И вдруг по залу пронёсся мощный порыв ветра. Светильники и люстры вспыхнули разноцветным огнём, неровное пламя факелов стало золотым. Волосы харшидцев вздыбились, будто рядом ударила молния, а наёмник и купец, едва успевшие скрестить клинки, отшатнулись друг от друга и растерянно закрутили головами. Лишь кайсара сохранила невозмутимый вид. Она была готова к смерти и, поставив кубок на стол, медленно поднялась на ноги. Сахбан с недоумением посмотрел на Сабиру и, проследив за её взглядом, уставился на середину арены. "Свихнулась что ли?" — сердито подумал визирь и замер: воздух на арене сгустился, став искрящимся и тёмным. В глубине тягучего мрака мелькнули и погасли стальные молнии. По коже поползли мурашки — сознание отказывалось воспринимать происходящее. "Не может быть! Не верю!" — мысленно простонал визирь и опёрся руками о стол, ошалело глядя на молодого светловолосого мужчину, возникшего на арене. Чёрные одежды. Сверкающий серебром плащ. Надменный весёлый взгляд.
— Мы погибли... — прошептал Сахбан и рухнул на стул.
Кайсара же, не мигая, смотрела на принца Камии и его спутника, важного рослого камийца в роскошном золотом халате, красных шароварах и высоких сафьяновых сапогах. Хоть и с трудом, она узнала в нём главу лиги работорговцев. Джомхур помолодел на два десятка лет и выглядел цветущим и счастливым. Сердце кайсары исполнилось зависти: умиравший в ёсских застенках купчишка возвысился, а её, великую правительницу Харшида, вот-вот должны были низложить. Какая несправедливость!
Оправившись от шока, харшидцы выскочили из-за столов, упали на колени и, не щадя лёгких, завопили:
— Слава принцу Камии! Слава великому сыну великого Олефира!
Артём махнул рукой, приказывая им замолчать, обвёл взглядом залитый кровью пол и довольно крякнул.
— Какое милое моему сердцу развлечение. Обожаю смотреть, как люди убивают друг друга... Но, к сожалению, у нас мало времени, господа!
Наёмник с торговцем упали замертво. Харшидцы истово зааплодировали, а принц перешагнул через трупы и обошёл стол. Остановившись напротив Сабиры, он с интересом оглядел её и плотоядно оскалился:
— Здравствуй, прекрасная кайсара. Надеюсь, ты рада узреть своего господина?
Сабира дёрнулась, точно от пощёчины, и медленно опустилась на колени. Пальцы до боли сжали рукоять сабли. Женщине показалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди.
— Я преклоняюсь перед Вами, мой принц, — хрипло произнесла она и склонила голову.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Кайсара послушно уставилась на принца, и тот улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы.
— Я пришёл за своим братом, милочка. Не подскажешь ли, где он? — вкрадчиво поинтересовался Артём, и шоколадные глаза блеснули льдом.
Кайсара стиснула зубы, чтобы не закричать. Она боялась сказать, что живьём замуровала брата правителя. Принц же насмешливо смотрел на Сабиру и ждал ответа. Душевные муки харшидки доставляли ему исключительное удовольствие.
"Он в прекрасном расположении духа! — возликовал Сахбан. — Нельзя упускать такую возможность!" Визирь проворно подполз к принцу и распластался у его ног:
— Я знаю, о, величайший! Позвольте мне отвести Вас к нему!
Артём издевательски взглянул на распростертое тело:
— Ты кто?
— Сахбан, главный визирь Харшида.
— Было приятно познакомиться, Сахбан, — вежливо произнёс принц Камии, и визирь забился в предсмертных конвульсиях.
Артём дождался окончания агонии, едва заметным движением пальцев испепелил тело и вновь посмотрел на кайсару. Доброжелательный взгляд парализовал бедную женщину, а лучезарная улыбка заставила трястись от страха. "Пусть он убьёт меня быстро!" — затравленно подумала она, и принц усмехнулся.
— Тебе рано думать о смерти, дорогуша. Мы ещё не закончили беседу. Теперь, когда помеха устранена, я жду ответа. Где Дима?
Кайсара открыла и закрыла рот. Артём с глумливым сочувствием качнул головой, подошёл к ней вплотную и ехидно заметил:
— Я, конечно, знаю, где мой брат, но хотелось бы услышать это от тебя, красотка.
— Он в подземелье, — еле слышно выдавила Сабира и нервно всхлипнула.
— Отлично! Первый шаг сделан. А теперь, объясни, дорогуша, как ты посмела замуровать моего брата?
— Он был рабом и ослушался моего приказа.
— Что ж, правильно. Ты следовала заветам моего великого отца и сделала рабом сильного. Похвально, — с удивительной мягкостью произнёс Артём и поднял кайсару с колен. — Но, видишь ли, лапушка, он, как-никак, мой брат. Мне полагается отомстить за его мучения.
— Я знаю, повелитель.
Артём отпустил трясущуюся от страха женщину, обошёл вокруг, придирчиво осматривая её стройную подтянутую фигуру, и вдруг спросил:
— Жить хочешь?
Робкая надежда затеплилась в душе кайсары, и, вскинув голову, она поспешно ответила:
— Да, господин.
— Тогда мы договоримся! — заявил принц Камии и с силой сжал её правую грудь: — Здесь будем договариваться или найдём более укромное местечко?
Сабира вскрикнула от боли, но тут же заставила себя улыбнуться. Возможность остаться в живых окрылила её. "Я вынесу всё, лишь бы искупить вину перед правителем!" — в фанатичном экстазе подумала она и с придыханием вымолвила:
— Мои покои к Вашим услугам, принц.
— Ты прелесть, Сабира.
Артём стиснул женщину в объятьях и болезненно властно впился в её губы. Кайсара рьяно ответила на поцелуй, стараясь не думать о сильных руках принца, сдирающих с неё одежду. Принц Камии сорвал с Сабиры халат и тонкую рубашку, выставив напоказ прелести будущей любовницы, одобрительно потрепал её по щеке, обвёл взглядом коленопреклонённых придворных и указал на работорговца:
— Знакомьтесь, господа, мой наместник в Харшиде — достопочтенный Джомхур!
— Слава принцу Камии! Слава его наместнику Джомхуру! — разом грянули харшидцы, но правитель чуть сдвинул брови, и крики мгновенно смолкли.
Волоча за руку полуголую кайсару, Артём подошёл к работорговцу и ласково промурлыкал:
— Осваивайся в новом доме, друг. И не скромничай, я люблю, когда вокруг всё красиво.
— Вы останетесь довольны, мой принц.
— Знаю, — кивнул Артём, обнял бледную, дрожащую кайсару и исчез.
В бездонной, гнетущей тишине звякнули цепи, но Дмитрий не почувствовал боли. Он давно уже не чувствовал собственного тела, но писк копошащихся в соломе крыс напоминал, что нужно подавать признаки жизни, чтобы отпугивать прожорливых серых зверьков. Маг старался не спать, зная, что если заснёт, крысы начнут терзать его плоть. Будь у пленника силы, он бы поэкспериментировал с доступной ему магией и попытался создать, например, водяной щит, или вовсе оборвать цепи и освободиться, но сил не было. Совсем. С того момента, как Сабира покинула камеру, а солдаты замуровали дверь, глаза мага оставались иссиня-чёрными. Он словно погрузился в состояние полутранса: с одной стороны, Дима понимал, что находится в застенках бэрийского дворца, но какая-то часть сознания находилась в Ёссе. Он видел, как принц Камии стряхнул рабское ярмо, как вместе с Кристером прошёл по коридорам замка, позволяя Смерти творить кровавый пир. Маг всей душой стремился в Крейд, чтобы защитить и поддержать брата, притушить снедавшее его сумасшествие, и сам не заметил, как в порыве отчаяния соединил их жизни воедино. Теперь он всё время был рядом с Артёмом, чувствовал его настроение и переживания, правда, облегчения это не принесло.
Закинув голову, маг с горькой усмешкой взглянул на распухшие, стёртые до кости запястья. "Скоро этот кошмар закончится и начнётся другой", — отстранённо подумал он и закрыл глаза. Дима слабел, зато восприятие его обострялось, и картины настоящего стали перемежаться с картинами будущего. Маг знал, что не умрёт, что брат придёт за ним и заберёт в Ёсский замок. Он знал многое из того, что будет дальше, и не мог понять одного — за что?..
Через два часа принц Камии вернулся в обеденный зал и удовлетворенно огляделся. Тела наёмника и торговца убрали, кровь замыли, а на столе появились кувшины со сладким харшидским ликёром, который он так любил. Придворные улыбались, словно никакого переворота не случилось, а Джомхур восседал в тени шырлона и со снисходительным благодушием внимал их льстивым речам.
Увидев правителя Камии, наместник вскочил и низко поклонился:
— Позвольте предложить Вам кубок вина, мой принц.
— С удовольствием, дружище, — хихикнул Артём и подтолкнул Сабиру к столу.
Кайсара лишилась привычных мужских одежд. Принц облачил её в длинное прозрачное платье, перехваченное под грудью тонким золотым шнурком, и женщина выглядела попросту голой. Придворные с немой радостью взирали на синяки и ссадины, сине-красным узором испещряющие тело бывшей правительницы, на непривычно длинные волосы, заплетённые в толстые косы, на медальон с головой волка, болтающийся между высокими буграми грудей. Великой госпожи больше не существовало — принц Камии сотворил наложницу и пометил её своим клеймом.
Сабира же не замечала бывших подданных. Взгляд её был намертво прикован к Артёму, а мысли заняты тем, чтобы не забывать вовремя переставлять ноги. Кайсара выжила, но, побывав в постели принца, больше не была уверена, что это счастье.
Артём толкнул рабыню на стул и сунул ей в руки бокал:
— Выпей, крошка, тебе нужны силы. Мы ведь ещё не закончили.
Сабира послушно глотнула вина и опустила голову, с трудом сдерживая рвущийся из горла крик. Ощутив её дикий иступлённый страх, маг довольно ухмыльнулся, принял от Джомхура кубок и провозгласил:
— За провинцию Харшид, вернувшую мне драгоценного родственника!
Кубки и чаши взмыли вверх, и нестройный хор пропел:
— Да здравствует повелитель Камии! Да продлятся дни его во веки веков!
— Спасибо, славные жители Бэриса, — промурлыкал Артём и отеческим тоном добавил: — Живите в ладу с моим наместником, и вы не навлечёте бедствий на Харшид.
Принц пригубил вино, поставил кубок на стол и обратился к Сабире:
— Пора, кошечка, навестить моего любезного братца.
Кайсара поставила кубок на стол и тяжело поднялась. Схватив её за руку, Артём улыбнулся Джомхуру и прогулочным шагом направился к дверям. Сабира чувствовала, как в предвкушении встречи принц дрожит от нетерпения, и не понимала, почему он не использует магию. Принц неторопливо шёл по залам и галереям, равнодушно смотрел на богатый интерьер, не замечая ни гвардейцев, салютующих ему алебардами, ни рабов и придворных, в едином порыве опускающихся ниц.
Они спустились на первый этаж, миновали чайный зал, галерею с портретами предков Сабиры и по крутой винтовой лестнице спустились в подземелья. Мертвенная тишина окружила мага и наложницу, словно жизнь неожиданно закончилась, и они вступили в царство вечного покоя. Слабо мерцали масляные светильники, молчаливые стражники тусклыми изваяниями застыли вдоль стен. Они бесшумно поднимали алебарды, приветствуя принца, и вновь замирали в сосредоточенной неподвижности.
Поворот, коридор, ещё поворот... Сабира устала и замёрзла. Атласные туфли на высоких тонких каблуках вязли в земляном полу, застревали в щелях между плитами, а прозрачное платье не защищала от могильного холода подземелья. Но Артём не обращал внимания на то, что рука наложницы стала ледяной. Он упрямо шагал вперёд, и в глазах его переливались яркие серебристые искры.
Наконец они добрались до двери, заложенной ровными рядами белого кирпича. Солдаты отсалютовали принцу и обеспокоено переглянулись: они знали, кто замурован в камере, и страшились гнева правителя.
— Уходите, — тихо сказал Артём, и стражники, сломя голову, бросились прочь.
Сабира тихо вздохнула: ей тоже хотелось убежать, но она больше не принадлежала себе и вынуждена была остаться на месте. Маг выпустил руку наложницы, положил ладонь на кирпичную кладку и прикрыл глаза. На его лице отразилась бесконечная мука, словно он собирался сложить голову на плахе, а не встретиться с братом. Но минуту спустя лицо принца разгладилось, губы искривила ядовитая улыбка. Он резко взмахнул рукой, впечатал кулак в стену, и во все стороны брызнуло каменное крошево. Сабира закрыла лицо руками и испуганно закричала: острые брызги рассекли кожу, изорвали тонкое платье, запорошили волосы. Артём проигнорировал вопли наложницы — сквозь неровный пролом он с любовью и ненавистью смотрел на друга.
— Привет. Как поживаешь?
Принц Камии шагнул в камеру, приблизился к узнику и остановился, ожидая ответа. Дмитрий с трудом поднял голову и посмотрел ему в глаза.
— Здравствуй, Тёма... Рад... что ты... очнулся, — с трудом шевеля потрескавшимися губами, прошептал он.
Артём пронаблюдал, как стремительно светлеют иссиня-чёрные глаза друга, и пренебрежительно похлопал его по щеке:
— Не унывай, братишка. Я заберу тебя.
Из груди Дмитрия вырвался хриплый смех, но принц щёлкнул пальцами, и смех оборвался. Цепи пропали, и измождённый узник камнем рухнул на земляной пол. Артём флегматично понаблюдал, как друг пытается подняться, а потом ногой перекатил его на спину и с деланным сочувствием осведомился:
— Тебе плохо, да? Ты не представляешь, как мне жаль.
— Мне тоже жаль тебя, Тёма, — выдавил Дмитрий и получил удар в живот.
— Не смей так разговаривать со мной! Я — принц Камии, а ты — никто! — взвизгнул временной маг, но, увидев, что друг потерял сознание, хмыкнул и повернулся к наложнице: — Мы отправляемся домой, пташка.
Стены камеры дрогнули, исчезли, и Сабира с удивлением огляделась: они оказались в огромном пустом зале, выложенном чёрно-белыми плитами. У стен были расставлены высокие скамейки с решётчатыми спинками, по углам раскинули ветви красные клёны в инкрустированных серебром кадках. Тяжёлые кованые люстры диковинными птицами замерли под потолком, а на небольшом возвышении, устланном ярко-синими коврами, словно тёмная скала возвышался рубиновый трон.
Принц Камии взбежал по ступеням, уселся в жёсткое кресло и закинул ногу на ногу. Сабира же, не получив никакого приказа, осталась стоять рядом с распластанным на полу Димой. "Сумасшествие какое-то", — растерянно подумала она и мысленно хлопнула себя по губам: после того, как сын Олефира несколько месяцев изображал шута, о безумии лучше было не заикаться, даже мысленно.
Артём уставился в потолок, поболтал ногой, о чём-то усердно размышляя, потом почесал затылок, перевёл глаза на друга и приказал:
— Очнись!
Сабира вздрогнула: повинуясь команде принца, Дмитрий открыл глаза и медленно сел.
— Как плохо ты выглядишь, братишка. Негоже монарху показываться на празднике в таком виде.
Временной маг взмахнул рукой, и на Диме появились чёрные брюки, белая шелковая рубашка и чёрный плащ с красным подбоем. Удовлетворённо кивнув, Артём склонил голову к плечу и непринуждённо заметил:
— Тебе всегда нравилась эта одежда, братец. Помнишь?
— Нет.
— А я помню. Встать!
Дмитрий сжал зубы и, превозмогая боль, поднялся на ноги. Артём напряжённо следил за его медленными движениями, а когда друг выпрямился, довольно кивнул, не сводя глаз с бусинок пота, блестевших на лбу.
