. Элиза поняла его подозрения. Ведь с ней Вивьен мог поделиться этими сведениями, не опасаясь быть выданным инквизиции. Мог, но не поделился.
— Нет, и вправду не знала, — твердо повторила она. — Я лишь однажды спросила о дружбе с Анселем и об отношении Вивьена к нему. Потому что в его упоминаниях о бывшем учителе я не слышала злобы. Я слышала… боль. И досаду.
Ренар поморщился.
— И что он ответил?
— Что хочет спасти его душу, даже если для этого придется поймать его. Сказал, что, если найти исток той ереси, то Анселя можно будет переубедить. Больше ничего. Клянусь.
— А вот это на него похоже, — хмыкнул Ренар. — Что лишний раз подтверждает: на допросе наш «катарский еретик» соврал. — Он досадливо фыркнул. — Но все же про книгу он не говорил даже тебе. Выходит, вообще никому.
— Я не понимаю, — сокрушенно простонала Элиза. — Почему он мне не сказал? Или почему не избавился от книги, не спрятал ее где-нибудь? Ведь он знал, как это опасно! Я далека от ваших... дел, но даже я это понимаю! Почему? — Голос ее зазвенел от нарастающей злости и горечи. — Почему он вообще так интересовался Анселем, так хотел его спасти? Чем этот человек заслужил такое внимание?! Бедная... та девушка...
— Люси Байль, — зачем-то напомнил Ренар ее имя.
— Бедная Люси! Этот выродок ведь разбил ей сердце, и словно ему того было мало! Словно он дошел до Руана специально, чтобы сводить с ума моих близких! Что они в нем... что... зачем они ему?! Будь он проклят со своей ересью!
Теперь пришла очередь Ренара печально качать головой. Он отвел ничего не выражающий взгляд в сторону и холодно проговорил:
— Я лично бросил треклятую книгу в огонь костра, на котором сожгли Вивьена. Этой ереси больше не будет в Руане. Мы не пострадаем от нее. И, покуда я еще служу Святой Инквизиции, я найду Анселя Асье. И ему придется, наконец, ответить на все вопросы, которые терзали людей из-за него.
— Еще служишь? — такая странная постановка предложения привлекла внимание Элизы.
Ренар тяжело вздохнул.
— Не могу я там больше, — махнув рукой, сказал он. Лицо его скривилось в мучительную гримасу. — Не после того, что произошло. Видит Бог, я пытался помочь Вивьену, пытался вытащить его из допросной, пытался говорить с Лораном, с де Бордом, но был бессилен что-либо изменить. — Он со злостью сжал кулак. — Уйти из инквизиции — меньшее, что я могу сделать. Хотя, как выяснилось, пока не могу и этого.
Элиза непонимающе покачала головой. Ренар пояснил:
— Лоран попросил остаться.
— Это, — Элиза помедлила, — неудивительно. Ты же не рассчитывал, что он просто так отпустит тебя?
— Честно говоря, я на это надеялся, — усмехнулся Ренар. — Но понимаю, почему он попросил остаться. Ему нелегко пришлось в последнее время. Он знает, что де Борд сделает все, чтобы сместить его с поста епископа, несмотря на то, что этот сан дается пожизненно. И Лоран просто не хочет оставаться с этим наедине. Ему еще тяжелее было пытаться заступиться за Вивьена, но он это делал. Я не могу его бросить после такого. Это предательство.
— И ты останешься, пока этот де Борд его не… что он с ним сделает? — нахмурилась Элиза.
— Сошлет в изгнание в монастырь.
— Звучит чуть лучше, чем казнь на костре.
— Если только чуть, — пожал плечами Ренар. — По факту это то же тюремное заключение, только условия получше. — Он вздохнул. — В общем, я дождусь этого вместе с ним. А пока у меня есть другие дела.
Элиза покорно кивнула. Остатки привычного уклада жизни продолжали рушиться с каждым новым словом Ренара, но она уже устала сожалеть об этом.
— После этого, — неожиданно сказал Ренар, — тебе будет нужно отсюда уйти. Лучше, если не будешь называться своим именем. Можешь представляться Рени, никто ведь не знал, что твоя сестра лгала, для тебя это преимущество. Будет лучше, если ты покинешь окрестности Руана и даже Нормандию. Выясним, где сейчас безопасно, куда не добирается война, и уйдешь туда.
— Я... — Элиза сглотнула подступивший к горлу ком и умолкла на полуслове.
— Ты — то, что искал и не нашел де Борд. Он будет преследовать тебя, если поступит хоть один донос. Он ненавидит колдунов и колдовство, а ты, ко всему прочему, влезла в самое сердце истории, которую он под пытками вытягивал из Вивьена. Ему и тем, кого он приведет на наши с епископом места, нет дела до того, что ты ненавидишь катарскую ересь и не делала людям зла своими, — он покривился, — ритуалами. Я не встану на твою защиту, это не поможет. Если тебя поймают, то ты погубишь и себя, и меня, ведь я не говорил о тебе, хотя знал. Никто не защитит тебя. Вив не того желал, когда сохранил тайну о тебе на допросе.
— Но мне некуда идти, — в страхе прошептала Элиза.
— Ты говорила, твоя матушка ушла странствовать по миру. Вот и найди у себя в крови тягу к странствиям и последуй ее примеру.
Элиза лишь устало вздохнула.
— А как же ты?
— Уж обо мне-то нечего беспокоиться, — буркнул Ренар. Он решил не волновать ее своими страхами. Попытавшись взять себя в руки, он растянул губы в подобии ободряющей улыбки. — Подожди переживать. Пока что мы оба здесь. Ты еще обещала помочь мне со зрением. А я обещал найти Анселя.
Элиза вновь ощетинилась при упоминании своего недруга:
— Только скажи, и я помогу, чем возможно.
Ренар не ответил, лишь красноречиво покрутил пальцем вокруг своих глаз.
— Может, у тебя сразу что-то найдется?
— Я посмотрю! — Элиза вскочила с кровати и с нервной поспешностью начала перебирать склянки и горшки, расставленные по дому. Это занятие немного отвлекало ее от горя, свалившегося ей на плечи. Ренар не торопил ее, молча откинувшись на скамье и прислонившись к деревянной стене дома.
— Есть только... — Элиза обшарила глазами дом и потянулась к лежащей на столе желтоватой кучке сухих цветов, имеющих достаточно вялый вид. — Есть ромашка. Можно отварить в теплой воде и делать компрессы на глаза. Должно ослабить напряжение, и может стать лучше. — Она сгребла в пригоршню сушеные цветки, приблизилась к Ренару и всмотрелась в его лицо с лекарским хладнокровием. — Я не вижу, чтобы у тебя были бельма на глазах. Или другие повреждения. Но взгляд как будто мутнеет, становится рассеянным. Как ты это ощущаешь? Просто все... расплывается?
— Расплывается и очень быстро устаю смотреть, — нехотя признался Ренар.— Хм. — Элиза неуверенно посмотрела на растения у себя в руках. — Мне кажется, этого мало. Но можно попробовать начать с ромашки.
Ренар коротко пожал плечами.
— Мы попробуем, — словно убеждая не столько его, сколько саму себя, с деланной бодростью кивнула Элиза.
* * *
Остатки дров, лежавших внутри дома, пошли на растопку печи. Элиза залила закипевшей водой сушеные ромашковые цветки-корзинки и дождалась, пока те размокнут. На улице успело стемнеть, и было слышно, как легкий ветер поскрипывает в ветвях деревьев, вторя треску поленьев в огне.
— Закрой глаза, — велела травница Ренару, который, насколько это было возможно, удобно улегся на лавке, подложив под голову собственную сутану и длинное сюрко Элизы, которое попалась ему под руку. Элиза подметила его хозяйское отношение к ее вещам, но замечаний делать не стала. — И не открывай, пока не скажу.
Ренар скептически хмыкнул, но глаза покорно закрыл.
Элиза опустила в настой чистую тряпицу, дала ей пропитаться, чуть отжала и, не отряхивая от кусочков листьев и цветков, положила ее на глаза Ренару. Тот наморщил нос:
— Развела у меня на лице болото, ведьма. — В голосе его послышалась нервная усмешка.
— Не нравится — могу убрать, — обиженно фыркнула Элиза.
— Я завтра проснусь зеленого цвета и буду весь пахнуть, как твои зелья? — продолжал злорадствовать Ренар. Впрочем, встать и воинственно скинуть с глаз тряпицу он не пытался.
— Приятно, вообще-то, пахнет, — еще больше обиделась Элиза.
Ренар лишь тихо посмеялся, но больше замечаний делать не стал. Теплая, сырая тряпица, источающая горьковатый, свежий аромат, по правде говоря, показалась неприятной только в первый момент. Глаза и брови в тепле волей-неволей расслаблялись, освобождаясь от осточертевшей сухости и усталости.
— Главное, чтобы работало, — примирительно сказал Ренар, прислушиваясь к недовольному сопению где-то около соседней стены дома. Удивительно, насколько обострился за последнее время слух.
— Надеюсь, — донесся до него озабоченный голос. — Я не уверена. Понимаешь, я такого не лечила. Я знаю, что обостряет зрение, что может снять усталость; знаю, что бельмо убирают серебряной иглой, но сама не умею, так что отправила бы тебя к лекарю. Знаю, что глаза слабеют к старости, но ты еще не стар. У тебя… — Она вновь замялась. — Я не до конца понимаю, чем ты болен. Но я буду искать среди всего, что знаю. И что не знаю тоже. — Ренар уловил в ее голосе внезапное воодушевление. — Есть же книги о целебных растениях, камнях, ритуалах? Ведь многие люди этим занимались!
Ренар предпочел проигнорировать смысл, который язычница могла вложить в слово «ритуалы», и ответил:
— Есть медицинские трактаты, по ним лекари учатся. Но ты что, будешь...
— Не зря же я училась читать! Вивьен бы... — Она резко притихла и договорила едва слышно: — Вивьен бы порадовался, если б умение читать помогло мне исцелить твои глаза.
Элиза замолчала, и Ренару показалось, что она почти не дышит.
«И когда я научился прислушиваться даже к дыханию?»
Несколько мгновений они провели в молчании, затем Ренар также тихо согласился:
— Порадовался бы.
На некоторое время они вновь замолкли. Ренар слышал, как Элиза встала, застучала котелком обо что-то. Зажурчала вода — видимо, травница переливала настой в какую-то емкость, чтобы пользоваться им дальше. Перегорающие поленья в печи изредка потрескивали, слышалось шуршание подола юбки Элизы и шаги по деревянному полу. Ренар подумал, что, стоило бы научиться так же чутко прислушиваться к звукам и с открытыми глазами, а не ориентироваться на зрение по привычке.
Элиза присела на кровать, глубоко вздохнула, и вдруг спросила:
— Может, хоть ты мне объяснишь, что собой представляет Ансель?
Ренар вопросительно приподнял брови, но тут же был вынужден придержать закрывавшую глаза тряпицу и вернуть ее на место, чтобы не сползла.
— Известно, что представляет. Сбежавший катарский еретик. Здесь, в Нормандии — и вовсе настоящий ересиарх. Обманщик и убийца, но об этом тебе ли не знать. Искусный, надо отдать ему должное, фехтовальщик и дипломат. Вот и все. Я чем-то из перечисленного тебя удивил?
— Но ведь это не всё. — Ренару послышалось в ее тоне нечто заговорщицкое. — Он еще и человек, с которым вы с Вивьеном когда-то дружили. И ваш наставник.
— Наш наставник — епископ Лоран, — резко возразил Ренар. Воспоминания о дружбе с Анселем сейчас были ему особенно неприятны, но Элиза не оставила эту тему.
— Хорошо, пусть так. Но ведь и ты когда-то был дружен с Анселем, а не только Вивьен. В те времена, когда он учил вас. Судя по вашему рассказу, он в то время вызывал у вас обоих такую же симпатию, или, по крайней мере, уважение, как у Гийома в Кантелё. Гийом был... у него были странные представления о людях. Он лучше разбирался в управлении землей, чем в человеческих душах. И я до сих пор не знаю, на чем строилась его дружба с Анселем. Ну а Вивьен… — Она вздохнула. — Вивьен любил необычных людей, его занимали странности и загадки. Так он и со мной сошелся, вместо того чтобы арестовать. И я понимаю, что Ансель был ему любопытен. Судя по тому, что ты пересказал, любопытен настолько, что Вивьен даже отправился в Каркассон.
— Он поступил, как предписывают обязанности инквизитора, когда пошел в Каркассон… — буркнул Ренар.
— Да, — согласилась Элиза. — Но по служебным обязанностям, он должен был сдать Анселя вам с епископом. А он не сдал и не делился своими подозрениями. Так что я называю это любопытством. И, — она невольно покривилась, — симпатией к Анселю. Тем, что я силюсь объяснить и не могу. Я не всегда понимала Гийома, так что неудивительно, что меня смущали его личные привязанности, но Вивьен — Вивьен не вызывал у меня недоумения! У него всегда был ты, вы дружите с детства, он никогда не был одинок. Я понимала его. Даже наши разногласия мы могли легко разрешить в беседе. Почти всегда. — Элиза легонько стукнула кулаком по кровати и шумно втянула носом воздух. — И сейчас бы разрешили, будь он жив. — На некоторое время она замолчала, и Ренар слышал в звуках ее дыхания неподдельную скорбь. Наконец, она продолжила: — У меня почти не было к нему вопросов, а когда появлялись, он на них отвечал. Но его дружба с Анселем и то, чем он ему так дорог — вот этого я понять не могу! Поэтому я спрашиваю у тебя — как у единственного ученика Анселя из Руана, который еще может мне ответить. Чем вам всем нравился Ансель де... Ансель Асье?
