Сергей Зеленин
Корпорация "USSR"
Часть первая: "Реинкарнация"
Предисловие
"...И это показатель! Показатель того, что мы, все мы, пошли куда-то не туда! Если немалая часть думающего населения скрывается от действительности, пытаясь найти утешение в виртуальном изменении прошлого, в надежде хоть в сказке найти СВОЕ место — это диагноз. Это диагноз всему социуму, частичкой которого был я. Скорее даже приговор и, скорее всего, смертельный..."
Вячеслав Федоров. "Симбиот".
"...если меня кто спросит, зачем я пишу эту книгу отработав по 10-12 часов каждый рабочий день на основной работе — я не буду знать, что ответить. Денег мне она не принесет, неприятности может, пустые затраты времени — наверняка. В свое оправдание могу лишь сказать, что я сопротивлялся желанию изложить эти идеи уже почти двадцать лет..."
Эли Эшер. "Людены"
За поворотом — на обочине, стоял ушатанный долгой жизнью и российскими дорогами ПАЗик — по-видимому рейсовый. Возле него кучковалось с десяток пассажиров, в основном предпенсионного или пенсионного возраста, женского пола и не очень высокого материального благосостояния. На всякий случай я притормозил и, тут же махая рукой и приветливо улыбаясь, ко мне — опередив всех, кинулся сухой крепкий мужик, лет пятидесяти пяти и, с ним две тётки примерно такого же возраста. Ну, эти выглядели побогаче...
— До Солнечногорска не подкинете? Автобус, блин, сломался..., — не прекращая дружелюбно щериться, крикнул он в открытое окно, когда я остановился.
— "Подкину", садитесь..., — практически никогда не отказываюсь "подбросить" попутчика, — как раз, туда же еду.
Нет, я не "бомблю", просто очень сильно люблю с людьми поболтать — общительный я, короче!
Мужик шустро забрался на переднее пассажирское сиденье, обе тётки, вполголоса что-то лопоча, чуть помедленнее устроились сзади. Пассажир производил вид сельского интеллигента, ему очень шли очки в очень старомодной оправе, которые он носил — вид такой умный-умный: "Возможно, районный агроном, — подумал я, — Ботаник... Боня, короче. В смысле — не тот, который хорошо учится, а тот — кто растениями занимается".
С детства у меня была очень дурная привычка давать людям прозвища — ну, или клички, если угодно. Понимаю, нехорошо, но ничего с собой поделать не могу! В большинстве случаев прозвища приклеивались намертво и, что удивительно — редко, кто на них обижался... Но, всё равно пару раз хорошо огрёб! В детстве, разумеется.
И, провожаемые завистливыми взглядами оставшихся незадачливых пассажиров злополучного автобуса, мы двинулись в путь по шоссе средней убитости. Мужик за пару минут цепким, внимательным взглядом обшарив салон, восхищено воскликнул:
— Вот, это да! Сами делали?
Дело в том, что снаружи моя "Волга" выглядела как обычный ГАЗ-21, зато внутри...
— Ну, почти всё сам, — скромненько ответствовал я, — движок и коробка от "Бэхи", салон от "Мэрса"... В основном. Сидения, вообще — по спецзаказу делали. Все навороты есть, даже — кондёр!
— Уважаю! — Боня посмотрел на меня, как мастер своего дела смотрит на мастера другого, в котором он сам не в зуб ногой. Протянув мне руку, он представился, — Василий Григорьевич, главный агроном Солнечногорска и всей Солнечной Пустоши...
"Стопроцентное попадание!", — возликовал я от своего угадывания, пожимая на удивление сильную руку Бони.
— Владимир, временно безработный.
Далее минут десять наш разговор вяло перекидывался с темы на тему... Так — лишь бы не молчать! Я пытался "зацепить" его начиная разговор про политику, про рыбалку или про футбол — в котором сам ничего не соображал, но Боня отвечал односложными предложениями и, снова — надолго замолкал, глядя в окошко.
"Эх... Надо было вперёд одну из "тёток" посадить: у тех наоборот — рот не закрывается!"
Кто ж, знал?! Как, вдруг...
— Что, за чёрт! — воскликнул я.
Местность резко изменилась: из типично среднерусской равнины — холмистой, лесистой, с яркой зеленью середины мая она превратилась в ровную, как стол степь — наподобие южнорусской, с начинающей желтеть растительностью. Даже, погода поменялась — облака остались позади и, над головой вовсю палило яркое полуденное солнце.
— А это и, есть — наша знаменитая Солнечная Пустошь[1]! — гордо произнес Боня, в миг ожив, — не слышали разве? Мне показалось, что вы наш — нижегородский...
— Да! По происхождению я коренной нижегородец, но родился и вырос в других — далёких отсюда местах. Только недавно решил, вот, на землю предков вернуться...
Да, помотало меня в детстве по белу свету, вместе со своими родителями-строителями! Царство им Небесное...
— Тогда слушайте... Солнечная Пустошь — одно из уникальных мест на Земле. Самые северные черноземы, толщина пластов которых доходит до трех метров... Уникальнейший климат, которого нигде больше нет! Многие из этих растений, — Ботаник показал рукой в степь, — реликтовые и растут только здесь. Кстати, занесены в Красную Книгу.
— А, название, отчего такое?
— Вы разве не заметили? Тут постоянно светит Солнце! Ну, почти постоянно... По количеству солнечных дней в году сродни Италии. Да и, климат мягче среднерусского — примерно, как на Кубани. Весна здесь приходит на месяц раньше, а осень на месяц позже...
— И, чем это объяснить? — заинтересовался я.
— Пока, никто ничем не объяснил! При Союзе — точнее при Сталине, часто приезжали сюда научные экспедиции, даже постоянная научная база была... Бурили, копали, просвечивали и, даже — взрывали, но так ничего и, не поняли... Природная аномалия, говорят! А, с времен Хруща, вообще эту тему забросили. Знай себе продавай нефть да газ — на хрен какая-то, там аномалия...
Боня обиженно замолк... Видимо, наболело.
"Да, в принципе, на Земле до черта таких аномалий. Вот, только буквально на днях, прочёл в инете про Улюю Черкечех — якутскую Долину Смерти. На Северном Кавказе, вроде, тоже есть какая-то небольшая аномальная пустыня..., — припомнилось мне когда-то прочитанное, — просто человек — существо рациональное и нерациональные явления старается не замечать".
Некоторое время ехали снова молча... Ну, мне то всегда хотелось поговорить с новым для меня человеком! Про сельское хозяйство, так про сельское хозяйство — лишь бы не молчать:
— Ну, а кроме реликтовых растений, здесь хоть что-нибудь растёт? Пахать и сеять не пробовали?
Боня снова оживился:
— Как это, "не пробовали"? Пробовали, ещё как пробовали! Первая зафиксированная попытка ещё в середине девятнадцатого века веке была... Хотя, больше чем уверен: были попытки и гораздо раньше! Но, тут вот в чём дело: солнечных дней в году хватает, а дождливых, наоборот — нет. С влагой, в общем, проблемы. Если, в центральной России при царе-Батюшке каждые пять-восемь лет был неурожай, а каждые десять-пятнадцать — голод... В среднем, конечно. То здесь — соответственно через три и шесть лет! В общем, первая известная попытка провалилась. Вторая — успешная попытка, была в начале тридцатых годов прошлого века...
Тут, Боня сделал паузу — достал из сумки бутылку минералки, предложил мне, напоил женщин, приложился сам и, вытерев губы платком, продолжил:
— Парадокс в том, что на севере Солнечной Пустоши, за небольшой валоподобной возвышенностью располагаются огромные торфяные болота. Там, наоборот дожди идут чаще, чем надо. Ведь, если где-то пусто — то в другом месте должно быть густо... Разработка торфа началась в Гражданскую войну, когда от другого топлива центр России был отрезан. После Гражданской, по плану ГОЭЛРО, прямо на месте добычи торфа построили электростанцию... К тридцатым годам верхний слой торфа был сработан, а добыче нижних слоев мешала вода — не успевали откачивать. И тут, в чью-то светлую голову пришла мысль прокопать канал из Болот в Солнечную Пустошь и, тем самым убить сразу целое стадо зайцев: болота осушить, нашу Пустошь оросить... Нагнали зеков, оставшихся без работы после Беломорканала и, в два года те выполнили проект. Самое сложное было пройти ту возвышенность, а дольше вода самотеком по прокопанным арыкам равномерно распределялась по всей Пустоши, которая имеет форму неглубокой чаши с центром в Солнечногорске. Система шлюзов позволяла регулировать полив. Под черноземом здесь глинистый грунт, так что потери воды минимальны. Для недопущения засаливания почвы был устроен дренаж, с откачкой части грунтовой воды в Волгу. Грамотно было всё сделано, очень продуманно..., — с оттенком грусти закончил Боня.
— И, как это отразилось на урожаях реликтовых? — все таки порой, я бываю через чур уж ехиден.
Боня не обиделся, лишь усмехнулся и продолжил:
— Реликтовым, от лица Советской Власти, выделили участок под заповедник, через которой мы только что проехали, а для Солнечной Пустоши начался расцвет. Когда есть вода, здесь растет буквально всё... Причём, как растет! Урожаи были такие, что в Аргентине и Канаде локти до плеч сгрызли! И, Вы не поверите..., — Боня показал рукой на какие-то руины вдоль шоссе, — в этом селе было свыше тысячи домов. А, в райцентре, Солнечногорске, в период расцвета, население подходило к ста тысячам. Всего было более ста населенных пунктов. Своя перерабатывающая промышленность. И, с ВДНХ наши экспонаты не слазили...
Боня от гордости сиял так, что яркое солнечнопустышное светило, казалось, померкло.
— И, что потом? — осторожно спросил я.
— А, что потом? — на глазах потух и съёжился районный агроном, — в любое дело — даже процветающее, надо постоянно вкладывать, а не только выгребать. Перед войной выгребали, не вкладывая, во время войны — само собой, не до этого было. После войны — все средства на восстановление и ядерное оружие — без этого тоже нельзя, я понимаю. Потом Хрущёв с его целиной да кукурузой... Кукуруза, кстати, здесь росла просто царская! Торф почти весь выработали, болота осушили практически до дна и вода на полив кончилась. Можно было бы с одного из притоков Волги до Болот канал прокапать — есть такой проект, или из самой Волги... Но, это такие деньги! Проще, кому-то казалось, за эти деньги в Америке пшеницу покупать. Да, Вы сами знаете... Почва истощилась: поголовья скота недостаточно для естественного восстановления гумуса в почве — Москва мясо требовала. Кукуруза, кстати, очень сильно истощает почву — после тех, хрущёвских экспериментов плодородность так и, не восстановилась... На одних минеральных удобрениях далеко не уедешь, да и экономили нам их постоянно. Можно было бы не весь торф сжигать, а часть его в почву вносить. Торф и удобрение и, своей гигроскопичностью помогает влагу удерживать... Так, нет! Торфяной электростанции такие планы давали, как будто этот торф, глубиной до самой Америки! И, всё: кончился торф, кончилась вода... Всё вычерпали. Сейчас помаленьку, потихоньку вымираем...
На несколько минут районный агроном умолк.
— Да, вот видите — это канал! — вновь заговорил Боня, указывая на обвалившуюся местами большую канаву, через мост над которой мы проехали. По дну канала текло нечто бурое, — а, вон те полоски зелени — это остатки арыков.
Вдоль канала паслось стадо разномастных коров.
— Что-то, всё равно осталось?
— Конечно! Дожди в районе болот, то идут... Но это так, для поддержки штанов. Школьную задачку, о бассейне и двух трубах помните? Бледная тень былого величия. Население сокращается, в самом Солнечногорске, правда, стабилизировалось на уровне двадцати тысяч, а оставшиеся села вокруг пустеют год от года. Молодежь сваливает!
— Может подземные воды есть? Пьёте вы что? Не это же?!
— Сколько не бурили, до артезианской воды так и не добрались. В колодцах вода есть, да! Но кончается, бывает, в середине лета. А питьевая вода по трубопроводу с Волги поступает. Тоже, кстати, проржавел весь... Да и, эта для питья годится, только надо дать ей отстояться. Или через фильтр пропустить.
Некоторое время мы помолчали, думая каждый о своем. Я, например, о том, что достаточно много ездя по стране, практически везде и всегда слышал подобные истории. Везде ветшает всё, построенное при Советском Союзе, везде пустеют сёла... Может, так и должно быть?
— Сами то, к нам по делам или в гости? — наступил черед вопросов Бони.
Подумав некоторое время — а стоит ли, я ответил:
— Вступать во владение наследством. Брат мой купил у вас — в Солнечногорске дом, а потом... Ну умер, в общем. А мне этот дом завещал. Вот и, еду в первый раз на наследство посмотреть.
Нда... Жить в этом Солнечногорске — я так и, так не собирался, а выслушав рассказ Бони понял, что по нормальному продать дом — как собирался, не получится... Ну и, за каким хреном, я тогда еду?!
Дело в том, что мой старший брат — Стерлихов Герман Федорович, личность была весьма на просторах России весьма известная... Во времена ранней перестройки, практически с нуля, он стал первым рублёвым миллионером Советского Союза, потом — одним из первых, долларовым. В дальнейшем, дела у него пошли несколько хуже — так как, на первое место среди деловых качеств вышло умение отнимать и делить, воровать и договариваться. Так что, в первую десятку олигархов мой брат не попал, но всё равно — был одним из богатейших людей постсоветской России. Даже, в президенты как-то раз баллотировался!
В последнее время появился у брата очередной бзык — заинтересовался он нашим семейным древом: мы — Стерлиховы, из древнего нижегородского купеческого рода. Мне то, если честно — это по барабану, а брат весьма этим обстоятельством гордился! И, решил он историю нашей достопочтимой фамилии, досконально и обстоятельно изучить. Сам, по архивам лазил или людей нанимал — не знаю, но нарыл он, что один из наших далеких предков в конце девятнадцатого века был даже дворянином и, имел довольно внушительных размеров поместье... И, тут брата вообще понесло — решил он стать "столбовым боярином"! Модно это было в то время. Через какое-то, там дворянское собрание — где, я понял, рулят потомки недорезанных большевиками графьёв да князьёв, он добивается присвоения ему дворянского звания. Сколько, интересно, бабласа вбухал?
Ну, а дворянину требуется, разумеется, родовое гнездо — без него он не дворянин, а так — фуфло. Тем более, что купеческий дом наших предков был давно снесен, а место застроено... Так, вот: брат выяснил, что "родовое гнездо" того дворянского предка в целостности и сохранности! И, даже продается. Ну и, купил его, вроде говорил — совсем недорого. Как, можно догадаться, этот дом в Солнечногорске — куда я сейчас и еду.
Брат собирался всё бросить и уехать туда — "жить натуральной жизнью", как он в моих телефонных разговорах с ним выражался. Пока же, в том доме года два шёл ремонт и, брат там бывал наездами, заканчивая со своими московскими делами.
Пожить "натуральной жизнью", брату так и, не довелось: возле его же московского офиса, к нему — выходящему из машины, средь бела дня подошел киллер и выстрелил сначала в грудь, потом в голову. Затем, сел в ожидавшую его машину и уехал. Классика... Концов нет.
По завещанию, вдове брата и детям досталось движимое и недвижимое имущество в Москве. Ну и, основной капитал — акции там, облигации, активы да депозиты... Основного капитала, кстати, оказалось на удивление маловато. Ну, ничего — даже, не продавая московской недвижимости — квартир и, даже целых многоподъездных домов, будут жить долго и счастливо! И, ещё останется.
