Еще Настасью, Зару, Иана с Орлеттой — куда без них! — король непременно прихватил бы отца Михаила и парочку самых умных советников... А там и вся столица постепенно переехала бы в деревню, зажав сказочный теремок холодными каменными боками. Нет, все-таки он у меня очень умный!
— Госпожа! Какая вы стали красивая!
— А ты, я смотрю, научилась льстить! — представляю себе эту красу: не накрашенная, почти что без волос, нос облупился, сарафан на пять размеров больше...
— Да вы просто светитесь! Хорошо съездили?
— Сказочно! — я закатила глаза.
— Насовсем вернулись?
— Не знаю еще, как получится... ОН что-то неожиданно с места сорвался. Поехала практически в чем была... По-отпускному.
— Вам очень идет! Поздравляю!
— Спасибо, — я озадаченно покосилась — кажется, она имеет в виду не только сарафан...
Кстати, я впервые как следует его рассмотрела: темно-синий, с весьма скромной вышивкой (зато каждый листик украшен бриллиантовой росинкой). Красивый... Схваченный в спешке ярко-красный кушак — кажется, вообще мужской, — совсем к нему не подходил, как и простенькая голубая косыночка. Сюда бы косу заплести до пояса... да не из чего.
На живую нитку Машенька быстро ушила сарафанный лиф, чтобы на груди не болтался, а на голове мы объединенными усилиями соорудили что-то вроде тюрбана из почти подходящего по цвету шарфа — если смотреть издалека и мельком, то ничего, сойдет. От пояса решили вовсе отказаться, так что теперь я в полной мере воплощала собой дородный идеал средневековой красоты. Ни дать, ни взять, купеческая дочка на выданье. Хотя в этом мире моя ровесница в свои неполные 23 года уже была бы солидной матроной с подысканным родителями мужем и целым выводком сопливых ребятишек.
Перед глазами тут же встала картинка: русоволосый мальчик — вылитый отец! — и темноволосая девочка с умным лицом, совсем как на портрете бабки Валерии... Интересно! Это что, на меня никто и не похож?!
— А я ведь доделала то платье!
Реплика Машеньки заставила меня сбросить оцепенение и разом прийти в себя. Привидится же такое! Нет, дети — это, конечно, очень хорошо... когда-нибудь... не очень скоро.
— Хотите посмотреть? — уточнила мастерица.
— И не только посмотреть, а и померить!
Как оказалось, после отпуска поправляются не только младенцы: безумно красивое платье невиданного фасона оказалось мне тесновато. Было жалко не столько самолюбивой мечты о триумфальном возвращении во дворец в новом наряде и новом образе, сколько потраченного Машенькой труда — ведь все шилось на руках, стежочек к стежочку, ни одна машинка так не сможет! Однако саму мастерицу это, кажется, совершенно не волновало — она по-прежнему улыбалась безмятежно, как соседка по комнате в общежитии при виде безобразно располневшей товарки. Если бы я знала ее немного хуже...
Как известно, к каждой хорошей новости неизменно прилагается горькая пилюля, чтобы жизнь медом не казалась, а к плохой — ложка меда, подсластить огорчение. Чтобы я не слишком расстраивалась необходимостью садиться на жесткую диету, Машенька поделилась радостной сплетней: оказывается, три дня тому назад принцесса Радослава покинула пределы гостеприимного государства и отправилась восвояси, под батюшкино крыло. Значит, король так спешил в столицу не для того, чтобы с ней встретиться (хотя такая мысль, признаться, пришла в мою стриженную голову впервые — я любимому верю!) С собой бледнолицая обольстительница прихватила каменного Лаврентия — чтобы в дороге чувствовать себя в полной безопасности (в дополнение к дюжине вооруженных до зубов амбалов, присланных ее отцом). Орлетта осталась в Старгороде — то ли не позвали, то ли сама отказалась сопровождать прекрасную даму. Скорее всего, первое.
Пу Чжан с готовностью проводил меня во дворец. По дороге на нас так никто и не напал, хотя пялились многие. Даже не знаю, на кого больше — к разгуливающему по улицам узкоглазому синайцу в костюме городского стражника за это время уже должны были привыкнуть...
Видно, не так уж сильно стрижка, макияж и новое платье меняют человека — встречные придворные сразу меня узнавали. Вот и меняй после этого кардинально имидж... Одни ограничивались сухими приветствиями, другие начинали горячо поздравлять и заговорщически подмигивать. Создавалось такое впечатление, будто все окружающие знают обо мне какую-то тайну, я одна не в курсе. С ходу в голову приходило только одно — что отец Михаил по каким-то одному ему ведомым причинам нарушил обет молчания, тайну исповеди — или как там называется, когда священник никому не должен рассказывать о проведенных обрядах? — и принялся трепать языком направо и налево... Или газету начал выпускать? Хотя, если подумать... "журналиста" можно найти и поближе.
— Где эльф?! — в лабораторию я ворвалась, пылая месть, как все фурии ада.
— Госпожа! — от неожиданности Настасья выронила из рук свою модную шапочку, к которой как раз пришивала еще один бантик. Скоро она головы не сможет поднять, столько там уже всего понакручено: — Вы вернулись!
— Ну... да, — при виде такой искренней радости я слегка оттаяла.
— А Иана нет — они с Зарой как раз репетируют. Что случилось?
— Эта ушастая скотина раструбила всем про свадьбу!
— Да как он мог! — девушка всплеснула руками: — Он ведь про это ничего не знает! Не было его тогда еще во дворце!
— Но уши-то у него есть, да еще какие! А мы в полный голос об этом рассуждали — тогда, утром перед моим отъездом...
— Они с Зарой украшали карету и подошли уже после нашего разговора.
Правда — экипаж, уносящий нас навстречу отпускным радостям, был увит свежими живыми цветами... Но кто же тогда проболтался? Или... дело в другом?
— Надо найти их и сообщить радостную новость! — Настасья не стала дожидаться, пока я додедуцирую, но уже в дверях обернулась: — Госпожа... поздравляю вас!!!
С этими словами горничная выскочила за дверь, оставив меня в полнейшем недоумении. В самом деле, что тут могло случиться такого хорошего, что все вокруг в курсе, а я — нет? Не с возвращением же меня поздравляют — чать, не с войны!
Внезапно сердце как будто укололо булавкой. А может быть... Да нет! Я бы заметила... Хотя... До замечаний ли мне было, столько событий! Ну-ка, ну-ка вспоминай...
Не слишком доверяя дырявой памяти, я подбежала к стеллажу с колдовским инвентарем, и принялась переставлять банки-склянки-коробочки с сушеной травой и прочими химреактивами. Ага, вот и он — кусок пергамента, на котором я, по примеру мистера Крузо, вела счет прожитым неделям и — в отличие от Робинзона, — отмечала "женские дни". Сколько "палочек" прошло с нашего отъезда на дачу — три, четыре недели? Но, даже если примерно... Мама дорогая!
В своем мире мы настолько привыкли к тому, что все на свете можно предусмотреть, запланировать, а в случае необходимости — и прервать, что почти перестали верить в возможность случайного чуда. Боже мой! Я прижала ладони к горящим щекам. Какая дура, Господи! Надо немедленно сообщить обо всем королю.
"А где же обещанные спецэффекты? — возмущался внутренний голос, пока я бежала по дворцовым коридорам: — Где головокружение, тошнилово, обмороки, наконец?!" Ну, вообще-то... Может, и подташнивало немного, поначалу, но я списала все на качество пищи. Да и вообще, не до того было! А обмороки... мне что, еще и мало?!
— Где король?!
— Госпожа чародейка! — укоризненно воскликнул отец Михаил, отряхивая с сутаны воду, выплеснувшуюся из маленькой леечки.
А я думала, что за этой дверью гардероб. Надо будет заглянуть как-нибудь, что там за тайный садик, в котором священник цветочки поливал.
— Здравствуйте-святой-отец-где-король? — скороговоркой повторила я.
— И вы будьте здоровы, госпожа Ольга, — духовник будто нарочно тянул время: — Как съездили, как отдохнули?
— Спасибо, хорошо... А где...
— А я вот... Цветы поливал, пока вас не было...
— ГДЕ! МОЙ! МУЖ!?!?!!! — некоторые вещи выведут из себя и святого — а я особым терпением никогда не отличалась.
— Вы только не волнуйтесь, с ним все в порядке! Он просто не хотел, чтобы вы присутствовали...
— А-а-а-а!
Нет, голова в этом точно не участвовала: ноги несли меня сами. Вверх, вниз по лестнице, вдоль по коридору, снова лестница, дворцовое крыльцо — задний, служебный выход, — конюшни... На площадке перед каретным сараем метались две знакомые фигуры. Вот кто еще не поздравил меня с возвращением — или с чем бы то ни было!
Окрашенные предзакатным солнцем, летающие в воздухе лезвия казались обагренными кровью. А я-то, наивная, думала, что он каждое утро бегает по саду, размахивая огромной палкой, просто для поддержания физической формы и чтобы произвести на меня впечатление. Еще любовалась им, глупая... Вот и верь после этого людям!
Внезапно, неловко взмахнув рукой, одна из фигур покачнулась.
— Не-э-эт! — я со всех ног бросилась к месту поединка.
С изумлением глядя на расплывающееся по рукаву красное пятно, Орлетта медленно, почти картинно осела на землю...
Однако, как я ни торопилась, Лаврентий оказался рядом с раненой девушкой первым. А ведь говорили, будто он отправился провожать Радославу! Видно, у меня сегодня день такой, что все пытаются обмануть...
Прежде, чем кто-нибудь успел вмешаться, граф Старожилов приступил к оказанию пострадавшей первой медицинской помощи, а именно — рванул на груди рубашку, чтобы оценить тяжесть ранения. Или, вернее сказать, на грудях... на которые он с немалым изумлением и уставился.
— Девица?.. — изумился каменный Лаврентий.
— Господин Старожилов, что это вы себе позволяете! — отметив,что вышепоименованная грудь мерно вздымается — а, стало быть, ее обладательница дышит, — я уперла руки в бока, и принялась наступать на несгибаемого графа: — Раздевать девушку при всем четном народе — такого даже в моем мире никто себе не позволяет! Теперь, по всем законам, человеческим и божеским, вы просто должны пожениться...
— На нем!? — хором воскликнули оба — и застигнутый врасплох вельможа, и девушка-рыцарь, мгновенно переставшая притворяться умирающей.
Обидевшись на одного коварного обманщика, я готова была наказать всех и каждого... Подавив это недостойное женщины чувство, я решительно рванула пропитанный кровью рукав рубашки. Какой глубокий порез! Господи, только бы теперь в обморок не свалиться...
— Кто-нибудь, приведите лекаря!
— Я приведу! — с готовностью отозвался король.
— Только быстрей!
Слава богу, а то его присутствие меня сковывало. Я изо всех сил старалась не оборачиваться, зная, что Володя стоит у меня за спиной, и понимая, что стоит нам встретиться глазами — разревусь и повисну у него на шее... А сейчас нельзя быть слабой!
— Я думал, это мужчина, — однообразно трындел над ухом каменный Лаврентий, помогая мне затянуть жгут. — Мы же вместе тренировались. Он... Она... говорил...а, что рыцарь!
— А она и есть рыцарь. В тот день... точно не помню, вы еще не добежали до тронного зала, или вас уже вывели оттуда, когда король торжественно ее посвятил. Так что все без обмана — сэр Орлетта, в полный рост...
— Но он...а так здорово дерется!
— Вот именно, — я сурово посмотрела на пациентку — та мгновенно симулировала очередную потерю чувств: — Здорово! А тут поддалась. Спрашивается — зачем? Рука лишняя?
— Я... не могла иначе, — с закрытыми глазами, как бы в полубреду пробормотала девушка.
— Я понимаю. И на тебя совсем не сержусь... тем более, что тут есть более достойные кандидатуры, — я успокаивающе погладила ее по руке.
— Боль... пропала! — раненая удивленно распахнула глаза.
Ох, не нравится мне это — в кино, если пациент перестает жаловаться на боли, у врачей сразу становятся такие озабоченные лица...
— Да где же этот коновал?!!
— Что, госпожа чародейка внезапно уверовала в традиционную медицину? — придворный лекарь был все той же ехидной, какой запомнился мне с прошлого раза — ничего, что это было почти год тому назад.
— Я всегда в вас верила, — никогда не помешает лишний раз польстить портному, врачу и повару... а уж мужчине и два раза — не чересчур.
Доктор самодовольно усмехнулся:
— А я-то думал, что стоит вам сказать "Рюха, бруха, калабуха" — и все пройдет само собой!
— Рюха, бруха, калабуха, — послушно повторила я. — Ну, что — полегчало?
— Вполне, — изменившимся голосом подтвердил лекарь.
Глубокая рана под его руками внезапно перестала кровоточить, и затянулась в считанные секунды. На месте пореза остался только длинный розовый шрам — и тот на глазах бледнел.
— Издеваетесь!? — по-бабьи тонко взвизгнул лекарь.
— Господь с вами, — я по возможности обезоруживающе развела руками, борясь с желанием хлопнуться в обморок и избежать вопросов: — Просто не знала нужных слов — я же самоучка!
Глава 7.
Видно, не очень убедительно получилось — фыркая, точно разбуженный посреди зимней спячки ежик, королевский лекарь развернулся и сердито посеменил обратно в лес... тьфу, во дворец! Мужика можно понять: каждый бы обиделся, отдав полжизни, чтобы научиться чему-то... А простой девчонке, чтобы его превзойти, достаточно щелкнуть пальцами — при этом она сама не вполне понимает, что делает! Не напоминайте мне про Моцарта и Сальери — не нравится мне эта аналогия... Не вдохновляет!
— Поможете мне отнести Орлетту в комнату, Лаврентий Петрович? — я демонстративно старалась не замечать переминающегося с ноги на ногу короля. Значит, "ненадолго съезжу в Старгород, и тут же вернусь"? А если бы не вернулся?! Видеть его после такого не могу! Вернее, могу, но не хочу... Точнее, хочу... но принципиально не буду оборачиваться!
— Я... Это... — мужчина смущенно отвел глаза.
— Ну же! Только что так страстно сдирали одежду, а теперь стесняетесь на руки поднять?
— Я сама! — девушка попыталась встать, опираясь на локоть здоровой руки, но внезапно побледнела, как смерть, и потеряла равновесие.
Однако знакомого "бумканья" на этот раз я так и не дождалась — буквально в последний момент ее подхватили огромные, но ловкие руки. Ну, вот — а строил из себя ходячую невинность! И с таким, надо сказать, знанием дела держит, точно раненного товарища... наверное, немало их перетаскал!
Торжественная процессия невольно вызывала трепет у встречных слуг: впереди, со скорбным выражением на лице и безвольно обвисшей девушкой в окровавленной разодранной рубашке на руках, медленно шагал Лаврентий. Следом, тоже вся в крови (да все мы там были хороши!), семенила я, на вытянутых руках неся перед собой меч поверженного героя. Бесславный победитель нерешительно мялся в сторонке...
Дверь в комнату Орлетты оказалась незаперта — впрочем, во дворце замки навешивались преимущественно на стратегически важные объекты: арсенал, казну, кладовку с деликатесами (от котов). Отдельные параноики, у которых двери постоянно распахивало сквозняком, устанавливали изнутри засовы и щеколды. Чтобы в отсутствие хозяина здесь у кого-то что-то украли — нонсенс! Хорошо натасканный штат слуг почти не оставлял возможности остаться наедине с собой... или с кем-нибудь еще.
