Ну а дальше — как в плохом романе. Мать умирает, когда ребенку едва-едва исполняется двенадцать лет, но успевает сказать пацану, кто его настоящий отец. И мальчишка из приюта смог по сети найти его. Впрочем, жизнь, бывает, выкидывает шутки и похлеще.
Вот так и попал малолетний наполовину американец, наполовину русский в Российскую империю. Отец признал его вполне официально — на карьере его это никоим образом не сказалось. Семья в Российской империи — дело святое, а курортный роман... Ну а что курортный роман? У всех бывают грешки, тем более что Петров честно описал его в рапорте. В общем, обошлось без последствий.
Эндрю, моментально ставшему, на русский манер, Андреем, повезло — он попал в Россию в том возрасте, когда мог еще догнать своих сверстников. Что поделаешь — образование в Российской империи тоже было русским, а значит, лучшим в мире, но в отношении детей это значило, что их учили не только лучше, но и больше других, объем школьной программы соответствовал бакалавриату в США, и Андрею пришлось попотеть, но он справился. Не потому, что был очень умным, а потому, что обладал бешеным самолюбием и всегда старался быть первым. А еще он, как и многие другие до него, попав в империю стал имперцем больше, чем многие из тех, кто в этой империи родился.
По окончании школы Андрей, смог поступить в высшее командное училище министерства государственной безопасности, окончил его не с блеском, но вполне достойно, участвовал на подхвате в нескольких мелких операциях. Ну а когда замаячило серьезное задание, отец подсуетился и договорился со знакомым пиратом, что тот, случись нужда, намотает обидчику любимого чада кишки на лебедку.
Ну что же, история не хуже и не лучше многих других. Соломину оставалось только порадоваться за старого товарища — тот все же обрел сына, а то все дочки и дочки... Однако главной проблемы это не снимало. Как посмотрит на ситуацию Петров понятно — косо посмотрит, чего уж там. Однако постарается помочь, это вполне нормально. Вот только сможет ли — большой вопрос, он, конечно, фигура, иначе не назначили бы его курировать проект, связанный с расширением сферы влияния Российской империи, однако вряд ли его возможностей хватит, чтобы прикрыть ляп молодого лейтенанта (а именно это звание носил Андрей), подчиненного совсем другому человеку. То, что сошло с рук опытному, с большим стажем разведчику, вряд ли позволят новичку. Все, конечно, зависело от того, как начальство посмотрит, но Соломин не сомневался, что посмотрит отрицательно. Одно дело, когда человек при выполнении задания заводит интрижку, если это не мешает делу. Если это требуется по легенде (а найдите мафиози, тем более русского мафиози, который откажется от женщины), то не только глаза закроют, но и одобрят еще. Однако, когда он вывозит женщину-иностранку, да еще и на пиратском корабле, да еще и задействованном совсем в другой, намного более важной операции... Нет, наказать, возможно, и не накажут, тем более что задание-то выполнено, но вот карьеру это молодому офицеру если и не загубит, то испортит точно.
Соломин думал минуты две, ровно столько, сколько они шли до кают-компании. Потом капитан резко махнул рукой и сказал:
— Хрен с тобою, золотая рыбка. Сделаем так: я предложу твоему отцу назначить тебя ко мне офицером связи. Думаю, на это у него хватит и сил, и возможностей. Девчонку оставим пока на крейсере, незачем твоим отцам-командирам про нее знать. Ну а потом, когда я выполню свою миссию, спишем ее на берег, дам ей своей властью гражданство, и ты официально сможешь заводить с ней шашни уже не как непонятно с кем, а как с гражданкой союзного государства... Чего рот разинул? Ах да, ты не в курсе — ну ничего, отец просветит, заодно ремнем по заднице, надеюсь, врежет, чтобы сначала думал, а потом в жалость ударялся. Хотя девочка, конечно, очень ничего. Ладно, подбери челюсть — и дуй к ней, добрый дядя-пират обо всем позаботится, хотя, хоть убей, не знаю, зачем я это делаю.
— А я вам нравлюсь, — нагло улыбнулся воспрявший духом Андрей.
— Хрен тебе, ты не молоденькая девушка с большим бюстом и тугой попкой, чтобы мне нравится, я пока что в противоестественных наклонностях не замечен... А был бы замечен — давно бы за борт прогулялся. Иди, отдыхай, но имей в виду — будешь отрабатывать.
— Как?
— Не знаю еще, не думал. Ладно, все, беги.
Когда обрадованный лейтенант умчался, Соломин вздохнул устало. Кругом сплошная любовь, кто воевать-то будет? Однако все это было дело десятое, сейчас главным было выполнить задание, а для этого требовалось встретиться с Петровым и принять на борт штрафников, врачей и медикаменты. В общем-то, повезло еще, что с медикаментами все просто — переместили на год плановую замену, и все. Минимальные затраты, так что наверху согласились достаточно легко. Хотя, конечно, не будь здесь операции разведки, хрен бы им, а не лекарства. Лучше в космос выкинуть, чем просто так подарить — с определенной точки зрения, позиция была не лишена логики, хотя бы даже потому, что смещение на год замены — это значит, перетряхивание бюджета. К тому же, деньги, которые придется потратить на производство лекарств, могли бы еще год работать в других отраслях, а это — уже убыток. Да и просто транспортировать их из точки "А" в точку "Б" тоже стоит определенных денег. Словом, одни убытки.
Ну а по дороге к точке рандеву была у них еще одна встреча. Со старыми знакомыми, так сказать — просто выскочил навстречу "Эскалибуру" линейный крейсер "Идзумо", сопровождаемый эсминцем "Гавриил", и на борт флагмана поднялся старший лейтенант Джораев в сопровождении невесты. Да, невесты, будем уж называть вещи своими именами, и даже непривычному к интригам Соломину было ясно сколько проблем это может принести, и какие возможности при некоторой удаче открывает. И, гладя на эту счастливую парочку, капитан почувствовал на миг легкий приступ зависти. Впрочем, с ним он справился практически мгновенно.
— Ну что, лейтенант, как прошло дело?
— Отлично, — Джораев весь сиял.
— Отлично — значит, молодец, потом расскажешь в подробностях. Но отрабатывать все равно придется.
— Я не забыл.
— Раз так, замечательно, рад за тебя. В общем, размещайтесь, и жду тебя через час с докладом. Ну, чего стоите? Бегом!
Дальнейший полет протекал достаточно скучно, если не считать того, что к ним присоединился "Альбатрос" в сопровождении эсминца "Смелый", и через два дня эскадра из пяти кораблей встретилась с ожидающими их транспортными кораблями под командованием капитана второго ранга (эх, знать бы, какое у него на самом деле звание) Петрова.
— И на хрена ты это чудо притащил? — спросил Петров, ткнув пальцем в "Идзумо".
— Я так понимаю, это вместо здравствуй?
— Здравствуй. Так зачем тебе эта японская бандура? Кстати, я догадываюсь, где ты ее взял.
— Правильно догадываешься. Только вот атаковали они меня в нейтральном космосе, поэтому я был в своем праве.
— Ладно, это непринципиально. Больше того, открывает при нужде кое-какой простор для... Впрочем, неважно. Ты мне скажи — зачем приволок это старье? Он же не сильнее нашего эсминца, и вдобавок куда тихоходнее.
— Да потому, что мне надо несколько кораблей, которые я не буду таскать с собой, а оставлю прикрывать планету. Неужели ты думаешь, что мне помешает свобода маневра?
— И где ты найдешь для них экипажи?
— На месте наберу. Для этих гробов — можно, это на нормальные корабли я их допускать не собираюсь.
— Логично... Ну, смотри сам, тебе виднее. Если что, расхлебывать сам будешь.
— Не волнуйся, не в первый раз, — пожал плечами Соломин.
— В смысле?
— Расхлебывать.
— А, понятно. Ну, докладывай, как прошел рейд.
— Не-е, — с усмешкой поднял палец Соломин. — Не докладывай, а рассказывай — я ведь вольная птаха, если помнишь.
— Хорошо, — разведчик улыбнулся. — Рассказывай... вольный птах. И так вижу, раз шутишь — значит, все в порядке.
— А ты со своим протеже разве не разговаривал еще?
— Нет пока. Да и не факт, что буду — он мне не подчинен.
— Ерунду не говори — подчинен, не подчинен... Впрочем, как знаешь.
По мере рассказа Соломина, Петров постепенно мрачнел. От старого товарища он, похоже, скрывать эмоции не видел смысла. Когда капитан закончил, разведчик несколько секунд сидел, явно обдумывая ситуацию, а потом задал единственный вопрос:
— Зачем?
— Зачем? — Соломин почесал затылок. — Зачем... Да затем, наверное, чтобы твой пацан не ожесточился раньше времени. Честно говоря, мне эту узкоглазую проще всего было бы вышвырнуть за борт, и поверь, если бы потребовалось, я не медлил бы ни минуты. Но вот сейчас я ее выброшу. А что дальше? Кем мы будем в глазах тех, кто придет нам на смену? Сволочами и мерзавцами? Нет уж, пускай они как можно дольше остаются идеалистами и цинизма набираются постепенно. Как ты хочешь, а страна держится, в первую очередь, на идеалистах, готовых ради нее умереть, а не на старых циниках, вроде тебя и меня. Понимаешь?
— Понимаю. А ты сам-то понял, что сказал? Я, может, что-то пропустил, но ты часто ведешь себя именно как идеалист. Я-то думал, мне на Вечном Кипре тебя упрашивать придется, когда о помощи просил, а ты ни слова против не сказал, даже когда я наглеть начал.
— Ну и что? И потом, мне за эту помощь от тебя неплохие деньги обломились, ты не забыл?
— Нет. А также помню, что ты с этими деньгами делать собираешься.
— Это непринципиально... И потом, ты уж извини, но идеализм мой имеет пределы. Против танка с дробовиком я не пойду, и не проси.
— Думаешь? Впрочем, не будем спорить, может, и не пойдешь... Ладно, я ему скажу, чтобы держал язык за зубами. Какие планы?
— Простейшие. Ты людей привез?
— Да, все как обещал. Четыре тысячи солдат, две сотни врачей, лекарства... Когда забирать будешь?
— Да хоть сейчас. Только вначале я на них посмотрю. Есть где это сделать, чтобы не слишком плечами толкаться?
— Есть, конечно, мы предусмотрели такую возможность. Координаты мы уже выслали.
Координаты действительно выслали, бросок был коротким, и спустя какие-то два часа корабли уже легли на орбиту небольшой и мало кому известной планеты, единственным достоинством которой был климат, подобный земному. Особо ценных ресурсов на планете не было, лежала она в стороне от звездных трасс, и потому колония на ней была очень маленькая, чисто номинальная. Не Российской империи даже, а все того же Черного Новгорода, хотя, конечно, по указанию свыше. Единственным назначением колонии было застолбить планету на будущее — мало ли как жизнь обернется. Колония такого уровня, какой бы стране она ни принадлежала, вряд ли просуществовала бы долго — всегда нашелся бы желающий либо захватить, либо ограбить, но тут ситуация была принципиально иная. Нападение на русских (а ни для кого не было секретом, чья на самом деле формально независимая планета Черный Новгород) вне зависимости от результата кончилось бы войной на уничтожение. Даже если бы задействовали пиратов, не спасло бы — скрыть абсолютно все следы попросту невозможно, а железные, принимаемые международными судами улики русским не нужны. Все помнят, как русский линкор появился на орбите Новой Гааги, где по традиции, оставшейся с давних, еще докосмических времен, собирался международный трибунал. Тогда суд вынес оправдательный приговор человеку, бельгийцу по происхождению, который совершил преступление на территории Российской империи, и вовремя свалил. Вовремя — в смысле до того, как русские снаряды стали рваться в рубке его яхты. Суд тогда счел предоставленные улики недостаточными, а допрос с применением спецсредств, того же детектора, незаконным.
Ну что же, у суда было на это право, а русские оставили за собой право на апелляцию. Апелляция звучала очень даже просто: месяц на выдачу, остальное непечатно, и составлена была командующим русской эскадрой, патрулирующей в том районе. Беспокоить более высокие инстанции ради такой мелочи контр-адмирал Терещенко возможным не счел.
Естественно, суд воспринял этот демарш, как неуклюжую попытку давления и оставил ультиматум без внимания. Они там, наверное, решили, что не по чину рядовому адмиралу с международной, признанной почти всеми странами организацией тягаться. Наивные... Преступник этот оправданный остался на планете, отлично понимая, что выбираться с нее смерти подобно — все равно засекут, догонят и устроят несчастный случай из башенных орудий в упор. И даже то, что формально это будет пиратством, их не остановит — никто русским не указ, но то, что произошло дальше, стало настоящим шоком для тех, кто считал себя цивилизованной частью человечества. Хотя, надо сказать, начиналось все довольно спокойно.
Русская эскадра крейсировала неподалеку, никому не мешая, ровно месяц, после чего один из линкоров отделился от нее и решительно вышел на орбиту Новой Гааги. Ну а потом капитан линкора, в ответ на возмущенные крики о нарушении границ, ответил, что прибыл забрать обвиняемого, и ждет его выдачи. Тогда председатель международного суда заявил, что он, такой-то и такой-то, требует... Что он требует никто так и не узнал, потому что его с возмутительной наглостью перебили, зато фраза, которой ответил ему русский капитан, вошла во все учебники примером того, как НАДО вести переговоры. А сказал он буквально следующее:
— Квакаете громко, видать, в вашем болоте вы большая лягушка. Вот только с орбиты мне вас все равно не видно.
Ну и сразу после этого началась высадка десанта. Четыре орбитальные крепости, находившиеся на орбите Новой Гааги, держали русский корабль под прицелом, но открыть огонь так и не решились. Их командующие прекрасно понимали, что в этом случае они, конечно, завалят наглого русского, но полнокровная эскадра, которая никуда не делась, тут же атакует и в два счета расковыряет не только сами крепости, но и половину Новой Гааги. Выстрелы не прозвучали, и армада десантных ботов беспрепятственно достигла поверхности планеты.
Разгром противника был полный и быстрый, если происшедшее вообще можно было назвать боем. Та никогда не воевавшая пародия на армию, которая была на планете, даже не сдалась — просто разбежалась. Спустя четверть часа после начала атаки в местный Капитолий вошел одетый в боевой скафандр лейтенант-десантик в сопровождении пары рядовых и, игнорируя все протесты, поднялся на трибуну и объявил сенату, что планета оккупирована, и все они до поимки скрывающегося на планете особо опасного преступника будут изолированы от окружающих. Подвоза пищи и воды, а также любой выход из помещения, включая походы в туалет, как он заметил между прочим, тоже не планируется, да и вставать с мест тоже не рекомендуется. В доказательство своих слов он привел документ, подтверждающий его право командовать. В качестве аргумента, убойного по своей простоте и доступности, выступал тяжелый десантный бластер. После того, как с потолка рухнула сбитая выстрелом люстра, спорить с ним никто более не пытался, и сенаторы сидели, не пытаясь встать. Точнее, один попытался. Его тело с простреленной головой так и осталось лежать, придавив ноги замерших в испуге соседей.
