Надо отдать им должное: избиение редко начиналось с группового, чаше меня вызывал на "поединок" кто-нибудь один. Затем, без всякой связи с результатом "рыцарского" поединка, уже подключались другие.
Особенно, угнетал тот факт, что начинали бить ребята старше меня, потом они отходили и избиение продолжала всякая мелюзга...
Конечно, били всё равно, по-детски — так что, особенных повреждений не случалось! Так, ерунда — синяки и ссадины... На все вопросы матери я упрямо отвечал, что по дороге споткнулся и упал. Отец, при виде синяков только усмехался и говорил:
— Когда-нибудь тебе надоест и, ты сам начнёшь бить!
Мой брат — Герман, в ту пору уже учился в Москве, друзей у меня в тот период, вообще не было... Те, русские подростки, что в той школе в незначительном количестве были, почему-то от меня шарахались. Да я и, сам: особенно, никому в друзья не набивался... Распорядок дня у меня, со временем, стал такой: утром я вставал очень рано и бежал три километра... Позже, даже шесть. После утреней пробежки — комплекс упражнений... Ничего особенного — отжимания на руках, приседания да стояние на "мостике". Просто, но очень эффективно — рекомендую всем!
После школы и звездюлей... Конечно, если себя хорошо чувствовал, я отрабатывал удары по старому футбольному мячу, набитому всякими тряпками и подвешенному на резиновых амортизаторах. Всякими мудреными приёмами не заморачивался — только удары всеми частями тела и обманные движения. На собственном горьком опыте — на собственной шкуре, буквально, понял: самые эффективные удары, это те — которые наносятся неожиданно, без замаха. Вот их, то я и отрабатывал... Остальное время я делал уроки и читал. Отец выписывал уйму всяких журналов — да и, в библиотеке я бывал, чуть ли не через день.
Где-то, через год выяснилось, что в одиночных поединках, я побивал — даже, более старших и сильных ребят, чем я. Тогда, они поменяли тактику — меня сразу начинали метелить толпой. Я тоже поменял тактику: нападая первым, я старался вырубить самого "борзого" и убежать. Очень часто это мне удавалось...
..."Коренной перелом" в этой затянувшийся и, обоим сторонам надоевшей войне, произошёл после одного моего коварного хода: убегая от толпы по разным маршрутам, я как-то заприметил на одной из улиц двор без забора, на котором находился плохенький домик, зато большой крепкий сарай. Я этим делом заинтересовался! Оказалось, в том доме живёт одинокая глухая бабка, которая очень редко выходит из дома... План созрел. После предварительной подготовки, я приступил к его выполнению.
В один из холодных ноябрьских дней я подошёл к — как обычно, ожидающей меня толпе неприятелей непривычно миролюбиво и, даже подняв руки:
— Пацаны, хорош воевать, а? Надоело, блин... Да и, голова, уже болит! Что вы всё по ней бьёте?
Я подходил всё ближе и ближе к ихнему вожаку. Здоровый парень, старше меня на два года, вон уже усы начинают расти... Вообще, здешние дети очень быстро созревают.
"Вожак" победно-снисходительно посматривал на меня... Толпа презрительно загудела. Нет, бить всё равно будут...
— Ну, хотите, я вам деньги буду давать? По сто рублей каждый месяц... Только не бейте больше!
Я подошёл совсем близко, практически вплотную...
— Вот возьмите за этот месяц — у отца украл...
Я засунул руку в карман, вытащил её со сжатым кулаком... Всё внимание их было приковано к ней...
Надо потянуть паузу...
— Ну, давай! — Вожак потерял терпение.
— На! — сказал я и...
Плюнул ему в рожу! И, бежать!
Толпа, матерясь, ломанулась за мной. Бежал я легко, даже немного притормаживая, чтоб они сильно не отставали. Вот, что регулярные тренировки значат! Им ещё мешало то, что они бежали за мной, извергая совсем недетские проклятия и угрозы в адрес "директорского сынка", сбивая себе дыхание.
Колонна преследователей ожидаемо растянулась: самые старшие и сильные впереди, младшие позади. Я этого и добивался. Забежав в сарай, я по лестнице взлетел на чердак, убрал за собой лестницу, подождал чуть-чуть — когда в сарай забежит побольше преследователей, закрыл люк на чердак и дёрнул за верёвку: система сработанных мной противовесов сработала и, ворота сарая захлопнулись. Теперь запертые в сарае неудачники самостоятельно из него не выберутся.
После чего, я не спеша, слез на землю и от души отп...здохал, как раз подбежавшую к тому времени, "мелюзгу". Убежать они не могли — конкретно сбили себе дыхалку, во время погони за мной. Сопротивляться мне — тем более. Я просто по очереди жестоко избивал их — с пугающей меня самого, холодной яростью.
Среди "мелюзги" несколько оказалось с сотрясениями мозга, один со сломанной челюстью, двое со сломанными носами, ну а просто ушибов и фингалов — никто, даже и, не считал! По какой-то непонятной мне до сих пор, причине, "мелюзга" никому не рассказала о запертых в сарае "старшаках", поэтому те просидели там всю ночь, до утра. Вся милиция была поднята на ноги, весь посёлок перерыли, нашли только тогда, когда глухой бабке за каким-то хреном утром в сарай приспичило... Несколько человек из них легко обморозились или слегли с воспалением лёгких. Но, главное, они там устроили междуусобчик и, от души отхерачили своего оплёванного "Вожака", а позже ещё долго шугали за предательство "мелюзгу".
Поднялся нешуточный скандал! На меня уголовное дело завели, правда — до суда не дошло, за моим малолетством... Зато меня поставили на учёт в детскую комнату милиции. Отца на партсобрании пропесочили и, отец меня знатно выпорол, я его не осуждаю — это была его святая обязанность.
"Война" на этом не закончилась: но, теперь я перешёл в наступление. Пока не опомнились, я вылавливал их по одному — где угодно, когда угодно и избивал. К отцу бегали жаловаться через день, он меня периодически порол — но, чуть ли круглосуточная занятость на работе не позволяла делать это ему так часто, как требовалось и, поэтому я не унимался. Заявления в милицию шли потоком, но я со временем научился делать подобные дела без свидетелей и следов телесных повреждений, не столько избивая, сколько унижая и запугивая.
Так продолжалось почти год, пока они сами ко мне с мировой не пришли. После этого, мы — даже подружились, я достаточно хорошо выучил молдавский и до самого моего ухода в армию мы вместе с молдаванами совершали набеги на соседние посёлки, рифтуя на дискотеках морды тамошним парням и "портя" местных девок.
Это был "пик" моей бойцовской карьеры — хотя, позже драться приходилось тоже довольно часто: в армии, во время учения в Технологическом... В девяностые меня, даже, вербовал в свою ОПГ один местный авторитет. Отказался. Не то, чтобы я особенно честным был, нет — просто достаточно умным. Понимал, что подобная карьера не чем иным, как тюрьмой или могилой, закончится просто не могла.
С неграми дрался — когда в Америке жил... Случайно, как-то раз забрёл в квартал — в который, белому человеку случайно забредать не рекомендуется... Без дробовика!
Не... Нет, не тянут они против наших! Так — понты одни... Те же молдаване — не в пример, более стойкие в драке.
Я оглядывал место предыдущего и предстоящего боя. По огороду, как Мамай прошёл! Крольчатник полностью разбомбили — даже сетку содрали, крохоборы... А Лузер то, их хорошо отделал: перед тем, как его — его же оглоблей вырубили! Вон она — переломленная, валяется. У самого Ферапонта левый глаз наливается синевой, один из "молодцов" хлюпает расквашенным носом, второй — нет, нет, да и, прикладывает руку к правому боку...
— А ты, что за хрен с бугра? — вежливо поинтересовался Ферапонт, отпуская Дуню.
Та, с подвываниями отползла к мужу, дети стайкой за ней.
Надо, же! А, я то думал, что это выражение — новодел, а оно, оказывается, древнее, как Матушка-Русь...
— Я местный помещик, Стерлихов Дмитрий Павлович. А вы, кто такие будете? Зачем вы пришли на мою землю, зачем грабите и бьёте моих людей?
Криминальная троица переглянулась:
— Что-то, не похож ты на помещика, — нагло заявил Ферапонт, — одежды у тебя какие-то чудные...
Действительно, здешние помещики в ношении "афганки", наверняка, замечены ещё не были. Я достал из кармана документы Дмитрия Павловича и, издали, предъявил:
— Достаточно? Или, тебе ещё что-нибудь показать? Так, что вам надо на моей земле?
Троица переглянулась...
— Стёпка Ху... задолжал нам денег и по отработке...
В это время Громосека начал подавать признаки жизни. Он сел, обвёл окружающую обстановку мутным взглядом и пробасил:
— Дай им ...зды, Вован! — успел — таки, значит накатить свой стакан!
Степан, тоже вроде зашевелился. Ну, слава Богу, все живые!
— Если, мой человек что-то вам должен — вы должны были ко мне и, обратиться. А, женщину его, зачем били? Она вам тоже, что-то должна?
Все трое смотрели не столько на меня, как на мой велосипед, не показывая при этом особенного удивления. Должно быть, были наслышаны про него у тех мужиков, которые тут первыми побывали. Да и, рюкзачок мой, мешок с рыбой на багажнике велосипеда и удочки в чехле приковывали их внимание. При этом троица продолжала переглядываться — на что-то, видно, решаясь...
— В, общем так, мужики: выкладывайте из телег, всё что у меня взяли, и я сделаю вид, что ничего не произошло. А, если к Степану Поликарповичу Лузеру у вас какие-то претензии — то, давайте по закону, через суд..., — всегда надо давать шанс человеку мирно с вами разойтись.
— Ну? Что делать будем, мужики? — воззвал к подельникам Ферапонт, — неужели отдадим всё это? Да, со Стёпки и малой толики всего этого не отсудим! Может, того... Их?
Вот олень, то! Да с "этим всем" вычислят его, как дважды два! Как бомжа на "Мерседесе" в центре Москвы в моё время. Но, жадность, она лишает рассудка...
— Ты, Ферапонт, совсем сдурел, что ли? Мы ж, сюда не за этим ехали... На каторгу или в петлю приспичило? — второй из "Молодцов" проявил признаки благоразумия. Молодец, тебя я убью последним! Шутка...
Первый из "Молодцов" вопросительно хлюпнув расквашенным носом, посмотрел на Ферапонта.
Ферапонт задумчиво почесал пятернёй начинающий лысеть череп под картузом. Потом выдал:
— Всё равно, если этот настучит, — он показал рукой на меня, — нам на орехи достанется... Не посадят, так по судам затаскают, а там разорят подчистую. Будете, как тот... По миру кусочки выпрашивать.
— После того, как тебя повесят, Ферапонт, — встрял в разговор я, — твоей семье никто — как ему, даже кусочка не подаст. Злые на тебя мужики...
— Да нету у меня никакой семьи..., — устало махнул рукой Ферапонт, сплюнув в сторону Лузеров, кучкой облепивших лежащего на земле главу семейства, — из-за него, вот... Ну, что ты, дура Дунька, в нём только нашла? Вышла бы за меня, всё б ладно сейчас было бы...
Ни шиша себе, деревенские страсти! Вильямс Шекспир! Вы лох...
— У нас есть семьи, жёнки и детки! — второй из Молодцов продолжал гнуть гуманитарную линию, — они не должны страдать из-за того, что у тебя на неё, на Дуньку, в одном месте чешется... Сколько девок, уже, в двух сёлах перепортил, всех вдов оприходовал, а всё его на мужнюю бабу тянет! Нет, ну что за человек...
И, Миротворец сплюнул, не забывая почесывать правый бок.
Первый из Молодцов, нерешительно хлюпая разбитым Стёпкой Лузером носом, переводил взгляд с одного оратора на другого.
— Да, не будет никакой каторги и прочего! Что, вы бздите? — вдруг осенило Ферапонта, — "уработаем" их всех, а потом сами поедем и покажем становому, что когда мы сюда приехали, то увидели, как этот шибзик топором их всех порешил, а шибзика я пристрелил...
"Шибзик", которого я в миру знал, как Громосеку... Даже, как Бориса Михайловича, сидел на земле и бессмысленно пялился в одну точку, не подозревая, какая важная ему уготована роль...
...Он сказал "пристрелил"? По ходу, у этого типа — у Ферапонта, имеется ствол! Это хреново!
— Добро их между собой поделим, у барина — поди и, деньжата имеются... Ведь так, барин?
— Конечно, имеются, — я ещё надеялся уладить миром, — сколько вам надо, чтобы вы убрались отсюда навсегда?
Однако, это подлило керосина в огонь...
— Ну, а я что говорил? — довольно, как слон, затрубил Ферапонт подмигивая дружкам уцелевшим глазом, — если у него такие вещи, то, сколько должно быть денег? Детей своих в городские гимназии пристроите учиться! В большие люди выйдут... Думайте, дурни!
— А, становой нам поверит? — прохлюпал Первый из Молодцов, — что этот заморыш перебил столько народу?
— Никита Изотыч, что ли? Да, он мне ещё не про такое поверит! Особливо, если мы с ним по-Божески поделимся! Я, что? Его первый год знаю? — продолжал Ферапонт, — или, могет, я с ним мало водки выпил?
Ну, прям, лихие девяностые: бандиты, крышующие крестьян и продажные менты!
Второй из Молодцов не унимался:
— Детей тоже предлагаешь порешить? А, грех на душу взять не боишься?
Молодец!
Но, у Ферапонта на всё был ответ — умный, падла:
— Ты бы, Петруха, помолчал насчёт грехов! Ты, когда у Косого последнее жито забирал, много про его детей думал? А, ведь этой зимой у него из семерых пятеро подохло. И, сам Косой сгинул неведомо где... Ещё, что тебе напомнить? На тебе — как и, на нас всех, столько грехов — что уже и, не отмыться вовек...
"Мироротворец" на глазах стал меньше ростом...
— Батюшке подношение сделаем — отмоет! — обнадёжил, хлюпая носом, Первый из Молодцов, — вот раз, ты Ферапонт всё придумал, то тебе значит, Дунька со Стёпкой... с выродками. Можешь, после этого её "попробывать" — в глаз уже бить не будет... Гы, гы, гы!
Ага, это значит, Дуня его так! Ну, уважуха!
Между тем страсти накалялись:
— А, вот хрен вам! — яростно зарычал Ферапонт, — хотите и, рыбку съесть и верхом прокатиться? Я порешу Стёпку с Дунькой и... Младшего выродка. Ну и, заморыша пристрелю. Петруха пускай решит барина, а девок вы меж собой делите, как хотите... Можешь их пробовать! Хочь до, хочь после — тебя всегда на малолеток тянуло...
— Это когда меня на них тянуло? — обиженно захлюпал Первый, — что ты мелешь?
От таких разговоров Дуня Лузер, утихнувшая было, снова потихоньку завыла, за ней дети. Степан, неудачно попытался встать. Снова упал. Его вырвало...
Однако, пора кончать — подзае...ало. Я незаметно шагнул вперёд:
— Вы, ещё тут между собой передеритесь, горячие починковские парни... Вон, кажись, ваш становой едет, — я показал рукой за их спины, — может он вас рассудит?
Главное было — сказать это убедительно. У меня это получилось! Троица, как один обернулась. Я ещё сделал шаг вперёд и оказался прямо перед Ферапонтом, поэтому, когда он повернулся назад, то получил удар головой в переносицу. Мой "коронный" удар, кстати! Много народу пострадало от него, более ста лет... Вперёд. Бил я со злобы очень сильно, мог бы загнать нос в череп, но Ферапонту повезло — что, он был намного ниже меня и удар пришёлся вскользь. Но, переносицу я ему сломал! Брызнула кровь и, он схватился руками за лицо, слегка согнувшись. Последовал второй мой "коронный" удар: обеими руками я ударил открытыми ладонями ему по ушам. Дикий визг... Должно быть, ему очень больно!
