* * *
Черновое обновление от 12.08.18 / Борьба с 'колодцем тяготения'. Пилоты, против 'домашнего фашизма'.../ — не вычитано //
* * *
Про случившуюся с ракетой Моровсого аварию, в газетах, и на очередном собрании Европейского аэрокосмического агентства почти не упоминали. Ходили слухи, что, мол, сам ракетонавт что-то там напутал, но ничего серьезного не случилось. Детали были известны лишь обоим Обертам и советским специалистам, обслуживавшим полет... А дело было так. В декабре профессор Стечкин получил от своего заокеанского коллеги по Европейскому аэрокосмическому агентству (EASA) преинтереснейшнее письмо. Соавтор ракет Германа Оберта, договаривался о создании Центра космической медицины в СССР, и об использовании в испытаниях ракет обезьян из Сухумского питомника. Логика им приводилась железная — что будет происходить с человеком в эпохальном полете еще никому в мире неизвестно, а бесхвостые приматы по своим медицинским параметрам, намного точнее псовых, покажут самочувствие космических ракетонавтов. Вот только новых 'пассажиров' нужно было загодя адаптировать к перегрузкам и шумам, да и просто обучить правильному поведению во время полета. Эту работу Моровский просил начать сразу после новогодних торжеств. Стечкин тут же доложил об этих предложениях на коллегии советской секции EASA. Михаил Громов и Сергей Королев моментально поддержали инициативу. А в январе новое заведение уже начало свою работу в Себеже. Местоположение нового Центра было напрямую связано с близостью к Даугавпилсу, в котором несколько ранее был согласован февральский Мировой Форум всех причастных к запредельно высоким полетам, и к спасению участвующих в них пилотов. К февралю, конечно, ни одного шимпанзе подготовить не успели. А в феврале появились новейшие требования к подопытным, Базировались они на опыте реальных пилотируемых ракетных полетов, и даже покидания ракеты с помощью кресла-катапульты Драгомира. Все эти новшества 'неудержимый пионер ракетонавтики' Моровский несколько безответственно испытал прямо на себе, и на прибывших на Форум пилотах-испытателях.
Советские единомышленники были несколько шокированы смелостью проделанных опытов, но тут же, приняли эту подачу. Моровский сумел убедить Оберта провести следующий пуск ракеты с одним человеком, и с четверорукими пассажирами на борту. Будущих 'членов экипажа' еще предстояло отобрать. Профессор Оберт был сильно огорчен задержками в планах, но прилюдно признал необходимость столь продвинутых исследований. За кадром была его кровная заинтересованность, в благополучном возвращении из такого полета собственного сына Юлиуса. Работа началась. В Сухумском питомнике отобрали семерых кандидатов. Их возили в Нестеровское училище. Под нестерпимый грохот их выстреливали из кабины тренажера-катапульты. И катали на учебных мото-реактивных самолетах 'Зяблик'. Все это сопровождалось фиксированием массы жизненных параметров с помощью медицинской аппаратуры, снималось и на кинопленку. В общем, когда в апреле в СССР на два дня буквально свалился сам Моровский, многое уже было готово к испытаниям. Гость хоть и шокировал всех своими идеями, но к своим приездам заблаговременно готовил телеграммами. В этот раз, 'условно воюющий' на учениях нейтралов капитан, заранее попросил подготовить одну из своих ракет для взлета на максимальную высоту. В кабине аппарата, названного 'Файербол-I', планировалось разместить не только пилота-человека, но и пару "сильно небритых" пассажиров, в таком же, как у ракетонавта катапультируемом кресле. Советские инженеры просьбу выполнили, и заскочивший перед своим отъездом с Континента новатор, убедил русских коллег, в необходимости его личного участия в этом новом испытании. Москва дала 'добро', и в полет, из-под брюха ДБ-А, с капитаном вместе отправились сразу две самки шимпанзе (получившие псевдонимы Роза и Клара). Сброс происходил с высоты одиннадцать тысяч метров. Подобную высоту носителю ракеты — ДБ-А с прицепленным под фюзеляжем грузом удалось достичь по специальной методике. Оборудованный ракетными ускорителями и огромными четырехлопастными винтами на мотоустановках бомбардировщик взлетал с ракетой под брюхом и с минимальным запасом топлива. При этом он был связан длинным подпружиненным тросом-шлангом со стартующим впереди него танкером-буксировщиком. До высоты восьми километров летели не расцепляясь. Потом начиналась перекачка топлива, и заправленный носитель, производил отцепку. Затем включались ракетные ускорители, чтобы тяжело нагруженная машина могла быстро выйти на максимальный 'потолок', и отпустить свой груз. На этапе набора высоты проблем не возникло. Поволноваться пришлось в процессе заправки. Шланг грозило вырвать, и вызывало опасение, облившее буксируемый носитель, топливо (не вспыхнет ли оно, попав на моторы). Моровски уверенно поддерживал радиообмен на английском. Мощные разгонные ракеты он сбрасывал вручную, не доверяя капризной автоматике отстрела. С дополнительным баком, и с более мощными советскими моторами, его ракета в этот раз взяла штурмом высоту более восемнадцати тысяч метров. Отсутствие спортивных комиссаров международной авиационной федерации ФАИ, не позволило сделать всеобщим достоянием достигнутый мировой рекорд. Да и неизвестно был ли бы он вообще засчитан и зафиксирован. Ведь 'Файербол-I' взлетал не с земной поверхности, а из-под живота четырехмоторного носителя. И, вот, такой статистики у ФАИ пока не имелось. Но главное, что до верхней точки подъема полет проходил нормально. Как потом рассказывал коллегам Моровский, обезьяны, покричав, утихли. Снова впали в легкую панику, только в момент проваливания в пикирование, после прохождения верхней точки, но потом снова притихли. Крылатый аппарат с отключившимся ракетным мотором, нормально планировал с высоты восемнадцати километров. Сам Моровски внимательно следил за приборами, поддерживал радиосвязь с землей, не позволяя, ни себе, ни наземным наблюдателям, расслабиться. И как выяснилось, не напрасно. На высоте порядка пятнадцати километров в кабине пикирующего со сверхзвуковой скоростью 'Файербола', то ли от тряски, то ли еще по каким причинам, случилась разгерметизация. Остекление треснуло, скоростной поток прорвался в кабину, задымилась тлеющая пластмассовая отделка. Фактически случился, пусть и не сильный, но пожар. Последствия могли быть самыми печальными, попади огонь на жгуты бортовой электросети. Тогда пилот не смог бы, ни запустить систему пожаротушения, ни сбросить тормозными ПРД скорость спуска, ни перед посадкой произвести выпуск посадочной лыжи. А без этого гибель пилота и двух его короткошерстных пассажирок были весьма вероятны. У Моровского конечно оставался шанс, вручную сбросить верхнюю часть фонаря и вручную же запустить катапульту Драгомира (бросив обезьян погибать), но по счастью делать этого не пришлось. Вовремя включенные распылители углекислотных противопожарных баллонов, предотвратили трагедию. Сам пилот был облачен в проходящий испытания плотный высотный костюм. На спине у того имелся плоский кислородный баллон, от которого, почти как у водолаза, дыхательная смесь по трубкам попадала прямо в оснащенный изогнутым бронестеклом дюралевый шлем. Ожогов при пожаре удалось избежать, хотя копоти в кабине осталось немало. Обезьяны перепугались, и устроили несколько минут панических воплей, но в своем резиновом мешке-скафандре с толстыми иллюминаторами, также не пострадали. Спустившись до восьми километров, командир корабля, как и планировал, запустил катапультирование правого кресла с пассажирами. Отстрел кресла был произведен до главного сброса скорости, еще на сверхзвуке. Внизу первых 'сверхзвуковых парашютистов' уже ждала поисковая команда с инженерами и врачами, и даже самолет У-2 в санитарном варианте. По счастью, реанимация не потребовалась. Обе четверорукие 'пассажирки-испытательницы' получили легкую контузию, но остались в сознании, тут же, попав в добрые руки врачей, и получив вкусное угощение.
Михаил Громов потом проводил разбор того полета совместно с испытателями НИИ ВВС и учеными из УПР НКВД. По случившемуся инциденту, общее мнение было единым — 'чудом не накрылись'. Хотя у чуда имелось имя. Чудом и 'ходящим противоречием' был сам, отчаянный, но и очень осторожный создатель этой ракеты, ее первый испытатель — новатор ракетных полетов Моровский. Трудно было понять, как безумная отвага сочеталась в нем с холодным и педантичным умом, отменной реакцией и железной выдержкой. И как его же циничный расчет, сочетался с непоказным человеческим участием. Не прояви капитан в этот раз должной расторопности и хладнокровия, мог бы запросто расстаться с жизнью. Уж Громов-то это понимал как никто другой. Покидать неуправляемую машину ему пришлось в 1927-м году первым из пилотов-испытателей и из всех военных пилотов СССР. И там скорости были далеко не сверхзвуковыми, и даже не околозвуковыми, а гораздо меньшими. А с этим 'американцем' они потом не раз и не два провели обсуждение той аварийной ситуации. Адам (или, если не лукавить, то имя ему было — Павел Колун, которого трудно было не узнать, когда он говорит по-русски, но после беседы с 'чекистами' Громов зарекся его так называть) скрупулезно делился самыми мелкими и неожиданными наблюдениями от полета со своим московским коллегой. Было видно, что в первую очередь этот 'разведчик-испытатель' думает о спасении жизней советских ребят — будущих ракетных пилотов. А, вот, на публике, он вел себя предельно аккуратно (даже чуть спесиво). Не давая никаких намеков, на знакомство с Михаилом Громовым и Георгием Шияновым, и инженерами ХАИ. Не давал ни малейших поводов для сомнений, в своей инородности к СССР, куда якобы приехал лишь для полетов, на ракетах (конструкции Оберта и своей собственной).
В общем, та история завершилась хорошо. Моровский не пострадал. А обе обезьяны вернулись домой живыми, хоть и сильно испуганными. В полете, помимо общей для обеих подопытных камеры-скафандра, они испытали качества легких костюмов и шлемов. Причем заставлять их надевать эту одежду, на тренировках и в боевом старте, было наиболее сложным делом. Ракета была тяжелее февральского варианта за счет установки кислородной и измерительной аппаратуры. Мощность советских ЖРД, сбрасываемые большой топливный бак и ускорители, вполне допускали некоторое усиление и утяжеление аппарата. Самописцы и приборы фиксировали пульс, давление, подвижность, голосовые звуки, и другие параметры небритых пассажирок. Кинокамеры снимали их поведение, и даже динамику движения зрачков глаз. Аналогичные показателя снимались и с пилота ракеты. Так что Центру космической медицины, практически сразу достались бесценные данные, для подготовки всех последующих экипажей. Ну, а сам Моровский, устно озвучил свое видение программы тренировок ракетонавтов. Программа, должна была включать тренировки в барокамере. Катание кандидатов в центрифуге с перегрузками до 12 G. Испытание их кратковременной невесомостью, в пикирующем с высоты около 12 тысяч метров самолете 'Сталь-7' (который еще предстояло усилить и оснастить ракетными ускорителями, для набора такой высоты и 'гермо-салоном' пригодным для таких тренировок). Также планировались испытания 'водяной невесомостью' в бассейне. Помимо этих измышлений, которые ввергали в ступор коллег, Моровский сумел убедить своего соратника Германа Оберта благоразумно повременить со следующим пилотируемым пуском ракеты конструкции самого Оберта. Имело смысл, дождаться получения рекомендаций от медиков, и скорой доработки двухместной кабины с учетом нынешнего пробного полета и полученного опыта сверхзвукового катапультирования обезьян. Оберт, как обычно, несколько расстроился, но вынужден был согласиться. Ну, а сын профессора Юлиус, от таких новостей, эмоционально нагрубил отцу. Честолюбец в гневе обратился к советскому начальству с просьбой о получении советского гражданства, и с условием, гарантированного предоставления ему права участия в первом полете на высоту свыше тридцати километров. Своего конкурента Моровского он ненавидел с каждым ракетным пуском все сильнее...
* * *
Закрывшая небо облачность позволила Объединенному командованию произвести перегруппировку частей. Одновременно, в столице Восточной Фландрии Генте, состоялось совещание командиров объединенных ВВС. Планировалось оно еще неделей раньше, поэтому собрались на него командиры от уровня эскадрильи и выше, достаточно быстро. Кто-то прибыл автотранспортом, других привезли в порт Гента быстроходные корабли, а командиров ВВС соседней Франции доставили летающие вдоль берега над морем транспортные 'Дугласы'. Риск перехвата командование посчитало незначительным. Куда опаснее смотрелись низкая облачность и другие выверты погоды. Но, так или иначе, совещание состоялось. На кону стоял новый этап воздушной битвы за нейтральные страны и Францию. Всех прибывших, на два дня разместили в ближайших к площади Коренмаркт отелях. А само совещание должно было проходить в здании Фламандской Оперы. Но командиры воздушных частей и подразделений традиционно начали свой вояж с посещения местных питейных заведений. Там-то в одном из кафе Велдстраата, советский разведчик неожиданно столкнулся с толпой военных. В этой шумной компании, сразу удалось опознать многих знакомых по апрельским учениям коллег-пилотов, и даже нескольких шапочно знакомых командиров наземных частей. Но первыми 'пропащего Моровского' опознали несколько его горячих почитателей, еще со времен Польской компании.
— Хлопаки, глядите!
— Вот это встреча!
— Эй! Здесь Сокол!
— Все сюда, друзья!
— Глядите, кто сегодня с нами!
— О-о! Добже день, пан, Адам!
— Здравствуйте пан капитан! Ой, простите! Вже пан майор!
— Приветствую всех, панове, месье и минеерен! Откуда вас так много здесь?
— Да помимо совещания со штабом, тут еще с нами команда перегонщиков прибыла, на сорок прибывших морем 'Харрикейнов'...
— Вот это здорово! Над Арденами, они нам сильно помогут. Рад снова летать с вами в одном небе!
— А уж как мы-то рады! Все помнят, панове? Где Моровски, там?
— Где Моровски, там победа!
— Слава 'Поморскому Соколу'!
— Друзья, друзья! Тише! Не стоит столь бурно славить обычного офицера ВВС!
— Адам, вам их не удержать! Даже не пытайтесь.
— Пан Стахон. Наконец, это просто несправедливо! Все это нужно говорить в ваш, а не в мой адрес. Вы командовали бригадой, в которой я лишь имел честь летать.
— Не скромничайте, мой друг. Правильно воевать с бошами, большинство присутствующих училось именно на ваших победах. Не, правда, ли, друзья?!
— Точно так, пан генерал!
— О! Я не сразу заметил. Вас можно поздравить майором?!
— И мы сегодня же отметим новый этап вашей стремительной карьеры!
— Давно произведены?
— Уже неделю как, получил звезды из рук Его Королевского Величества Леопольда III.
— Целую неделю??? Так, за ваше летное и рыцарское счастье необходимо срочно выпить!
— Земан, молния тебя раздери! Только не это! Панове, поверьте бывшему безродному шоферу и автомеханику — не в больших звездах и выпивке счастье! Отнюдь не в этом! Да и не пью, я почти...
