— Омега? В армию? — ахнул Двуликий.
— В Альхейне были другие порядки, нежели в Ингерне. Омеги могли не только быть государственными служащими, но и заниматься наукой, самыми разными ремёслами, в том числе и теми, которые в Ингерне не считались омежьими, торговать, охотиться, быть мореходами и даже воевать. Всё определяли способности и личный выбор. Старшему, кстати, повезло больше, и он впоследствии вышел замуж за старшего сына Роберта Эдгара-Амада. Так вот, изложив свою точку зрения, преступники решили было, что дело они по сути выиграли, но не тут-то было. Пока шёл допрос всех свидетелей при посредничестве Аслана, стали известны результаты проверки этих купцов от Торговой палаты, и в зал суда прибыл Роберт. Подозрения таможенников полностью оправдались, и совершённое надругательство над омегами лишь усугубило и без того шаткое положение "гостей". Причём прибыл Роберт не один, а с семьёй ещё одного омеги, над которым эти двое надругались в тот самый год, когда с преступниками в Альхейн прибыл сам Роберт, но до столицы не доехал. Иначе бы просто не позволил случиться тому, что случилось — он и в прежней жизни уважал чужие верования и традиции. Обязательно бы выяснил, нет ли какого торжества, уточнил и постарался придержать земляков в узде, как уже не раз делал в других своих поездках по континенту.
— И что тогда случилось?
— Тот омега возвращался из дома в загородный храм, где пережидал течку. Тогда ему внезапно пришлось вернуться домой на полдня — пришло известие о неизбежной смерти тяжело больного отца, и мальчик хотел успеть попрощаться с ним. До дома-то проводили, с отцом попрощаться успел, а потом младший брат-бета поспешил вернуть его обратно — заверил служителей монастыря, что справится с поручением и сам. По пути на них и наткнулись эти двое. Несмотря на то, что до начала вспышки было ещё время, мальчик был укутан как следует, принял особую настойку, да и сама течка шла на убыль, этим мерзавцам хватило. Они оглушили брата омеги, а потом затащили за угол его самого и изнасиловали по очереди. Мальчику было четырнадцать. — Риан злобно выругался. — Наигравшись, они ушли, и очередную вспышку бедняга едва не пережил в подворотне. Его успели подобрать двое соседей и укрыть у себя дома, потом нашли брата и сообщили домой. Как только вспышка кончилась, обоих ребят доставили в ближайший монастырь, а потом выяснилось, что омежка всё-таки забеременел. Его оми и прочая родня так и не смогли добиться от братьев примет нападавших — бета мало что запомнил, а сам мальчик и вспоминать ничего не хотел. Ребёнка он всё-таки решил родить, и малыш-бета появился на свет очень слабым и с физическими изъянами. Того, что он вообще выживет, никто не ожидал, но ребёнок всё же выжил, заметно окреп. Дурная кровь отца немало у него отняла — в частности у парня обнаружилась при взрослении ещё и врождённая импотенция — однако умом он всё же пошёл в альхейнскую родню, отличился хорошими способностями в школе и поступил учеником в стеклодувную мастерскую. Поскольку преступников так и не нашли, дело заглохло.
— А сам омежка? Что с ним потом стало? — встревожился Риан.
— В шестнадцать лет он встретил достойного альфу и вышел за него замуж. Тот даже усыновил пасынка и заботился о нём наравне с собственными детьми. Когда стало известно о двойном изнасиловании в Ночь Ферейна и о том, кого именно подозревают, тот самый омега уговорил мужа взглянуть на подозреваемых до того, как их вызовут уже в суд, и опознал одного. Да и первенец получился очень похожим на отца. Омега решил всё-таки покарать своих мучителей и явился на слушание вместе с мужем и старшим сыном. Это стало ещё одним громким скандалом. Но и это было ещё не всё. Знаешь, почему этих двоих и их товар начали проверять особенно внимательно?
— Почему?
— Один попытался задобрить таможню дорогим мечом альхейнской работы. Роберт пожелал увидеть этот меч и опознал личную вещь Исмета, одного из братьев Аслана, пропавшего по пути в Ингерн с дипломатической миссией. Роберт позже переговорил с бывшими компаньонами и заставил их рассказать, как дело было, и это только усложнило всё. В задачу Исмета входили переговоры по поводу гонений на адептов веры Альхейна из местных и живущих в торговых городах граждан Альхейна. К тому времени Альбус II-ой, известный также как Альбус Одноглазый, начал под влиянием Спенсеров налаживать отношения с Альхейном. По предложению Спенсеров даже были заложены основы того, что впоследствии трансформировалось в международное право. На это и надеялся Владыка, посылая Исмета аль Амира с миссией, но тут вмешалась большая политика, ведомая Тайным советом при дворе Императора. Приближённым Альбуса мир был не нужен — Альхейн и его богатства, включая заморские колонии, были слишком жирным куском. Узнав о прибытии Исмета в Ингерн, Тайный совет подослал убийц, и свидетелями этого самого убийства и стали те двое. Они ни словом нигде не обмолвились об увиденном, а дорогой меч попросту присвоили вместо того, чтобы попытаться вернуть его на родину убитого. По понятиям Альхейна, подобное мародёрство является страшным оскорблением и не оправдывается ничем. Это минимум смертная казнь без права помилования.
— Почему? Они же просто приняли решение...
— Так-то оно так, да только это решение стало одним из ключевых в международной политике того времени. Альбус II-ой наверняка бы откликнулся на протест венценосного коллеги и остановил преследования иноверцев, но Синоду было необходимо выкорчевать угрозу с корнем, для чего они раздули новый пожар инквизиции, хватая "неверных" и осуждая их на смерть по самым абсурдным обвинениям, включая колдовство. Миссия Исмета была исключительно важна, а его убийство, да ещё замалчиваемое на протяжении почти двух лет, стало очередным ударом в спину Альхейна. Если бы эти жадные негодяи хотя бы вернули меч в Альхейн и рассказали, что видели, то, возможно, удалось бы разрешить конфликт путём выдачи заговорщиков и предотвратить этим войну.
— Ни ... себе... — Риан спохватился и дал себе по губам. Не на гулянке мажоров!!!
— В общей сложности этим двоим грозила смертная казнь. Когда перед ними предстал новый глава Торговой палаты Альхейна — Роберт возглавил её незадолго до происшествия — купцы последние слова потеряли. До того они с Робертом не пересекались, а когда всё же встретились, то глазам своим не поверили. Само собой, что вступаться за них Роберт не собирался. После оглашения новых обстоятельств дела, связанных со старым изнасилованием, Хасан аль Заир официально объявил о взятии обвиняемых под стражу до вынесения приговора...
— Погоди-ка! — перебил Дензела омега. — Ты говоришь об инциденте Колмстона и Харельсона?
— И об этом слышал? — улыбнулся тот.
— Консультант на съемках рассказывал, и в справке, что мне выдали для более подробного ознакомления, это тоже было.
— Да, именно тот самый скандал. В общем, Колмстон и Харельсон были брошены в тюрьму. Ночью Роберт навестил бывших приятелей, вытянул из них историю обретения меча Исмета и попытался воззвать к их совести. Объяснил, в чём они сглупили, предложил публично покаяться, и тогда, возможно, им позволят без позора вернуться домой. Харельсон, от которого и родился увечный ребёнок, пытался воззвать к прежней дружбе и землячеству, на что Роберт жёстко напомнил о том, что "друзья" бросили его умирать и даже не попытались узнать, где "дорогой друг" похоронен. Рассказал про то, как его вылечили, как он учился в том самом монастыре и решил стать верным сыном Альхейна. Сказал, что ничем бывшим компаньонам не обязан, и снова предложил покаяться. Колмстон и Харельсон окончательно убедились, что Роберт действительно изменил родине, и презрительно отказались.
— Представляю, как они охренели, поняв, что покойник и не думал помирать! — невольно хихикнул Риан, хотя смеяться тут было особенно не над чем.
— Не то слово. Разумеется, они немало слышали о Хасане аль Заире, и до поры до времени им везло не попадаться Торговой палате на зуб — кое-как вписывались в систему стандартов и не выдавали одно за другое. В этот раз они обнаглели совсем и привезли откровенную подделку — груз фальшивого фарфора. Минский фарфор в Альхейне всегда высоко ценился — делать здесь его было не из чего. Поскольку у Альхейна были давние хорошие отношения с Мином, кое-кто предложил выдать мошенников туда, однако Владыка намеревался наказать преступников лично. Суд был публичным, Колмстона и Харельсона приговорили к самой позорной казни в Альхейне вместо смертного приговора. Эта была демонстрация, которая должна была показать Ингерну, что терпеть подобное больше не будут.
— И что с ними сотворили? — подобрался Риан.
— Сначала сбрили все волосы на теле и голове, заклеймили, отрезали яйца, затем публично выпороли на центральной площади, потом голыми провели по всем улицам Исы, включая маленькие и глухие, где в них с презрением и гневом швырялись чем ни попадя все, кто хотел.
— Оторвался, народ, — хмыкнул омега.
— И как следует. Потом их в кандалах должны были погрузить на корабль, доставить в ближайший ингернский порт, на шлюпке подвезти к пристани и вышвырнуть местным под ноги вместе с письмом, в котором подробно излагались их преступления. И всё бы ничего, да только перед самой отправкой в тюрьму не без помощи сочувствующих стражников проникли муж и братья изнасилованных омег, чтобы поступить с осуждёнными так же, как они обошлись со своими жертвами.
— Их... изнасиловали? — похолодел Риан, чётко представив себе эту картину.
— Причём неоднократно, — подтвердил Дензел. — Об этом стало известно уже на следующий день, когда на традиционный утренний обход пришёл начальник тюрьмы, и заключёные из соседних с северянами камер пожаловались на то, что им всю ночь не давали спать какие-то вопли.
— А с чего вдруг осуждённые жаловались?
— Потому что допросы и пытки в Альхейне проводили не в общих тюрьмах, а в отдельных местах, куда не было доступа простым людям. Приговорённых к пыткам и держали там же. В тюрьме пусть и отбывают наказание, но всё-таки люди живут, в приговоре достаточно подробно расписано, в чём именно заключается наказание, и нарушение сна посторонними звуками не в ходило в приговор всех этих людей, на что они вполне справедливо могли пожаловаться. За самосуд мстители были наказаны, отправлены на каторгу вместе с теми самыми стражниками, но исключительно для порядка — все горожане целиком и полностью оправдали поступок осуждённых.
— А зачем же их судили?
— А зачем вообще нужны законы? Для обеспечения порядка внутри общества. Когда ты больше узнаешь о традициях и идеологии Альхейна, то поймёшь это лучше. Если коротко, то идеология Альхейна давала людям куда большую свободу действий и не склонна была осуждать праведный гнев. Тут всё решал сам человек. Есть закон, установленный предками и принятый всеми. Закреплённый в государственных документах. Если ты нарушил закон, то должен ответить, чем бы не руководствовался. Отвага человека характеризовалась в том числе и тем, насколько достойно преступник принимает наказание. Само собой, что бывало всякое, однако воспитание с детства прививало альхейнцам уважение к закону и ответственность за принятые и воплощённые решения.
— И что было потом с этими мужиками?
— Первоначально были приговорены к работам на судостроительной верфи сроком на десять лет каждый, а когда разразилась война, то дружно попросились в действующую армию. Домой не вернулся ни один, а выжившие сослуживцы уверяли, что все эти осуждённые сражались достойно и до последнего были верны принятой присяге.
Риан нахмурился.
— Я читал, что Колмстон и Харельсон такого наговорили, что Альбус Одноглазый впал в ярость и моментально объявил Альхейну войну. Они представили дело так, что злые богомерзкие альхейнцы обвинили пёс знает в чём безвинных торговцев, уничтожили товар, искалечили, унизили по полной программе и вышвырнули. Им поверили, и эта версия вошла в учебники истории Ингерна. А что Роберт? Ему совсем этих уродов жалко не было?
— А почему он должен был их жалеть? — пожал плечами Дензел. — Эти люди бросили его умирать, натворили всякого, пользуясь его именем, зарабатывали, в том числе и не самыми честными способами, а потом окончательно потеряли остатки совести и начали беспредельничать.
— И он не считал себя предателем Родины?
— Нисколько. Он полностью проникся учением Альхейна и сделал свой выбор. Это не предательство с точки зрения правоверного жителя Альхейна. Есть выбор. Есть последствия этого выбора. Если сделал выбор — имей мужество принять и его последствия. Роберт принял, как и родственники пострадавших омег. В общем, захочешь — узнаешь всё сам. А что касается последствий той мести, то Владыка едва успел отослать депешу своему постоянному послу в Ингерне, чтобы он как можно скорее организовал выезд оставшихся в нашей стране земляков обратно в Альхейн, иначе началось бы банальное истребление альхейнцев по призыву Церкви. Настоящая резня. Этот самый скандал и стал поводом для объявления войны — как Спенсеры не бились, Альбуса глубоко задел рассказ Колмстона и Харельсона в передаче тогдашнего епископа Викторанского, который намеренно сгустил краски.
— И после всей этой истории дети Роберта... — горько вздохнул Риан.
— Да, — подтвердил Гиллиан. — Когда выяснилось, куда всё-таки пропал Исмет, дети Роберта, глубоко оскорблённые таким отношением, принесли самую страшную клятву, что их дети никогда не будут учить язык этих животных, которые только похожи на людей. Они даже предали забвению свои ингернские имена, которые им выбирал не только сам Роберт, но и Аслан. Клятва была исполнена, и она вышла боком младшему сыну Фатима иль Заира, того самого Кристофера Хока. Фатим вышел замуж за Марата аль Саккара, альфу из не менее старинного рода, чем Амиры. Саккары тоже имели в предках переселенцев с Севера, и этот брак дал Альхейну рыжеволосого белокожего ребёнка, которым был Алу иль Саккар, известный у нас как Орион.
— Алу? — удивлённо переспросил Риан.
— Ты не ослышался, — улыбнулся Дензел. — Я сам очень удивился, когда узнал, что "Орион" это всего лишь прозвище, которым мальчика наделил любящий его народ.
— И что оно означает? — полюбопытствовал Риан.
— "Звезда". Само это слово из языка, который использовался в Альхейне в качестве обрядового во время религиозных церемоний. Этот язык является одним из ответвлений нашего древнего диалекта и был принесён на юг Ушедшими во времена Великого Холода. Слова из этого языка в качестве эпитетов и прозвищ в Альхейне использовались достаточно часто, но подобные "светоносные" просто так не давались. Алу своё заслужил по праву — в тяжёлое время он поддерживал земляков жизнерадостностью и оптимизмом. Поездка Алу в Ингерн по сути стала жертвоприношением Альхейна на алтарь мира, и то, что из этого вышло, вызвало такую ярость, что альхейнцы сражались на новой войне гораздо ожесточённее, чем на предыдущей, что тоже сыграло роковую роль в гибели империи.
— Простите, вам больше ничего не нужно? — деликатно постучался в стенку Джордан.
