— Ага... А, если попроще?
— А зачем? — недоуменно развернулся ко мне Глеб. — Или, лично тебе интересно?.. Ну, если совсем просто, то, призраки могут многое, а дубли — ничего, кроме перемещения в пространстве, да еще способности внезапно появляться и исчезать. Они лишь бледные копии своих авторов. Хотя, внешнее сходство, безусловно, присутствует, — скривился он так выразительно, что тут же навел меня на определенные мысли:
— И кем была твоя жертва? — даже затормозила я свой 'полет'.
— Жертва?.. Да так, лавочник один. Подсунул нам вместо... Анис! Ты опять меня отвлекаешь? — вскинул он на меня свой, полный праведного гнева взгляд. — В общем, дубли — это дубли. И кстати, самые сильные они, как правило, получаются, знаешь, у кого?
— Неужели, у некромантов? — изобразила я сильное удивление.
— Ну, да. Родственная стихия, выражаясь вашим языком. Правда, есть здесь одна загвоздка, потому что при постоянном генерировании собственного дубля, он начинает набирать силу, качая ее из своего создателя. И связь между ними со временем может... Анис, ты меня слушаешь?
— А-а?.. — взлетела с моего оттопыренного пальца божья коровка. — Я все поняла, Глеб и запомнила. Давай освещай дальше...
* * *
— Хамелеон...
— Что?
— Я говорю, зверек его ручной — хамелеон, — недоуменно уставилась на меня Алена. — Ты же сама меня спрашивала? Горст говорит, это его личный талисман последние девятнадцать лет.
— Скорее, символ, чем талисман.
— Символ?.. Символ чего?
— Умения принимать нужное обличье, — медленно произнесла я, а потом, будто впервые, огляделась по сторонам. — Та-ак, дорогая моя, собирайся. Мы отсюда прямо сейчас уходим.
— Куда это мы уходим? — выкатила на меня художница глаза. — Я, вообще-то, здесь живу. И, к тому же, больна.
— Ах, это, да, — спохватившись, лупанула я в нее такой волной энергии, что девушку вновь отбросило на подушки. Зато, щеки вмиг налились румянцем, правда, от...
— Стася, хобий натюрморт! Ты что это тут изображаешь?! — гневно подскочила на ноги Алена. — В прошлый раз я тебе простила такое, а сейчас...
— Одевайся, давай, — двинула я на обнаженную 'натуру'. — Или, тебе собственная жизнь не дорога?
Приятельница разинула сначала рот, пару раз шумно глотнув воздуха, а потом, не отрывая от меня взгляда, выдохнула:
— Это ОН из меня качал?
— Ага.
— Я так и знала, что неспроста в него вляпалась, — и подорвалась со всех ног в гардеробную.
— Это разве ты 'вляпалась', дорогая? Вот мы, так точно...
Воин духа с умником уже поднимались по лестнице, когда им навстречу, брякая, перекинутым через плечо мольбертом, пронеслась Алена. Я же чуть задержалась, стирая следы собственного присутствия.
— Анастэйс, что здесь у вас? — удивленно замер на пороге спальни Ветран.
— Стоять!
— Опять растяжка?
— Нет. Просто следить не надо, — посмотрела я на своих мужчин так хмуро, что они, на всякий случай, сделали шаг назад. — Мы сейчас очень быстро отсюда уходим.
— Стася?
— Очень быстро! — показала я им пример, правда, внизу тоже пришлось ненадолго тормознуть...
Художница запирать свой дом на замок считала в принципе дурным вкусом, покрывая этим 'эстетическим завихом' собственный склероз. Мы тоже не стали ударять в грязь лицом, хотя, лично я думаю, что, если воры и полезут туда, то дойдут только до начала коридора. Алый шарф ее еще полоскался на ветру в самом конце улицы, когда и мы нырнули в ближайший от разноцветных башенок проулок. И вот только тогда я смогла спокойно выдохнуть:
— Объясняю: Алена на время перебралась к Аргусу, хотя, надежнее было бы, конечно к Гелии, но, ее сейчас в Мэзонруже нет. А у меня для вас две новости. Одна очень хорошая, — глянула я на напрягшегося Ветрана. — Но, она, к сожалению, тяжесть второй нисколько не убавляет, — и тормознула посреди тротуара. — Дотерпите? Думаю, обратно — подвалом.
Мужчины выказали завидную стойкость духа, хотя, одному из них такое точно не в новинку. И уже через пять минут в нашем собственном, после алениных клетушек, кажущемся дворцом доме, собрался 'Совет четырех' (бывшее сообщество 'Тайны отца Аполлинария и их последствия').
Открыла его я:
— Сразу хочу перед вами... покаяться. У нас в последнее время это вошло в традицию... Я уже давно догадывалась, с кем мы имеем дело, но, верить в это долгое время тоже не хотела. И я знаю, что и ты, Ветран, тоже об этом догадывался. Ведь так? — глянула я на отвернувшегося в сторону мужчину. — Ты догадывался, что Горсту Фенербаку нельзя доверять.
— Да, — покачал он головой. — Все так. Но, было лишь на уровне потенциальной угрозы.
— Третий глаз, — понятливо хмыкнула я. — Но, зато, я теперь точно знаю. Нет, я точно уверена, что ваш Святой Хвостокрут в этой истории никак не фигурирует. В роли призрака, конечно.
— Что ты сказала? — развернулся и даже привстал мужчина. — Анастэйс, повтори.
— Ветран, то, что маячило перед всеми жертвами, не было призраком. Это был дубль, энергетический фантом, сработанный и управляемый очень сильным магом... Некромантом, — произнесла я, наконец, это слово вслух. — Ему просто нужно было, чтобы вы поверили именно в то, что четки нужны призраку, а не ему самому. Вот он и придумал всю эту историю. А душа твоего наставника, Ветран, витает сейчас совсем в другом месте, где Святому и положено. Правда, я таких мест не знаю... Что? — невольно отступила я на шаг, при виде шагающего прямо на меня воина духа.
— Спасибо тебе, — сгреб он меня в охапку и с силой прижал к себе. — Спасибо тебе, Анастэйс.
— Хобье коромысло!.. Коллега.
— Да?
— Ну, а теперь-то вам, я надеюсь, не приспичит обязательно самопожертвоваться?
— Теперь я убью его просто так, — глухо произнес Ветран. — Анастэйс, а ведь ты мне с самого начала это говорила.
— Ага, — заглянула я в предательски блестящие глаза мужчины. — Но, он тоже был очень убедительным. Он постоянно прятался то за чужое свечение, то за чужую магию, то за нечисть, которую согнал неизвестно откуда. Игрался с нами, как с куклами. А сам в это время копил силы. И... Груша, — выбралась я из объятий Ветрана. — Ты мне ничего сейчас не отвечай. Просто я посмотрю в твои глаза. Хорошо? — присела я перед сжавшейся крохой. — Наша защита. Она построена на четырех стихиях. А стихия некроманта — пятая. Она — по центру, эфир. И поэтому ему сюда никак?.. Ага. Раз мы его своими тесными связями в этом центре перечеркнули... Я так и подумала.
— А зачем же ему тогда понадобился оружейник? — решил уточнить кот. — Или, он тоже захотел им... поиграться?
— Да нет, — вздохнула я. — Оружейник — жертва. Он им... пополнялся... Да кратагусом меня накрой! — снизошло, наконец, озарение. — Зеня, я поняла, почему меня преследовало то словосочетание.
— Какое? — недоуменно застыл кот. — Э-э... Гном и...
— Мыло! Гном и мыло! — даже подпрыгнула я на месте. — Мое волшебное мыло! Я-то все гадала, а тут... — окинула я шальным взглядом своих слушателей. — Там в компонентах есть укропник, травка такая. Она сама по себе слабая, но, в сочетании с полынью и дырявником резко усиливается и выявляет темных магов. Вот его и накрыло. Зеня, ты же сам говорил, что он к концу застолья...
— ... сильно раскис, — качнул головой умник. — Я помню. Огородным укропником надышался, — зло захихикал он.
— Ага, — тут же затухла я. — И оружейник, проезжающий мимо алениного дома оказался как раз кстати... Так кстати, что он решил рискнуть, сволочь.
— Ну, не такой уж это был и риск, — парировал мне умник. — Сколько мы над этим делом бились, пока в гостинице ты на комнату ту не наткнулась... Хобья сила, Ветран, Стася, а что нам теперь-то делать, когда мы все про него знаем? Может, его Бухлюю сдать?
— Водяному с ним не справиться, — нахмурил брови воин духа.
— И, я так понимаю, Прокурат сюда тоже не полезет? — вкрадчиво уточнил у него кот.
— Ты все правильно понимаешь, Зигмунд. Я сам его убью. Такие... сволочи жить не должны.
— Правду сказать, — опустилась я на диван. — Я тоже другого выхода здесь не вижу.
— А какой здесь может быть другой выход, Анастэйс? Я в Ладмении многое повидал, ко многому стал относиться терпимее, но, некромантия... — произнес он с таким оскалом, что у меня, вдруг, защемило сердце. — некромантия, это самое темное зло из существующих на любой земле.
— То есть, некромантия в принципе? — настороженно заметил кот.
— Да... Да, ты и сама, Анастэйс, назвала этого... 'темным магом', — развернулся ко мне всем корпусом воин духа. — Значит, и ты также считаешь?
— Я?.. Я могу назвать так любого, кто уже переступил свою черту, — глухо откликнулась я. — И ты, Ветран, хоть, действительно, многое у нас повидал, но, не понял самого главного. Того, что темной магии нет, как нет и самого темного зла. Есть лишь те, кто это зло творят. Каждый в отдельности. Будь то некромант, маг огня или алант. Это, то же самое, что назвать... суп злым, хотя его варил злой повар и поэтому переперчил. Или нож, — понесло меня дальше в 'кухонную тему'. — Магия и есть нож...
— Ну, да, — криво усмехнулся мужчина. — Нож. Очень острый нож. Но, ведь ты же не будешь со мной спорить, что некроманты, в отличие от других магов качают свою силу целиком из чужих страданий?
— Не буду. Эти маги очень к ним близки, однако, и здесь тоже весь вопрос в твоем личном выборе. Ведь можно эти страдания просто забрать, избавить от них, а можно и наоборот, сначала самому их причинить.
— Послушайте, коллега, — глядя на нас, решил вмешаться умник. — А вы в курсе, что многие из некромантов служат и в Прокурате?
— Теперь — в курсе, — бросил он в ответ, уткнувшись взглядом в горящие поленья. — Анастэйс, я понимаю, ты сама часть своего мира, но, поверь и ты мне. Есть вещи, которые для таких, как я — нерушимая истина. И, если она развалится, хотя бы даст трещину, весь мой мир рухнет. И все равно, невзирая на наши с тобой различия, ты для меня — самое чистое и светлое, что было когда-то в моей жизни. Ты и моя семья. И я даже допустить не могу, что можно поставить вас и... некромантскую силу не то, что рядом, а... В общем, я не могу, — покачал он головой.
— Ты так думаешь? — потерянно произнесла я. — Ветран, мне сейчас...
— Хозяйка!!!
Я вздрогнула от неожиданного крика и подскочила с дивана:
— Груша, ты чего?!
— Хозяйка... Я вам помогу. Я ведь и так уже — отступница. Но, все еще хранитель этого дома. Я знаю, как его завлечь, этого мага. И это надо сделать сейчас, пока он еще не набрал полную силу. До полнолуния.
— Вот это да, — рухнула я обратно на диван...
Ветер носился между деревьями, попутно осыпая в траву до срока пожелтевшие листья и непонятно было сейчас, что стонет сильнее: весь мой сад под его порывами или две яблони по обе стороны от мерно качающегося гамака. А еще на душе было тоскливо и тревожно. И опять эту внутреннюю пустоту не в силах было согреть даже собственное, стихийное тепло... И тетушкина шаль тоже совсем не грела. Потому что пропасть, что разверзлась сейчас между моим гамаком и старым домом, на крыльце которого стоял воин духа, дышала жутким холодом. Холодом отчуждения. Или, осознания того, что изменить я уже вряд ли что-то смогу. Ведь есть 'нерушимые истины', поколебать которые означало бы уничтожить целый мир...
— Анастэйс, ты почему грустишь? — Ветран смотрел, не мигая, чуть склонив голову набок и ветер трепал его светлые волосы.
— Я не грущу. Хотя, нет, грущу. Потому что ты, ветреный победитель коварных магов, сегодня опять пренебрежешь своей защитой. Скажи, я зря прыгала по этому саду, как бешеный заяц?
— Нет, не зря, — засмеялся он, осторожно качнув мою 'люльку'. — Обещаю, на поле боя выйти во всеоружии... Скажи, а как работает защита дома? Если бы некромант попытался в него войти, то что бы произошло тогда?
— Что бы произошло?.. Ну, как тебе объяснить? — с сомнением посмотрела я на воина духа. — Ты когда-нибудь страдал настоящим, кузнечным похмельем?
— Конечно, — как мне показалось, даже с обидой протянул он.
— Ага... Ну, так помножь это состояние раз в десять и представь себе его, едва перешагнувшего через наш порог. Он даже шар свой слепить не сможет, не говоря о заклятиях.
— Вот это сила, — вскинул Ветран брови, видно, действительно, помножив, а потом поднял глаза к небу. — Анастэйс, пойдем домой. Сейчас дождь начнется, да ты и замерзла вся, уж прости за очередное оскорбление. И... я хотел баню истопить. Как ты на это смотришь? Время то еще до ночи есть.
— Баню? Да, пожалуйста. Только не говори мне, что это ради того, чтоб повыпендриваться перед противником в новых штанах. Он все равно в темноте все твои карманы разглядеть не сможет.
— Да-а, — скривился мужчина. — А я так надеялся вначале прибить его морально своими тринадцатью. Пошли, — со смехом протянул он мне руки.
— Так ты их сам уже пересчитал? Ну, тогда знай, что вареников в твоей тарелке на ужин будет гораздо больше, — качнувшись вперед, прыгнула я в его подставленные руки.
А сверху, из безнадежно беременных влагой туч, хлынул на нас дождь...
Он уже лишь моросил, этот загулявший по окрестностям до ночи, пришедший к обеду 'гость'. Бил едва слышной дробью по темным стеклам дома и серебрил траву во дворе, что видела сейчас только я в свете своей магии, да и то приглушенной. Потому что, иначе никак. Мы, собравшись у горящего очага, тихо сидели и ждали еще одного 'гостя'... И он, наконец, пришел...
Первой его почуяла домовиха. Да, в общем, к ней и пожаловали. Груша напряглась всем тельцем, вскинув ко мне испуганные глаза, а потом, так же неожиданно, обмякла:
— Он меня снова зовет, хозяйка. Он снова заставляет меня сделать это.
— Сделай, — как можно спокойнее кивнула я. — Сделай, как мы и договаривались, ничего не бойся, — и вложила в подставленную ладошку маленькую круглую бусину.
Рука ее дернулась от прикосновения враждебной энергии, но Груша лишь сильнее сжала кулачок. И медленно, чтобы и мы за ней поспевали, направилась к парадной двери. Потом, оставив ее распахнутой настежь, минула сени и маленькой ушастым силуэтом застыла на крыльце. Воин духа тихо проскользнул за внутренний косяк. Я же, наоборот, отступив в темноту, осталась следить за происходящим, держа в поле своего зрения и домовиху и Ветрана и кота, притаившегося у высокого порога.
Ждали мы и на этот раз не долго, и по тому, как дернулась Груша, я поняла — действо началось и следующий ход — уже за нами. За 'священной' добычей явилась ящерка, маленький, с крысиного детеныша хамелеон с явным усилием вскарабкался на последнюю ступеньку крыльца и выжидающе замер в ярде от домовихи — отлаженная, видно, система и еще один ответ к куче сегодняшних. Груша склонилась, выпустив бусину катиться по мокрым доскам, а когда та исчезла в широкой пасти 'курьера', отступила к перилам, освобождая нам путь. Но, первым, после моего кивка, наружу вынырнул умник и, едва оглядевшись по сторонам, тенью метнулся с крыльца. Да, молодое и сильное котовье тело явно определяло стиль жизни... А может, и сама наша жизнь сильно стимулировала на подобные подвиги. Но, подумать об этом как положено мне сейчас было некогда, потому что, уже через несколько секунд с улицы послышался шум возни и победное 'Ма-э-оу', что видно означало 'Все — эта мерзость у меня в пасти'.
