Ловцов-вайтаргов тоже было двое. Один — высокий, крупный — выше и толще Макоси. Он много говорил, жадно ел и пил, размахивал руками и громко смеялся. Я старался не замечать, как много острых и мелких зубов у него во рту, ведь этот Ловец был шестипалым, и это с ним мне придется договариваться. Его спутник был невысоким, тонкокостным, похожим на нашу женщину, только неподобающе одетую. Говорил он мало, к пище едва притрагивался, редко улыбался, не показывая зубов, — обычный помощник, тихий и незаметный, к тому же пятипалый.
Тогда я еще не знал, что так выглядят все вайтарги древней и чистой крови. Не знал и того, что о шестипалых вайтаргах говорят: "Его родители плавали в грязной воде". Когда-то вайтарги убивали шестипалых детей, но когда император взял вайтаргов под свою руку, то запретил этот дикий, древний обычай. В наши дни шестипалые вайтарги живут, приносят пользу империи, создают семьи, вот только детей в этих семьях не бывает. В имперском указе нет запрета на детей от шестипалых — это вайтарги сами так решили. Не зря говорят "изворотливый, как вайтарг" — и свой древний обычай соблюдают, и новый закон не нарушают. Теперь я больше знаю об этом народе, а тогда, при нашей первой встрече... Я смотрел на Ловцов-вайтаргов и думал, что глупо ждать от них какой-то помощи, что ловить Рокати-дайгиру мне придется вдвоем с Макоси, что главное — получить разрешение городских Ловцов, а дальше пускай они нам не мешают. Ну что они могут понимать в сулайрах и нашей культуре? Они и о Лестнице Совершенства ничего не слышали!
Я ошибся. Я много ошибался в Качающемся Городе. Начиная с самого первого вечера. Когда попробовал вайтаргскую еду, не зная, как это на меня подействует. После чего и завел спор о сулайрских и вайтаргских Ловцах, и о том, чьи преступники опаснее. Стыдно вспомнить, как мы с Макоси пытались перекричать одного толстого Ловца, а его скромный напарник смотрел на нас всех и улыбался. Как примерная сулайрская жена. Вот тогда я и пообещал любить его долго и сильно, если вайтарги смогут первыми добраться до Рокати-дайгиру. И даже сообщил, что тот стоит на седьмой Ступени, а чем выше ступень преступника, тем труднее его поймать.
Низкорослый Ловец промолчал, будто не знал имперского, а тот, кого я принимал за старшего, громко засмеялся. Сидящие за соседним столом повернулись в нашу сторону. Я стараюсь не привлекать к себе внимание, и Макоси учу тому же, но в тот вечер мне было все равно.
— Ты правильно сделал, что выбрал Тумато. Я предпочитаю больших женщин, — и широко развел руки, изображая растопыренными пальцами что-то округло-волнистое.
Чешуйки на ладонях толстяка были светло-серыми, а перепонки между пальцами заметно темнее.
Я еще не видел, чем руки чистокровного вайтарга отличаются от рук грязнорожденного. И не знал, кому позволено носить имя, начинающееся на "ту". А вспомнить имя второй жены императора мне даже в голову не пришло.
— А твоему напарнику женщины совсем не нравятся? — захотелось мне пошутить тогда. И я даже не подумал, что могу обидеть кого-то — в тот вечер я слишком много съел и выпил, чтобы вести себя достойно.
— Нравятся. Как раз твоего размера, — ответил толстый Ловец.
Была ли это шутка, я так и не понял. Меня отвлекла песня о нашем императоре и о его любви к вайтаргской женщине. Я не в первый раз слышал ее, но на имперском песня звучала как-то иначе.
Вайтаргский певец скрывался за ширмой, его голос был глуховатым и усталым. Казалось, что сам император поет эту песню для юной возлюбленной, еще не зная, как изменится его жизнь.
Прекрасна ты, как смех и ветер.
Как ночи сладкий, легкий сон.
Я знаю, есть любовь на свете
Ведь я в тебя теперь влюблен.
Ты пена волн и шум прилива.
Ты дней спокойных синева.
Как ты, любимая, красива!
Моя кружится голова...
Зачем люблю тебя, не знаю.
Мы — день и ночь. Ты света блик.
А я и летом замерзаю,
Уставший от борьбы старик.
Я был рожден блистать и править.
А твой удел — стоять в тени.
Как я хотел бы всё исправить!
Но слишком поздно. Извини.
Ты дней весенних нежный запах.
Ты пробужденье и рассвет.
Любимая, не надо плакать,
Ты есть, ты будешь, а я нет.
Любовь всегда вот так приходит.
На миг, на день или на век.
Пусть нас с тобою жизнь разводит,
Кто был любим, тот человек!
К чему же слезы и метанья?
К чему обиды и мольбы?
Есть сон, есть смерть, есть увяданье,
Но и любовь есть у судьбы!
Зачем грустить о том, что было?
Того, что будет, не страшись
Из солнца, ветра, из прилива,
Из радости сложилась жизнь.
Когда устанет сердце биться,
И надо мной споет прибой...
Любимая, не надо злиться,
С тобой останется любовь.
Исполнение мне понравилось и я пожелал вознаградить певца, как это принято у нас в столице. Но мне сказали, что великий Муото не сможет пообщаться со мной, что он покинул заведение тем же путем, каким и явился в него. Я не поверил и заглянул за ширму. Она закрывала небольшой бассейн, из которого выбиралась пара вайтаргов. Мужчина был таким же низким и мелким, как молчаливый Ловец, а вот женщина... Ростом почти с меня и так сложена, что я впервые понял, почему наши мужчины стали интересоваться вайтаргскими женщинами. Одежды на новоприбывших еще не было. Слуги вытирали их тела и готовились облачить во что-то тонкое и широкое. Мое вторжение заметили. Я стал многословно извиняться и предлагать компенсацию, не зная, какое оскорбление этим наношу. Вайтарги не стыдятся своей наготы и укрывают тела только тогда, когда их могут увидеть береговые. И совсем даже не в этикете тут дело. После свадьбы императора интерес к подводным красавицам перестал быть постыдным извращением. И наши мужчины стали открыто проявлять свой интерес, не всегда взаимный, а это очень не нравится вайтаргским мужчинам. Часто дело заканчивается поединком и смертью одного из мужчин.
Мне драться не пришлось — низкорослый Ловец быстро уладил начинающуюся ссору и помог мне вернуться к столу. Его помощь оказалась очень кстати — ноги почему-то плохо держали меня. Он не сказал мне ни слова упрека, только поддерживал и направлял, маленькими, но такими сильными руками. Когда мы вернулись, Сайти стал говорить, что если я не могу отличить сухой выход от мокрого, то из меня такой же Ловец, как из грязи еда. Драться с ним я не стал, и не потому, что Ловцы не дерутся между собой — тогда я об этом не думал — моя голова клонилась к столу и язык не желал шевелиться.
А теперь вот Сайти мертв. Убит и Рокати. Вайтарг добрался до него раньше меня, и утащил под воду. Даже дайгиру не может долго жить там, где нечем дышать, где враг наносит все новые и новые раны, не замечая что и сам тяжело ранен. Так этих двоих и подняли со дна, крепко обнявшимися, как счастливых новобрачных. Тумато, увидев тело напарника, сказал, что такие раны он тоже не смог бы залечить, что ему будет не хватать Сайти. Когда я сказал, что мне жаль и его, и Сайти, Тумато напомнил о моем обещании, но такими словами, что я не сразу понял, о чем он говорит: "Мое сердце стынет от одиночества и я готов принять твою любовь..." Странный народ эти вайтарги — они и в постель приглашают, как на императорский прием. Тумато спросил, удобно ли мне будет, если он зайдет за мной сегодня вечером, а завтра утром мы послушаем, как прилив поет над мертвым Ловцом. Некоторые из Низкостоящих вежливость вайтаргов принимают за оскорбление. Я не стал искать оскорбление там, где его нет, не стал просить отсрочки или предлагать компенсацию — такой долг ничем нельзя компенсировать, только отдать, как бы тяжело это ни было.
Когда мне сообщили, что Тумато пришел за мной, я оставил Макоси в номере, хоть он и порывался идти со мной, защищать и оберегать. Я пошел один, а мой помощник не смог противиться сну — я усыпил его. Насилие над Низкостоящим не добавляет чести Стоящему-высоко, но у меня не было выбора — свой долг нужно отдавать самому.
Я ожидал от вайтарга всего, чего угодно, даже того, что он сразу пожелает подняться в мой номер, а он предложил поехать на берег, посмотреть бега маклисов. Эти маленькие, десятилапые уродцы не могут долго жить без воды и, если волна выносит их на сушу, шустро устремляются к морю, самым кратчайшим путем, и преодолевая любые препятствия.
Наш маклис победил.
Тумато забрал выигрыш и мы перебрались к другому аттракциону, что тоже происходил вдали от города, но только на высокой скале. Среди зрителей были одни вайтарги и почти все без одежды. Они стояли по двое, многие в обнимку, и внимательно смотрели вниз. Потом все дружно засмеялись и начали аплодировать, хлопая свободной рукой по голому бедру. Ни один сулайр не позволит себе такого неприличного жеста, даже Низкостоящий. А вот прикосновение двух ладоней, которым мы привыкли выражать радость и одобрение, вайтарги считают пошлостью и оскорблением. Меня об этом предупредили еще в столице. Кто победил и что это за аттракцион, спросить я не успел, Тумато вдруг быстро разделся и прыгнул со скалы. Маленькое светлое тело вошло в воду намного дальше широкой пенистой полосы и быстро направилось в сторону открытого моря. Я подошел к самому краю площадки, чтобы лучше видеть. Зрители опять замолчали и стали смотреть вниз. Кажется, все с напряжением ожидали чего-то.
— Это опасно? — спросил я у ближайшей пары.
Женщина даже не повернулась в мою сторону, а вот мужчина отвлекся на несколько мгновений и ответил:
— С итаску всегда опасно.
И тут я заметил что-то большое и темное, плывущее под водой за Тумато. Волноваться о том, чего не в силах изменить, недостойно Высокостоящего, но тревожное молчание зрителей мешало наблюдать за происходящим. Только когда Ловец выбрался на камень, торчащий далеко в море, я опять смог дышать ровно и спокойно. Вайтарги стали махать руками и аплодировать, едва фигурка на камне выпрямилась во весь рост и помахала рукой.
Тумато опять скрылся под водой и так долго не появлялся, что я не выдержал и еще раз обратился к паре, стоящей рядом. И опять мне ответил мужчина.
— Вот он, — и указал рукой туда, куда я даже не смотрел.
Среди камней, что отделяли гавань от моря, мелькнула голова пловца и быстро исчезла под водой.
— Он что, прячется там от кого-то?
— Да, — и мой собеседник опять повернулся в сторону моря.
— А почему?
Мне не ответили, и тогда я спросил еще раз, погромче. Молчаливая спутница вайтарга долго смотрела на меня и только потом сказала:
— Мало плавать быстрее итаску, надо еще вернуться туда, откуда ушел.
Я видел, что передо мной стоит красивая женщина, но когда она заговорила, то показалась мне еще красивее. У наших женщин не бывает такого глубокого и волнующего голоса. Говорят, что император сначала полюбил голос своей нынешней жены, а уже потом и ее саму. Теперь я верю этому.
Вайтаргиня давно замолчала и отвернулась, а для меня все еще звучал ее голос. Я мысленно повторял слова "вернуться туда, откуда ушел" и мне казалось, что это намек на продолжение знакомства. Возможно, если бы она сказала еще что-нибудь, я перестал бы сомневаться. Высокостоящий не навязывает свое общество другим, но ради такой женщины я был готов отступить от правил.
Стать нарушителем правил я не успел — вернулся Тумато. Его опять приветствовали аплодисментами, а он шел и будто не замечал их. Когда Ловец оделся, к нам подошли женщина и трое мужчин. Обменялись непонятными мне шутками и вернулись к своим спутникам. Я удивился, что нас не стали знакомить. Тумато заметил мое удивление и сказал, что если бы кто-то захотел узнать мое имя, то сам подошел бы ко мне и назвал бы свое. Вайтаргини знакомятся точно так же, как и вайтарги, а если кто-то притворится, что не услышал чужого имени, то и не надо повторять — знакомство не состоится. Это правило настолько простое и понятное, что даже чужаки могут запомнить его.
Я не стал говорить, что из-за таких правил вайтаргов и считают дикарями, для которых, что убить, что умыться.
Мы уже были перед спуском в соседнюю лагуну, когда сзади раздался низкий тоскливый вой. Если бы Тумато не поддержал меня, я бы скатился по ступенькам до самой лодочной стоянки.
— Что это было?
Странный вой быстро утих, остались только те звуки, что бывают возле моря. Возможно стон Гуранского болота почудился только мне.
— Сегодня итаску не остался голодным, — спокойно ответил мой спутник.
Из-за этого спокойствия, похожего на равнодушие, я не сразу понял смысл ответа.
— Он охотится на пловцов?!
— Итаску охотится на всех, кто заплывает в его лагуну.
— На всех?! А если к нему заплывет самка? Или наоборот, к самке заплывет самец?
— Среди итаску нет самок и самцов.
Поверить в такое трудно, а проверить еще труднее. Но не думаю, что Ловец стал бы лгать из-за такой ерунды.
Ступеней было много, идти предстояло долго и я не стал молчать:
— Ваши итаску бессмертные и у них не бывает потомства?
— Итаску можно убить, — сказал Тумато, спускаясь по лестнице и поддерживая меня под локоть. Я хотел отказаться от такой заботы, но не мог вспомнить вежливую форму отказа. Обидеть дикаря просто, но еще не известно, чем он ответит на обиду. — Итаску не нужен помощник, чтобы обзавестись потомством.
— Как это?! — я повернул голову, надеясь увидеть улыбку на лице собеседника, и опять оступился. Пожалуй, отказываться от поддержки еще рано. Вот спустимся и...
— Когда итаску становится большим и старым, он рожает несколько детенышей и сразу же глотает их.
— Зачем?!
— Чтобы защитить их от врагов.
— А у него есть враги?
— Враги есть у всех.
— Странная защита. Хотя на суше тоже хватает зверей, что пожирают своих детенышей.
— Итаску не пожирает их, а только глотает, — терпеливо повторил Тумато. — После этого итаску перестает есть.
— Почему?
— Потому, что внутри него растет потомство и поедает своего родителя.
— Поедает?!
— Да, — спокойно сказал Ловец.
А я опять чуть не упал. Трудно ходить по узким мокрым ступеням в парадных туфлях.
— У вас под водой много разных чудес, — говорить, что эти чудеса пугают меня, я не стал. Тумато молча кивнул. — И долго этот зверь кормит собой детенышей?
— Долго, до самой смерти. — После этих слов я остановился и моему попутчику тоже пришлось остановиться. Он быстро понял, почему я прекратил спускаться, и продолжил свой неторопливый рассказ: — Когда молодые итаску съедят своего родителя, они занимают его территорию и начинают охотиться.
— А что они едят?
— Все, что могут поймать.
— Даже другого итаску?
— Да.
— Значит, того, в лагуне, скоро съест его же потомство?
— Нет. Он еще слишком маленький, чтобы обзаводиться потомством.
— Маленький?! — То, что я видел в воде, было раза в три больше гайтура-патриарха. — Каким же он может вырасти?
— Старый итаску не поместился бы в этой лагуне.
Если Ловец и преувеличивал, то вряд ли намного.
— А плавать наперегонки с итаску — это ваша традиция или необходимость?
