Брайс Тарковски провел другого кандидата в полевой павильон. Это было очень скромное командное здание, почти без мебели, а тем более без предметов роскоши. Но оно было достаточно хорошо для целей Каша.

Он сидел по одну сторону стола для совещаний, лицом к пустому стулу по другую. Единственными вещами на столе были планшет и стилус.

— Присаживайтесь. — Он указал на стул напротив себя, затем взглянул на планшет. — Вы ракетный техник, вас зовут Петро Кале. Это правильно?

— Да... сэр, — сказал Кале, занимая указанное место. Тарковски неторопливо подошел к кофейнику на боковом столике и налил себе чашку.

— Вам не надо звать меня "сэр", — сказал Каша. — Сейчас это не нужно делать, потому что я — пока, во всяком случае — не в вашей цепочке командования. И, честно говоря, звучит чертовски неловко, когда вы это говорите. Что еще более важно, так это то, что если вы все-таки отправитесь в экспедицию, вы будете обращаться ко мне как к гражданину коммодору. Предполагая, что у нас будет какое-либо личное взаимодействие, что маловероятно. Возможно, мы даже не будем на одном корабле.

— Да, сэ... — Кале сделал паузу, выглядя немного смущенным. — Э-э, тогда как мне вас здесь называть?

— Зачем меня как-то называть? Через несколько минут мы, возможно, снова станем совершенно незнакомыми людьми. Посмотри туда.

Он указал через правое плечо Кале. Ракетный техник НФИ повернулся на своем стуле, чтобы посмотреть назад, затем замер.

— Когда-нибудь видел такое раньше? — спросил Каша. — Если нет, то это настоящий древесный кот Сфинкса.

Пожарный Дозор удобно развалился на переносном насесте, который Дэмиен Харахап установил для него на спинке своего собственного походного стула. Теперь он широко зевнул, как делал перед каждым кандидатом от НФИ. Зевок древесного кота был... впечатляющим. Их зубы, может быть, и не такие уж длинные, но их было много, и они были очень, очень, очень острыми.

Харахап даже не поднял глаз от устройства для чтения книг у себя на коленях.

Через несколько секунд Кале снова повернулся к Каша. Его лицо казалось немного бледнее, хотя трудно было быть уверенным, учитывая его смуглый цвет лица.

— Ты слышал, что они могут читать мысли, верно?

Кале кивнул.

— Ну, это чепуха. Древесные коты — эмпаты, а не телепаты. Они не могут читать ваши мысли, но они могут обнаружить ваши эмоции. Итак, если вы лжете мне в любой момент во время этого интервью, древесный кот даст мне знать. Кстати, его зовут Пожарный Дозор. Но пусть это вас не беспокоит, потому что никто не собирается казнить вас только за то, что вы лжете. Ни я, ни древесный кот, никто.

Каша кивнул в ту сторону, откуда пришел Кале.

— Вы просто возвращаетесь в комплекс и проводите остаток своей жизни на этом острове, глядя на океан, но не плавая из-за морской флоры и фауны. С пролонгом — сколько вам сейчас лет?

— Сорок шесть.

— Тогда у вас будет по крайней мере два стандартных столетия, чтобы стать бродягой на пляже.

— И что произойдет, если я не лгу, но вы все равно не захотите, чтобы я был нужен для этого — что бы вы ни делали, для чего вы охотитесь на добровольцев? — потребовал офицер НФИ. Он не — совсем — пристально посмотрел на Каша, и хевенит откинулся на спинку стула, барабаня пальцами левой руки по столу.

— Хороший вопрос, на который я не знаю ответа. Еще. Поставьте себя на наше место. Что бы вы сделали с кучкой заключенных, которые вознамерились вас уничтожить?

Кале несколько секунд пристально смотрел на него. Затем враждебность исчезла из его глаз, и он усмехнулся. Это был грубоватый смешок, но все же смешок.

— Черт возьми, как бы вы себя ни называли, я бы вас всех сразу пристрелил.

— Не думайте, что на этой стороне было мало людей, которые выступали именно за это. — Каша ухмыльнулся. — Но мы решили этого не делать. Эта дорога обычно ведет к уродливым местам назначения. Я знаю, я сам когда-то был офицером Государственной безопасности.

Он снова посмотрел на планшет.

— А теперь давайте перейдем к делу. Что мы хотим от вас, так это чтобы вы служили в военной эскадре, которая собирается исследовать звездную систему, где, скорее всего, будут обнаружены сомнительные люди. То, что вы будете делать, — это именно то, чему вас научили и в чем у вас есть опыт. Мы также не будем просить вас делать что-либо, что могло бы напрячь ваш интеллект. Вы будете выдавать себя почти за того, кем вы являетесь: ракетного техника НФИ, который отказался от попыток восстановить прежний режим в Республике и теперь работает наемником.

Он поднял глаза, держа стилус занесенным над планшетом.

— Какова ваша реакция на это предложение?

Кале посмотрел через открытую сторону павильона на пустоту посадочной площадки. И, кроме того, на тропическую листву острова. И, сквозь просветы в листве, на океан, в котором никто не осмеливался купаться. Затем он снова посмотрел на Каша.

— Конечно, я сделаю это. Превосходит все альтернативные варианты.

— Никаких сожалений? Никакой сохраняющейся лояльности старому режиму?

— Сожаления? Некоторые, я полагаю. Но они исчезают. И теперь я чертовски хорошо знаю, что "старый режим" не вернется. Черт, думаю, я действительно знал это еще до того, как мы отправились в Конго. Теперь я просто хочу вернуться к нормальной жизни. Они сказали мне, что вы снабдите меня достаточными средствами для этого, как только миссия закончится.

— Да, мы так и сделаем.

— Я могу пойти куда захочу?

— Туда, куда, где бы это ни было, тебя пустят. — Каша пожал плечами. — Ты не сможешь остаться здесь, на Факеле, при условии, что ты этого хотел. И я сомневаюсь, что Хевен снова впустит тебя домой. Я не смог обсудить это ни с кем в правительстве, но адмирал Турвиль считает, что вам было бы разрешено вернуться достаточно надолго, чтобы найти любую семью, которая у вас есть, и забрать их с собой куда-нибудь еще. При условии, что они согласятся пойти.

Настала очередь Кале пожать плечами. — Для меня это спорный вопрос.

Каша взглянул на Пожарного Дозора. Древесный кот снова зевнул. Харахап продолжал читать. Он оглянулся на Кале.

— Хорошо. Добро пожаловать в эскадру Эпсилон.

Кале встал и слегка натянуто кивнул Каша.

— По вашему приказу, гражданин коммодор, — сказал он, и Каша улыбнулся.

— Я знал, что ты будешь умным парнем. Кстати, меня зовут Бомонт.

КФФ "Туссен"

Орбита планеты Факел

Система Конго

— Мария, Матерь Божья, — прошептала гражданка-старшина Жизель Монкальм.

— Вот почему вы так и не стали главстаршиной, Жизель, — сказала гражданка капитан Субри. — Вы знаете, как Пьер и Сен-Жюст относились к религиозным суевериям.

— Они мертвы, — ответила сержант и ткнула пальцем в дисплей перед ней. — И мы были бы такими же, если бы это когда-нибудь сработало.

— О чем ты говоришь? — с лица Субри исчезли все следы легкомыслия.

Монкальм пробыла на борту "Туссена" почти восемнадцать часов. Большую часть этого времени она потратила на разборку — очень, очень тщательную — программного обеспечения инженерного отдела.

— Я говорю, что только что взорвала этот чертов корабль, мэм, — сказал Монкальм. Она явно была одним из членов НФИ, которые умыли руки в восстановлении революции. — Или я бы сделала это, если бы реактор был в сети.

Старшина повернула голову, чтобы кивнуть Рут.

— Отключить термоядерные установки, прежде чем вы позволили мне начать валять дурака, было действительно, действительно хорошей идеей, мэм. Потому что в этом файле была какая-то растяжка. Когда я подошла к ней достаточно близко, он уничтожил сам себя. — Она нахмурилась. — Я не уверена, обнаружил ли он меня или этот первый проклятый файл — тот, который, как мы уже знали, был запущен, — обнаружил меня и дал команду на исполнение. Но я знаю, что это сделало.

— Что? — резко спросила Субри.

— Он отключил термоядерные магниты... не отключив подачу топлива или гравитационное поле сжатия. — Монкальм перевела взгляд с Рут на гражданку капитана. — Короткий технический термин для обозначения того, что произошло бы, когда это случилось — если бы реактор все еще был в сети, даже при загрузке в режиме ожидания — это "БУМ", мэм. — Она покачала головой. — Мне всегда было интересно, что Форейкер сделала с гражданином контр-адмиралом Хеемскерком в Ловате. Я не знаю, как она это сделала, но...

— Вариант самоубийства? — Субри покачала головой. — Ни за что. Я была помощником Аншара. Я бы знала об этом, если бы мы устроили что-то подобное!

— Да, если бы вы установили что-то подобное, — сказала Рут, не сводя глаз с дисплея Монкальм.

— Но... в этом случае, кто...?

— Ваш работодатель, кто же еще? — Рут даже удивилась.

— Она права, мэм, — сказала Монкальм. — Эта программа попала туда не случайно, и она не устанавливалась сама по себе. Кто-то должен был поместить ее туда, и я не могу поверить, что кто-то из команды "Цербера" сделал бы это. Есть гораздо менее сложные способы совершить самоубийство, чем... — она ткнула пальцем в свой дисплей, — этот. И если это были не мы, то это должны были быть подрядчики, которые занимались капитальным ремонтом и модернизацией.

— В любом случае, самоубийство исключено, — сказала Рут. — Это было бы сделано не только с этим кораблем. Держу пари, что если мы посмотрим — когда мы посмотрим, потому что мы чертовски уверены, что собираемся это сделать, — мы найдем те же самые программы, спрятанные на каждом уцелевшем корабле вашего флота.

— Она почти наверняка права, гражданка капитан, — сказал гражданин лейтенант Шапюи. — Мы нашли слишком много программных файлов "что, черт возьми, это такое", чтобы это было совпадением.

— Я готова поспорить, что те, что в логистическом и тактическом программном обеспечении, привязаны к оружейным погребам, — задумчиво сказала Рут. — Что, вероятно, означает много хорошего в том, что флот выгрузил все ваши боеголовки, когда они вывели "Цербер" на парковочную орбиту. Если тот, что в инженерном отсеке, сработал, и мы не взорвались, они, вероятно, попытались — или попытались бы, если бы у них были боеголовки, — взорвать и погреба.

— А другой? — Субри смотрела на Рут с каким-то ужасающим восхищением, и молодая женщина пожала плечами.

— Если старшина права, то это главная, координирующая программа. Та, который следит за каждым, кто слишком глубоко копается в файлах убийств. И, — взгляд Рут заострился, — вероятно, та, что слушала приказ о выполнении.

— И в этом тоже есть смысл, — мрачно сказал Шапюи. — Она в датчиках и системах связи. Идеальное место для прослушивания.

Субри переводила взгляд с одного на другую, ее лицо было бледным. Но затем выражение ее лица изменилось, и вместо этого оно стало кирпично-красным.

— Милликен, — прошипела она.

— Кто такой Милликен? — спросила Рут.

— Коммандер Джессика Милликен, флот системы Мезы. — Субри чеканила каждое слово. — Она и ее босс, капитан Мэддок, были сторожевыми псами — называйте их комиссарами, если хотите, — мезанцами, приставленными к нам. Черт возьми, назначенными "Рабсилой" — мы все знали, на кого мы на самом деле работаем! Мэддок был убит в битве.

Она впилась взглядом в дисплей, затем снова посмотрела на Рут.

— Нам нужно найти эту сучку и притащить ее сюда. Сейчас же!

— Думаю, что это очень хорошая идея, — сказала Рут и оглянулась через плечо. — Инди?

— Джессика Милликен, коммандер флота системы Меза, — повторил Инди. — Понял. Это те, что в черно-серой форме, верно?

— Это они, — сказала Субри. Эти два слова тоже звучали фальшиво.

— Где я, вероятно, смогу ее найти?

— Она будет где-то в комплексе. Спросите любого из наших собственных офицеров.

— Я так и сделаю, но сначала...

— Я уже связалась с Разином, — вздохнула Рут, размахивая своим унилинком, — и Андреа будет...

Появилась капрал Мерино, и Инди усмехнулся.

— Вы учитесь, ваша светлость, — сказал он ей, затем кивнул Мерино и сам направился к люку.

— Рискую повториться, но это займет некоторое время, — сказала Рут. — Кто-нибудь снова проголодался?

Остров Линкольн

Лазурный океан

Планета Факел

Система Конго

— Да?

Светловолосая женщина, открывшая дверь грубо сколоченной хижины, была миниатюрной, и ее черная туника и темно-серые брюки не сочетались с униформой других военнопленных. Она делила свою хижину с тремя другими женщинами-офицерами, и найти их было нетрудно.

— Джессика Милликен?

— Да, — повторила она более осторожным тоном.

— Идем со мной.

— Зачем? — спросила она, выражение ее лица колебалось между возмущением и тревогой.

— Потому что ты военнопленная, и я тебе так сказал, — ответил Инди. — Следующий вопрос?

— Но...

Инди приподнял одну бровь — это была манера, которую он позаимствовал у Харахапа, приправленная большим количеством Каша — и Милликен пресекла свой протест.

— Хорошо. — Она оглянулась через плечо. — Жозетт, мне нужно идти, — позвала она. — Я не уверена, когда вернусь.

Неразборчивый голос из хижины сказал что-то, чего Инди не расслышал, и Милликен вышла наружу и закрыла за собой дверь.

— Иду, — сказала она покорно.

До посадочной площадки и катера флота, который доставил Инди от "Туссена", было пятнадцать минут ходьбы. Лейтенант Королевской космопехоты Факела, чей взвод отвечал за безопасность поля, пока Каша проводил свои собеседования, приветствовал Инди, когда они прибыли.

— Вижу, нашел ее.

— Ага. — Инди кивнул и взглянул на павильон. — Виктор свободен?

— Нет. — Лейтенант покачал головой. — Только что начал собеседование с другим кандидатом. Я могу прервать его, если хочешь.

— Не беспокойся. — Инди покачал головой. — Когда у тебя будет возможность, скажи ему, что я беру эту, — он мотнул головой в сторону Милликен, — на "Туссен", чтобы поговорить с Рут и гражданкой капитаном Субри, но это не критично по времени. Конечно, не настолько важно, чтобы прерывать его.

— Понятно. — Лейтенант кивнул и наблюдал, как Инди и его... компаньонка поднимаются на борт катера. Затем изящный трансатмосферный корабль поднялся на своей антигравитации. Он задрал нос к небу, внезапно его турбины завыли громче, и он понесся прочь от острова, круто набирая высоту.

? ? ?

Виктор Каша встал, потянулся и направился к выходу из павильона, в то время как его последний собеседник — на этот раз тот, кто не смог получить одобрение Пожарного Дозора, — угрюмо зашагал прочь. Хевенит глубоко вдохнул. Он действительно ненавидел "офисную работу". Не потому, что не понимал ее важности, и не потому, что плохо справлялся с ней. Но на поле он всегда чувствовал себя как дома. По его мнению, было крайне несправедливо со стороны Антона Зилвицки утверждать, что он был рожден специально для того, чтобы жонглировать ручными гранатами, но нельзя было отрицать, что наилучшим образом он проявлял себя под давлением.