Я не хотел встречаться с матерью. Я не хотел никому и ничего объяснять. Но р
ади встречи в эту субботу две недели назад отец настоятельно попросил меня приехать.
В начале февраля моя двоюродная сестра вышла замуж. Свадьба состоялась где-то в Швейцарских Альпах в узком кругу друзей. Ни мои родители, ни наша многочисленная родня не были приглашены. Неофициальные "посиделки" в кругу всех непопавших на вечеринку были назначены на сегодня.
Как будто они не могли выбрать какой-то другой день!
Я никогда нелюбил семейные торжества. Разновозрастная толпа, единственным развлечением которой были и остаются сплетни, вызывала во мне стойкое желание блевать. А вечная суета, которая сопровождала все посиделки с близкими, утомляла. Каждый раз, когда мать приглашала меня на очередную встречу, я находил миллион причин, чтобы отказаться. Но даже когда я приезжал, и Яна, и Аня всегда оставались дома. Я принимал, как должное, их нежелание общаться со сборищем идиотов, с которыми меня объединяла лишь принадлежность к одному роду.
— Я думала, что ты будешь гораздо позже, — мать улыбнулась, удивленно разглядывая меня. — У тебя что-то случилось? Ты плохо выглядишь.
— Ничего не случилось, — откликнулся хмуро. — Просто голова болит.
— Голова? Может, тогда выпьешь таблетку?
— Я уже пил.
— Когда?
— Когда останавливался на трассе, чтобы заправиться, — раздраженно отчитался перед матерью, и передернув плечами, прошел вслед за ней на кухню.
— А что ты пил?
— Какая разница?!
Мать посмотрела на меня с укором.
— Ты ведешь себя как подросток, — заметила осторожно. — Вы, что, с Ксенией поссорились? Я права?
— Она здесь не причем.
Еще не хватало впутывать мать в свои разборки с Ксюшей. И вообще... Нет девушки, нет проблемы. Как говорит мой дед, "баба с возу, кобыле легче".
— Тогда почему ты не позвал ее сегодня к нам?
Я отвернулся, чтобы скрыть гримасу и не ответить матери, что это касается только меня и Кси.
— Ты ничего не понимаешь, — пробормотал сквозь зубы.
— Тим, вы все-таки опять...
— Нет, — я не позволил маме закончить фразу. — Мы не... И хватит уже об этом!
— Цитрамон в верхнем ящике справа, — мать шумно вздохнула и через несколько мгновений из-за спины протянула мне стакан воды. — Мне нужно поговорить с отцом. А ты присоединяйся, когда тебе станет легче.
А мне станет легче?!
Я хмыкнул, услышав, как хлопнула дверь на кухню, и вокру повисла оглушающая тишина. Но вместо того, чтобы обрадоваться вожделенному одиночеству, я вдруг почувствовал острое желание с кем-нибудь поговорить.
Матери не стоило спрашивать меня о Кси. Ее слова лишь вновь меня разозлили.
* * *
— Ну и, где ты потерял свою жучку?
Вопрос старого вояки застал меня врасплох, как застают врасплох телефонные звонки посреди ночи. Или встреча со школьным товарищем в одном из переходов метро. Нелепость какая-то, одним словом. А ведь я был почти уверен, что очередного разговора с родственником — тем более с дедом — мне удастся избежать.
Я чувствовал себя выжитым как лимон. Семейное застолье уже подошло к концу, часы показывали только начало одиннадцатого. Но я уже был не способен ни внятно мыслить, ни поддерживать сколько бы то ни было вежливую беседу. Я бы с удовольствием послал это сборище близких ко всем чертям, но какая-то неведомая сила заставляла меня держать рот на замке. И молчать. И наливать себе стакан за стаканом. Это была моя собственная интерпретация той дебильной рекламы "Иногда лучше жевать, чем говорить".
Весь вечер кусок не лез мне в горло, и алкоголь оказался отличным выходом из положения. По крайней мере, с вопросами ко мне почти не приставали. Только дед, на внимательные взгляды которого я время от времени натыкался, кажется, следил за мной. Но приблизиться он так и не решился. До сего момента старик был занят разговором с моими двоюродным братом, в первые за три года приехавшим без жены и двоих детей.
— Так что же случилось с жучкой?
Больше всего на свете мне хотелось проигнорировать этот тупой вопрос, который — я был в этом уверен — станет первым в череде других таких же глупых. В конце концов, я был на полпути к спальне. Перед мысленным взором уже маячил образ бокала Хеннесси и пары кусочков льда, и, может быть, потому неизбежность разговора с дедом не способствовала улучшению моего настроя.
Все-таки он до меня добрался!
— Что? Ты это мне? — мне нехотя пришлось обернуться, чтобы переспросить.
— Ты видишь рядом еще кого-то? Так что же сталось с твоим жучком? — дед насмешливо хмыкнул. А я после бутылки вина и пары бокалов коньяка с трудом мог разобрать, в шутку ли говорит старик или всерьез. Если судить по его хитро прищуренным глазам, он шутит. А, если смотреть на его хмуро сведенные у переносицы брови, то можно решить, что дед недоволен мной.
Или все же он недоволен отсутствием рядом со мной "жучки"?
И какого черта ему понадобилось ко мне пристать?!
Я расчитывал на то, что меня, наконец, оставили в покое. Я собирался провести еще пару минут на веранде в полном одиночестве и тишине. Если бы Лев Петрович, второй и последний муж моей бабки по материнской линии, не задал свой контрольный — как предупредительный выстрел в голову — вопрос о "жучке", я бы уже наслаждался новой порцией коньяка.
И все же, вместо того, чтобы осуществить задуманное, я истуканом замер напротив выхода из гостиной, сверху вниз уставившись на восьмидесяти восьмилетнего старика, сидящего в инвалидном кресле в нескольких шагах от меня.
Кажется, вежливость требовала подойти чуть ближе. Но я по-прежнему надеялся на то, что случится чудо, и мне удастся сбежать и от этого пристального взгляда и от неприятной процедуры изматывающего допроса. В прошлом генерал, Лев Петрович прекрасно умел находить "болевые точки". По крайней мере, со мной ему всегда это удавалось. Пожалуй, я считал его единственным из тех, кто на самом деле был способен меня понять. Но не сейчас...
Сейчас на чужое понимание, сочувствие и поддержку мне было глубоко
* * *
ть.
— С жучком? — я переспросил сухо и пресно, стараясь изобразить на лице полнейшее равнодушие. Если показать деду, что тема беседы мне не интересна, он от меня отстанет куда быстрей.
Может быть.
— Я старше тебя на шестьдесят лет, а слышу в два раза лучше. Что за манера переспрашивать по тысячи раз? Фронта на тебя нет, Тимур, — беззлобно проворчал старик, а после все-таки пояснил. — Я интересуюсь, куда делась твоя жучка.
— О ком ты?
Старик покачал головой и вновь насмешливо на меня взглянул .
— О твоей зазнобе.
А...
О Ксении, значит.
В памяти всплыло вдруг старое прозвище, которым я наградил идиотку Ветрову классе в восьмом или девятом. В разговорах с дедом я называл эту ненормальную только так. В те годы ничего неприятнее сравнения с навозным жуком в голову мне не приходило.
— Она уехала по делам, — ответил невозмутимо. Если это все, что хотел выяснить дед, то можно считать, что я отделался малой кровью.
— А что же у нее за дела такие, что она предпочла их, а не поездку с тобой к родным?
Кажется, мне не удалось сохранить непроницаемую маску, так как дед следующей фразой сделал убийственно верное предположение.
— Или ты — что же — сам не позвал ее с собой?
Я промолчал. Окинул взглядом опустевший стол в попытке найти початую бутылку водки, коньяка или на худой конец — вина. In vino veritas. Быть может, предложив деду выпить, я смогу постичь глубинный смысл моих отношений с Кси. Еще сегодня утром полгода наших взлетов-падений вдруг показались мне бессмысленными настолько, что захотелось все бросить и...
— Не позвал, значит, — с упреком в голосе констатировал дед. Моторчик инвалидного кресла тут же печально загудел и через мгновение, старик подъехал ко мне. — Держи.
В высохшей широкой ладони лежала фляжка. Та самая — памятная. Потрепанная, блеклая, с потертостями по краям. Оставшаяся у деда еще со времен Великой отечественной войны.
— Там настоечка на крыжовнике, — пояснил Лев Петрович, когда я не тронулся с места. — Сладкая, наверное. Но бодрит хорошо. То, что нужно тебе сейчас.
Я очнулся, вытащил реликвию из пальцев деда и, отвинтив крышку, сделал большой глоток. Настоечка, которую бабушка — большая выдумщица на слова — называла то самогонкой, то бормотухой, то дьявольским варевом — приятно прокатилась по языку.
— Действительно, сладко, — признался, с неожиданной жалостью возвращая деду флажку. Но крепкого напитка в ней оставалось всего на два или три глотка. Мало... — А кстати, откуда она у тебя... — спросил удивленно.
— А, — дед отмахнулся. — Передаю свои секреты молодежи.
Я почти переспросил "кому?", потому что в окружении Льва Петровича молодыми считались все, кто был младше него хотя бы лет на пятнадцать.
— Моя сиделка, — спокойно пояснил старик. — Софочка мне помогает.
Означенной Софии, насколько я помнил, было примерно лет пятьдесят. Действительно "молодежь" на фоне деда.
— Ты не привез ее с собой?
— Куда же я без нее, — спокойный голос немного дрогнул, — она на кухне. Матери там помогает.
Помогает...
Интересно, а если бы Ксения приехала бы сегодня, как бы она себя вела?
— Пойдем-ка поговорим, — вдруг без перехода предложил мне дед. И, не дожидаясь моего ответа, отправился в сторону отцовского кабинета.
— Я уже собрался уйти наверх.
— Мы посидим чуть-чуть, — старик принял мое лукавство за чистую монету. Взглянул виновато.
— Да, ладно... Все равно у меня нет никаких особых дел.
То ли в память о прошлом (о той помощи, на которую был щедр дед), то ли просто пытаясь спастись от уколов совести, я благодушно улыбнулся и поторопился первым зайти в кабинет.
— Так отчего же ты не позвал своего жучка?
Дед, никогда не любивший ходить кругами, задал вопрос, едва я успел повернуться к нему спиной.
— Хватит уже так ее называть, — я попросил устало.
— Когда-то это была твоя идея, — с коротким смешком напомнил дед. — Да и "жучок" твой давно...
Дед не закончил фразы. Хмыкнул в седые усы и вдруг посерьезнел. — Что у тебя с ней происходит? Ты же бредил ею еще со школы. Так что же сейчас? когда ты, наконец, ее добился.
Я уставился на деда со смесью возмущения и ... страха. Того мальчишеского страха, когда тебя поймали на месте преступления.
— Что? Удивлен? — дед понимающе покачал головой. — Думал — не догадаюсь?
Мой хмурый взгляд ответил вместо меня. Я ведь, и правда, так думал.
Да и, догадается вообще о чем? О том, что Ветрова была смазливой? О том, что с формами у нее все было супер? О том, что я под утро просыпался мокрым, всю ночь сжимая ее в воображаемых объятиях?
Как можно было догадаться о таком?
Тогда мне просто хотелось ее
* * *
ть. В одном из школьных классов, на учительском столе, возле доски. Там, где она чаще всего огрызалась в ответ на мои слова. А еще — в пустом спортзале, и...
Я усмехнулся собственным воспоминаниям.
— ...ну, а сейчас? — до меня долетело лишь окончание вопроса.
— Что "а сейчас"? — переспросил без всякого энтузиазма.
Дед улыбнулся.
— О чем задумался?
— О коньяке, — откликнулся, почти не покривив душой. Желание напиться преследовало меня весь вечер.
— Пить из-за бабы! — дед фыркнул неодобрительно. Как будто сплюнул. Спросил рассержено. — И что вы дурью маетесь? Вожжа под хвост попала, что ли?
— Какие вожжи, к черту? — я, вторя деду, фыркнул. Почти ответил, что в наших проблемах с Кси мы разберемся сами. Но не ответил. Подумал вдруг, что из-за Аннет дед никогда вот так не заводился. — Ксению позвали работать в другую страну, — признался через мгновение. — Она улетела на встречу с работодателем.
Дед качнул головой, поправил аккуратно подстриженные усы и, строго взглянув на меня, спросил.
— И ты позволил?
— Позволил?! Мне надо было привязать ее к кровати?!
— А ты хотел? Так что же не привязал? — дед, сердито выдохнув, подъехал ко мне поближе. — Запомни, Тим, если мужчина растаптывает свою гордость, то женщине он рано или поздно нравиться перестает. И Ксения твоя из тех, кого полезно на место ставить. Женщины хоть и пытаются сделать из нас подкаблучников, но сами же подкаблучников не любят.
— Ты чушь какую-то несешь. И Ксения не из таких.
— А из каких?
— Она — другая, — отрезал я и поднялся с дивана. — Я точно знаю: она — другая.
— Раз знаешь, так, что ж, метаешься, как тигр в клетке? — дед умудрился остановить меня, схватив за локоть. — Или надеешься, кривая вывезет?
— О чем ты?! — я дернул руку, освобождаясь из стальных тисков, и отступил от деда на шаг назад.
— О том, что болтаешься ты, как ... — старик запнулся. — Сказал бы я, как что, да ты обидешься. И мало того, что девкам головы морочишь, так и себе мозги
* * *
ал. Смотри, Тимур... Вспомнишь мои слова, но будет поздно.
Дед резко развернулся, показывая, что разговор окончен.
Завел меня и уезжает?
— Не отчитывай меня так, будто я до сих пор ребенок.
— Не хочешь, чтоб отчитывал, так и не веди себя, как щен! На Ксению со школы слюни пускал? Пускал! Так что сейчас не так, Тимур? Ты сам-то знаешь?
Не дав мне времени ответить, дед покатился дальше. А я беззвучно выкрикнул, что он осел. Впервые в жизни он разозлил меня настолько сильно. Я чувствовал себя, как апельсин, оставшийся без кожуры.
— Вы поругались с Львом? — задумчиво поинтересовалась мать, вдруг появившись в дверном проеме. В отличие от Мелкого и меня, второго мужа матери она принципиально не называла дедом. Так же, как никогда она не называла его отцом.
— Какая разница? — я огрызнулся, тут же заслужив недовольный взгляд. — Разве ты не подслушивала на пороге?
— Тим, да что с тобой происходит?! — мать ловко ушла от ответа. — Чего ты злишься? Мы так хорошо посидели сегодня. А ты весь день ходил мрачнее тучи.
— Ничего у меня не случилось! Мне не нужно было вообще приезжать, чтобы не портить вам настроение!
И нужно было остановить Кси... Или поехать с ней.
Последние фразы я не озвучил. Уставился мимо матери на подоконник и подумал о том, что, если бы я не пил, смог бы забрать вещи и уехать прямо сейчас.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я тебя никуда в таком состоянии не отпущу, — строго заявила мать, догадавшись о моем желании. — И, кстати, ты можешь дать мне телефон Ксении, пожалуйста?
— Чей телефон?!
— Ксении, — невозмутимо повторила мать, будто это было в порядке вещей просить телефоны моих подруг.
— Зачем? Что ты собираешься с ним делать?
— Лешка со своей девушкой сейчас в Париже. Он не говорил тебе об этом разве?
Я нахмурился, медленно понимая, на что намекает мать.
— Нет, не говорил.
— Леша спрашивал меня о Кси. Может, скинешь ему ее номер сам? — мать улыбнулась одними глазами. — Если, конечно, хочешь.
— А если я не хочу? — спросил после секундной заминки.
— Ну, значит, не отсылай, — спокойно откликнулась женщина. — Мне в общем-то все равно.
— Маш?... Ма-аш, ты здесь? — одна из моих двоюродных теток, оставшихся у нас на ночь, выглянула из-за двери. — Мы тебя потеряли. Ты не скаажешь, где взять полотенца?
