Арлан читал приговор, и с каждым словом что-то перегорало в его душе, рвались одна за другой тлеющие нити, осыпаясь стылым пеплом:
"Злоумышлял" — он сидит на коленях у Лерика, макушкой упирается в его подбородок, смотрит в раскрытую книгу. На страницах — буквы, красивые, разукрашенные, обвитые листиками плюща и цветами. Он тычет пальцем в картинки, Лерик называет букву, Арлан повторяет за ним, смешно растягивая "а-а-а". Вспыхнуло и сгорело, огонь пожрал буквицы.
"Подстрекал" — Лерик прикладывает лист подорожника к разбитой коленке мальчика, а затем, воровато оглянувшись по сторонам, скидывает длинную робу хранителя на землю и лезет по стене, огораживающей сад, умело находя едва заметные выступы. Усевшись, протягивает руку. Арлан, забыв про боль в колене, карабкается вверх и на этот раз достигает цели. Они сидят, свесив ноги, смотрят на лежащий внизу город, залитый полуденным солнцем. Солнце взрывается огненным шаром, яркие лучи уничтожают город и стену. Рассыпалось в прах.
"Злоупотреблял" — Арлан стоит у доски в классной комнате, беспомощно крошит кусочек мела. На доске условие задачи, он выполнил два первых действия и не знает, что делать дальше. Король недовольно смотрит на сына, и под его гневным взглядом мальчик и вовсе теряется, забывая даже то, что прекрасно знал еще утром. Белая крошка сыпется на пол, гнев в глазах короля сменяется брезгливым презрением, когда Лерик выходит вперед: "Одну минуту, ваше величество. Ты все знаешь, Арлан. Вспомни. Мы решали похожую задачу вчера". Рука ложится ему на плечо, фигура Хранителя закрывает мальчика от осуждающего взгляда отца, и он вспоминает. Кусочек мела быстро скользит по доске, выводя правильный ответ. Пламя с треском проглатывает доску, разлетаются в стороны искры.
Дрожащий голос креп, высыхали слезы. Сказав: "повинен смерти", он уже не мог вспомнить, почему так мучительно больно было произносить первые слова, и почему этого преступника не казнят прямо здесь и сейчас. Ведь он покушался на жизнь своего господина. Впрочем, и это недоумение прошло: стоящий на коленях перед троном человек больше не был опасен. Его смерть не имеет смысла.
Лерика потащили прочь из зала, и только тогда, словно очнувшись, он вывернулся назад и закричал отчаянно, зная, что ничего не добьется, но не в силах молчать:
— Отмените коронацию! Ваше величество! Умоляю! Отмените коронацию! — но, перехватив взгляд бывшего воспитанника, захлебнулся собственным криком.
В комнате Хранителя Реймон в третий раз перечитывал вложенные в трактат бумаги. Если Лерик прав, то времени у них почти не осталось. Как он и предполагал, убить Ареда даже до полного пробуждения — невозможно. Хранитель должен был дойти до крайней степени отчаянья, чтобы устроить этот бессмысленный бунт! Нельзя было ни на минуту оставлять его одного! Как он мог обмануться длинными одеждами и разумными речами, и забыть, что имеет дело с мальчишкой! А поспешность — пожалуй самая опасная из ошибок, свойственных молодости. Теперь придется действовать наугад. Коронацию уже не отменить, можно только протянуть время до первого столкновения, предупредить союзников, убедить храмовый совет, что конец времен не просто близок, а уже наступил, собрать силы. Будем надеяться, что Лерик окажется прав, и в короткий промежуток между коронацией и окончательным вхождением в силу, Темный по-прежнему будет связан Законом.
28
Королева раздраженно выговаривала старшему распорядителю двора:
— Я ведь уже сказала, что не буду сейчас принимать наместника Ландии! Неужели так трудно довести это до его сведенья? Кто вообще позволил ему приехать в Сурем?! — Коронация была назначена на полдень, ночью Саломэ вовсе не ложилась спать и сейчас сидела в кресле, откинув голову на подставку, отдавшись на растерзание сразу трем мастерам-цирюльникам.
На этот вопрос распорядитель ответить не мог, точно так же, как не сумел отправить настойчивого лорда восвояси. Вызвать охрану и выставить его вон он не решался, а уйти добровольно тот оказывался, настаивая на аудиенции у королевы. Прямо с порога! В грязных сапогах и дорожном плаще! Уселся в приемной, широко расставив ноги, и всем своим видом показывал, что вытащить его оттуда можно будет только упряжкой волов. К сожалению, из покоев ее величества не было второго выхода, и она обязательно бы столкнулась с нахалом в дверях!
— Прикажете удалить его силой? — осторожно поинтересовался распорядитель.
Саломэ досадливо вскрикнула — цирюльник слишком сильно потянул прядь, и вздохнула:
— Этого только не хватало! Хорошо, давайте его сюда, только быстро, — словно ей мало было сложностей с государыней!
Ирия отказалась одеваться, служанкам пришлось просовывать ее руки в рукава, словно наряжая тряпичную куклу. Утром она попыталась остаться в постели, и поднялась только после того, как свекровь прошипела на будущей невестке на ухо, что король придет исполнить супружеский долг прямо сюда, так что она может не трудиться покидать ложе.
Айвор отвесил подозрительно короткий поклон и подошел ближе. Саломэ остановила его:
— Стойте где стоите! Вы испачкаете мне платье! — Переодеваться у нее уже не было времени, пришлось бы явиться на коронацию собственного сына в заляпанном грязью платье, — что требует моего внимания настолько срочно, что вы даже не потрудились привести себя в пристойный вид?
— Две причины, ваше величество. Во-первых, я приехал передать вам послание Берегового Братства, — он протянул королеве футляр. Фрейлина передала послание, успев протереть платком, но Саломэ не собиралась читать его сейчас:
— До коронации моего сына осталось два часа! Береговое братство подождет.
— В таком случае позвольте мне на словах передать вам содержание письма. Начиная с сегодняшнего дня ни один корабль не покинет гавани империи, до тех пор, пока не будет заключен мир с Кавдном. Моряки устали воевать.
— Это мятеж! — Гневно выкрикнула Саломэ. До чего же ей порой недоставало Чанга... будь министр по-прежнему на посту, с наглецом-южанином разбирался бы он.
— Это исконное право Берегового Братства, ваше величество. Вы не можете заставить людей выйти в море, если они не хотят этого делать.
Саломэ повернулась к своему секретарю, застывшему в дальнем углу комнаты:
— Вызовите военачальника! Он ведь глава этого самого братства, пусть сам разбирается со своими моряками.
— Прошу прощения, ваше величество, но у вас устаревшие сведенья. Вы напрасно не потрудились прочитать письмо. Глава берегового братства — я. И могу вас заверить и от своего имени, и от имени морских лордов, что корабли не поплывут.
— Все-таки мятеж, — заключила Саломэ, невольно любуясь молодым человеком. В своей дерзости он был восхитительно красив: осеннее солнце, пройдя сквозь оранжевые стекла витража, придало светлым волосам благородный оттенок темного золота, глаза цвета морской волны в теплый летний день вызывающе горели на смуглом лице. Такой красоте самое место в легендах, куда лорда Айвора стоило отправить сразу после войны с Ландией, не дожидаясь, пока он взбунтует моряков. Придется исправлять чужие ошибки: назад в Ландию он не вернется. А что делать с морскими лордами, стоящими за этим свободным волеизъявлением, она подумает после коронации. К счастью, южане так и не изменили своему обыкновению не держать больших дружин.
Айвор словно прочитал ее мысли:
— Моя смерть не изменит решение братства, ваше величество, они готовы идти до конца. Надеюсь, вы проявите мудрость, и не станете начинать правление своего сына с кровопролития, как поступил его отец, — и прежде, чем Саломэ успела что-либо ответить, продолжил:
— Я передал вам послание, а теперь, с вашего позволения, хотел бы увидеть свою супругу, государыню Ирию. Не сомневаюсь, что ее возвращение на родину будет воспринято как знак доброй воли молодого короля в установлении мира с соседями.
В наступившей тишине со звоном разлетелся на куски кувшин с горячей водой, выпавший из рук цирюльника:
— Что? — Только и смогла беспомощно переспросить побледневшая даже сквозь слой румян Саломэ.
— Государыня Ирия — моя жена. Брак заключен согласно всем законам, чему есть свидетели, и заверен. Мои слова может подтвердить леди Риэста, жрецы, проводившие обряд, а так же министр Чанг, — Айвор не стал уточнять, каким еще образом можно подтвердить его слова, но Саломэ и без того во всех красках представила себе, какой разразился бы скандал, взойди новобрачная на ложе. Не говоря уже о том, что к ложу ее пришлось бы привязывать...
Чанг! Опять Чанг! Разумеется, Айвор ведь только что приехал, и сразу же вломился к королеве, он еще не знает, что министр переоценил степень своего могущества. В эту минуту Саломэ хотелось разрыть безымянную могилу на дворцовом кладбище, оживить покойника хоть самой черной магией и удавить собственноручно. Он знал! И позволил южанину стать наместником Ландии, а чужую жену обвенчал с ее сыном! В тот момент Саломэ уже не помнила, что брак этот был пустым обрядом, а министр выполнял волю короля.
Она заставила себя успокоиться и быстро все обдумать: до коронации меньше двух часов. Даже если государыня Ирия немедленно овдовеет, скандала не избежать. Слишком много свидетелей, да и безутешная вдова не станет молчать. Не говоря уже о том, что венчание придется проводить заново. Южанин может получить свою жену, но он напрасно думает, что она отдаст им Ландию. Саломэ вызвала стражу:
— Проводите лорда Айвора в покои к государыне и проследите, чтобы он их не покидал. А это, — она протянула гвардейцу так и не открытый футляр с посланием берегового братства, — передайте военачальнику, — Саломэ снова подставила голову цирюльникам. Ни мятежи, ни откровения, ни Семеро, ни Аред во плоти не помешают ей сделать своего сына королем.
* * *
Коронацию столичный город Сурем видел впервые. В летописях не сохранилось упоминаний, проводил ли король Элиан особую церемонию в первое свое пришествие, тогда и города-то толком не было, так, пара укреплений за крепостной стеной, но после своего внезапного возвращения короноваться он не стал, сразу же приступил к государственным делам. По храмам прочитали благодарственные молитвы, тем дело и закончилось. Наместницы же и вовсе не короновались, а венчались со статуей, после чего вступали в должность, принимая из рук Хранителя государственную печать. Для Арлана ритуал пришлось создавать заново, в кратчайшие сроки, церемонию можно было провести и с большей роскошью, но Саломэ слишком торопилась.
Для коронации избрали храм Эарнира, хотя сперва хотели возложить на принца корону перед изображением Хейнара, по Саломэ возразила, что король и есть Закон для своих подданных, и церемонию перенесли к алтарю бога жизни.
Тут же по городу начала гулять дерзкая песенка, в которой Семеро спихивали друг на друга сомнительную честь возложить корону на молодого государя: Хейнар отказался, сказав, что для этого короля закон не писан, Лаар сообщил, что после бездарной войны с Кавдном ему и смотреть на принца противно, Аммерт развел руками — уж если Хранитель взбунтовался, то он поверит своему избраннику, и подавно не станет короновать мальчишку: учитель знает цену своему ученику. Навио сбежал в дальние края, Эдаа сказал, что принц — вор, укравший у бога времени десять лет жизни, а вору негоже править империей. Один только Келиан был готов короновать принца за верную службу его отца, ведь Элиан усердно потрудился во славу бога смерти, но милосердный Эарнир согласился взять на себя неблагодарную обязанность, в надежде, что принц не станет повторять ошибки покойника.
В конце песенки неизвестный автор восхищался милосердием Эарнира, но сомневался, что молодой король окажется лучше старого. А в самом последнем куплете прямо заявлял, что раз уж отца прибрал к себе Восьмой, то ему бы и следовало короновать сына. Саломэ назначила награду за голову сочинителя и штраф за исполнение его сочинения, городская стража арестовала уже шестерых рифмоплетов, но песенку по-прежнему распевали на всех углах.
Принц медленно шел к алтарю по синей ковровой дорожке, расшитой зелеными листьями. Торжественно гудели трубы, дамы и кавалеры в роскошных нарядах заполнили зал, но королева знала, что это всего лишь толпа придворных лизоблюдов. Лорды не приехали на коронацию, даже не прислали своих представителей. Не было и послов: Ландия считалась частью империи, с Кавдном воевали, а эльфийский посланник покинул Сурем сразу же после возвращения Элиана. Саломэ понимала, что коронация — лишь первый шаг на долгом пути, и ох как дорого придется заплатить, чтобы упрочить его власть над империей. Ради себя она не пошла бы на такие жертвы, но во имя сына была готова на все. Арлан рожден, чтобы править!
Храм оцепили гвардейцы, она по-прежнему не доверяла городской страже, а немногочисленные отряды, оставшиеся под командованием военачальника, еще не вернулись в Сурем, и королеве казалось, что они не слишком торопятся. Слух о том, что супруга короля оказалась чужой женой, успел расползтись по дворцу, Саломэ с тоской представляла себе содержание следующего опуса уличного поэта, и проклинала тот день и час, когда Элиан разрешил книгопечатанье.
На пути к этой коронации она преодолела столько препятствий, что даже сейчас, когда Арлана отделяло от алтаря всего несколько шагов, не могла поверить, что добилась свого, не чувствовала облегчения, наоборот, застыла в ожидании неминуемой беды. Принц опустился на колени перед статуями Эарнира и Эарниры, положил ладони на полированный мрамор алтаря. В ушах Саломэ звенел крик Хранителя: "Отмените коронацию, умоляю!", заглушая слова жреца. Затем крик сменился тихим глуховатым голосом: "Мне очень жаль", и она уже почти была готова рвануться вперед и остановить коронацию, подчиняясь слепому предчувствию, но жрец закончил молитву и голову Арлана обхватил золотой венец, украшенный драгоценными камнями семи цветов. Молодой король медленно поднялся с колен и окинул взглядом своих подданных. Зазвенели колокола, возвещая конец обряда толпе, собравшейся на площади перед храмом.
Арлан прошел мимо Саломэ даже не взглянув на мать. Колокола продолжали звонить, за стенами вопила толпа, расхватывая мелкие монеты, а королева застыла у алтаря, не в силах шевельнуться. Предчувствие ушло, его сменила уверенность: беда уже случилась, и ничего нельзя исправить. Служители распахнули двери, Арлан вышел из храма и только тогда Саломэ смогла скинуть оцепенение и последовала за ним. Отступать ей было некуда.
* * *
Улизнуть с коронации не удалось: за день до церемонии в Корвина вцепились распорядители, и оказалось, что военачальник чуть ли не более важная фигура в оном действе, чем сам коронуемый. Даже удивительно, как они изначально собирались обойтись без него, ведь в Сурем Корвин приехал без приглашения! И к концу церемонии он уже искренне жалел, что Тейвора так не вовремя отправили в отставку. Парадная кираса давила на плечи, шлем закрывал обзор, церемониальный короткий меч без ножен хлопал по бедру при каждом движении. Хорошо еще, ничего не нужно было говорить: вопреки заверениям, вся важность его роли свелась к тому, чтобы стоять за спиной у принца, молчаливым воплощением военной мощи империи.
