И тут все проходит. Псевдоличность автономной проекции, неумело сотворенной и неожиданно поглощенной из-за ошибок программирования, растворяется и теряется внутри настоящей меня. Память, визуальная и эмоциональная, бережно сохранена в первом кольце. Я еще не раз вернусь к ней, чтобы вычленить детали, осмыслить, понять. Но не сейчас. Сейчас у меня масса других дел. Я смотрю на мертвое тело на своих руках, на разбросанные вокруг трупы, но они больше не вызывают у меня эмоций. Такова Игра... нет. Таково свойство человеческой натуры, на которой базируется Игра: соперничество за ограниченные ресурсы, ведущее к убийствам и гибели. Мы не можем — или не хотим — изменить базовые инстинкты, на которых базируется наша собственная личность. Мы тиражируем их в триллионах разумных биоформ в десятках и сотнях тысяч Игровых миров. И пока мы так поступаем, они продолжат гибнуть.
Мелина мертва. Угасающее мерцание мозга свидетельствует о клинической смерти. Я все еще могу ее спасти — но что с ней делать потом? Она даже не жила никогда толком — неграмотная женщина из сельской глуши, мир которой ограничивается небольшим участком леса да зависимостью от родителей поначалу, мужа потом. Ее нельзя даже толком назвать разумной — ее ум развит меньше, чем у пятилетнего ребенка в обществе второй-третьей ступени. Чуть умнее собаки, иными словами. Кусок мяса, управляемый бессмысленными электрическими импульсами в головной части... но разве импульсы в вихревых полях моей психоматрицы несут больше смысла?
Будь проклято мое высокомерие! И чтоб ты сдох, Джа! Не могу не признать, твоя слава тонкого психологического манипулятора более чем заслужена. Ты сладко пел о новом опыте, об иной точке зрения, о необходимости понимания Тактика, что позарез необходимо хорошему Конструктору... Ты прекрасно знал, что я никогда не создавала автономные проекции и совершу все мыслимые ошибки! Ты знал, что я никогда не ходила во плоти среди смертных биоформ, что не смогу правильно сыграть роль! Последняя попытка повлиять на собственную проекцию внешними точками принуждения... отвратительно неумелая, дилетантская, с катастрофическими последствиями. Полный провал. Ужасный щелчок по самолюбию. Но вряд ли ты добивался только такого эффекта. Ты провоцировал меня на... что? Жалость? Сочувствие? Ты хотел, чтобы я поняла, каково смертным жить и умирать в нарастающем хаосе — том самом хаосе, на котором настаиваю я? Ну что ж, тебе удалось. Но чтоб я еще хоть раз купилась на твою провокацию!
Стоп! Хватит эмоций. Текира по-прежнему на месте, и кризис по-прежнему никуда не делся. Время принимать окончательные решения. Я согласилась дать мальчику полгода, и они истекли. Нужно заканчивать с неопределенностью.
"Широковещательное сообщение Текирской рабочей группе. Миованна в канале. Приглашаю на совещание по текущим проблемам. Канал открыт, присоединяйтесь".
"Веорон в канале".
"Джао в канале".
"Майя в канале"...
Один за другим товарищи подключаются к совещательной комнате, зажигая сигналы готовности. Все в сборе, можно начинать. Но я почему-то медлю. Я все еще смотрю на тело женщины у себя на руках. Потом, мысленно встряхнувшись, задействую деструктор и расщепляю его на атомы, распыляя их над унылым зимним лесом: почему-то мне не хочется оставлять Мелину воронам, трупным червям и бактериям. Странно: остальные мертвецы никаких эмоций у меня не вызывают, так почему же я так реагирую на этот кусок гниющего мяса? Огненный комок выскальзывает из моей ладони, и жалкая полусгнившая постройка, что она называла домом, вспыхивает столбом яркого пламени. Пришедшая из ниоткуда и ушедшая в никуда, она не оставила никакого следа на земле — но оставит в моей памяти.
"Здесь Миованна. Коллеги, кризис на Западном континенте в полном разгаре. Тянуть больше некуда. Я подготовила сводку по текущему состоянию и настаиваю на немедленных действиях..."
Прости меня, Мелина.
Огромный военный лагерь кипел, не обращая внимания на позднюю ночь. Несмотря на сырой зябкий воздух, Тарону покрывала жаркая испарина. Предчувствие битвы наполняло ее до краев, заставляло судорожно стискивать рукоять сабли. Она с трудом заставила себя прислушиваться к словам Суддара.
— И я снова заклинаю вас всеми богами — и грозным Валарамом, и темной Назиной, и яростным Турабаром, и мстительным Сумаром, и прочими, чьи имена звучат музыкой в наших ушах — не позволяйте лихорадке боя овладеть вашими людьми!
Хотанец судорожно комкал в руках свою когда-то богатую ареску, сейчас больше напоминающую грязную тряпку. Его заметно трясло. Вот как, милый мой, лениво подумала Тарона, и ты умеешь бояться? Какой ты храбрый во дворце, под защитой стражи, вдали от кровавых битвенных полей, и какой растерянный ты здесь, в двух шагах от смерти... Королева не питала иллюзий насчет завтрашнего боя. Огромная, по донесениям суддаровых лазутчиков, армия северян стояла на том конце большой голой долины. Терять им нечего, и завтра Назина получит богатый урожай бледных трупов. Темных, впрочем, тоже. Северян много, очень много, и как бы не больше, чем южан...
— Ты снова учишь нас воевать, надсмотрщик за дворцовыми рабами? — Зур Харибан сейчас откровенно презирал Суддара и даже не пытался скрыть свои чувства. — Священная ярость, даруемая богами во время боя — залог нашей непобедимости. Трусливые белые псы разбегутся от одного вида моих могучих воинов. Хотя, я думаю, они умрут со смеха еще до того, увидев, что их атакуют бабы с голыми титьками! — гулан громко расхохотался. Остальные неодобрительно покосились на него. Тарона пропустила его слова мимо ушей. Тарсаки еще сведут с гуланами старые счеты, но не сегодня и не завтра. Сначала — общее дело, потом — все остальное. Но Зур — дурак, раз оскорбляет союзников перед боем. Или он просто не понимает опасности? Тогда тем более дурак.
— Если вы в боевом раже ринетесь на северян, они не разбегутся! — фальцетом выкрикнул Суддар. — Наши воины не в первый раз схватываются с бледнокожими, и ты, Зур, можешь обвинить северных псов в чем угодно, но только не в трусости! Вы сойдетесь в схватке грудь на грудь, и неизвестно, кто выйдет победителем! Ты забыл, о чем я сказал совсем недавно? Их много, очень много!..
— И ты уже перепугался? — ехидно спросил вождь. — Странно. Я вот почему-то не боюсь. И разве Турабар не учит нас, что погибший в бою получит в его вечном царстве по двадцать рук рабов и две руки верблюдов за каждую рану?
— Мне кажется, мы пришли сюда за рабами не из царства Турабара, а из северных княжеств! — огрызнулся взявший себя в руки дворецкий. — И Великий Скотовод...
— Да чтоб он засох, твой Великий Скотовод! — лениво сплюнул Повелитель Ветра. — В городе он может хотеть что угодно, но за стенами его власть кончается. Короче, у тебя есть что-то новенькое, что ты не пережевал два раза по три? Я лично собираюсь как следует выспаться перед боем.
Тарона постаралась не выказать своего удивления. То ли Зур Харибан и в самом деле непроходимо туп, то ли у него железная воля. Про себя королева точно знала, что не уснет до утра. Кровь бурлила в сердце, наполняя тело силой и упругостью. До самого восхода она станет молиться Назине, глядящей на нее с высокого небосвода. Молиться и точить древний клинок, любуясь узорами, что неизвестный кузнец вывел на легком и гибком лезвии. Многие века оно переходит от одной королевы к другой, и Тарона точно знала, что именно его рукоять она будет сжимать в руке, когда сабля соперницы разрубит ей голову. Самоубийство? Нет, такое не для нее. Она умрет в честном поединке. Но смерть придет к ней еще не скоро. Лет через десять или даже больше. А пока она возьмет от жизни все — ярость битвы, кровь врагов, любовь лучших мужчин, упоение властью. И завтрашний день засияет новой жемчужиной в королевской короне!
...но что бы я ни отдала ради того, чтобы навсегда остаться с тобой, Тилос, Тилос, ненавистный враг мой, любовь всей моей жизни...
— ...и он ходит между нами, сея разброд и ненависть!
Оказывается, Суддар что-то говорил. Тарона усилием воли заставила себя прислушаться.
— Вы все видели его, и вы все называли его разными именами, — глава тайной полиции Великого Скотовода обвел вождей горящим взглядом. — Пасах. Шупар. Егаш. Софар. Тилос. Вот имена крысы, что шныряет под самым нашим носом!
Стало трудно дышать. Тарона судорожно сглотнула? Тилос? Что окружившим ее грязным мужланам нужно от Тилоса? О чем шипит этот выползок?
— Много раз он приходил к вам со лживыми словами о мире на устах. Многим он предлагал золото, других запугивал, третьих опутывал незримой паутиной слов, лишая ума и воли. Он представлялся посланником северных владык, но это ложь, ложь, ложь!
— О чем ты говоришь, Суддар? — Тарона не узнала своего голоса. Хриплый и сдавленный, словно на горло накинули удавку, он ударился о стены шатра и заглох. — Посланник Тилос много раз приходил к тарсакам. Я не видела лжи в его словах.
Нужно что-то сказать, что-то сделать, лишь бы отвести угрозу. Тоска в его взгляде, когда он уходил в последний раз, тоска, которую она много раз замечала в глазах влюбленных мужчин! О, с какой радостью она отдала бы все, свою корону, даже свою жизнь, лишь бы навсегда оставить его рядом с собой! Но он уходил, всегда уходил от нее в пыльную даль степей и саванн, а она оставалась в своем душном шатре среди опостылевших подруг и служанок...
— О да, он умеет скрывать свою ложь так, что мало кто может ее увидеть! — воскликнул Хотанец. — Он разнюхивает все, что может, он наносит подлые удары в спину, но никто из живущих не может разглядеть его ложь...
— И только ты, о мудрейший, смог раскусить его? — иронично заметил Табаронг. На советах сапсап обычно сидел, забившись в темный угол, и редко открывал рот. Но уж если открывал... — Откуда же ты знаешь, что он не посланник, что он... кто? Сами князья поведали тебе об обмане?
— Мне нет нужды слышать слова глупых врагов, чтобы распознавать суть вещей, — сухо парировал Суддар. — У меня есть другие средства. Вот! — он вскинул руку со статуэткой. На сей раз она изображала Ю-ка-мина, оплетенного виноградной лозой. — Мои люди следили за самозванцем по всему Сураграшу. И не только мои.
— И кто же еще? — Кугарос словно подобрался на своей циновке. Рядом напружинились Ругер и Кханнг ар-Зибаронг. — Кого еще ты послал по следу Пасаха?
По лицу дворецкого пробежала нехорошая усмешка.
— Их!
Словно дуновение ледяного ветра прошлось по шатру, заставив затрепетать огоньки масляных ламп и сальных свечей. Человек у входа возник словно из пустоты, затянутый в черные одежды, в глухом капюшоне, сквозь узкую прорезь которого сверкали черные глаза. Из-за его плеча торчала рукоять короткого меча со странной квадратной гардой.
— Человек с севера — враг Теней, и потому мы следили за каждым его шагом! — глухой голос пришельца внушал необъяснимый ужас. Тарона на всякий случай незаметно проверила, что сабля легко вынимается из ножен. Она надеялась, что справится с одинокой Тенью, но проверять на деле ей совершенно не хотелось. — Голос Назины указал, что мы должны помочь в поисках Суддару ах-Хотану, отмеченному Ее особой милостью.
Сердце Тароны провалилось в глубокую пропасть. Голос Назины? Неужели грозная покровительница тарсаков тоже хочет голову Тилоса? Но... но она, Тарона, не допустит такого! Она не... Она не подчинится даже Назине! Пусть после смерти ее дух разорвет в клочья Ужас Ночи, но она — королева тарсаков, и она не подчиняется даже богам! Налетевший на тарсачку ужас слегка отодвинулся, но не ушел совсем.
Как сквозь воду, она слышала голос Суддара, рассказывавшего о неудачном налете на Чаттагу, о полосе невиданных ловушек, о гибели его воинов... Она и так знала всю историю, и сейчас ее мысли метались, пытаясь найти способ отвести от Тилоса беду.
О, Тилос! Скольких мужчин она знала, и ни один не мог сравниться с ним, лишь шесть раз одарившим ее своей любовью. Сколько раз она, забывшись, ночами шептала его имя и потом, с разочарованием и горечью, срывала раздражение на перепуганном до смерти любовнике! Сколько раз она безуспешно ловила его взгляд, пытаясь понять, что же он хочет от нее! И как наполнялся радостью живот, когда он едва заметно улыбался ей и утвердительно качал головой! Она всегда знала, и он знал тоже, что гордая Тарона, устрашающая королева тарсаков, чье имя не заставляло трепетать разве что Великого Скотовода да ослепленных своей глупостью гуланских Повелителей Ветра, готова броситься к его ногам, словно щенок пастушьей собаки к хозяину. С первой ночи она грезила его скупой улыбкой, его тихим и таким уютным голосом, его уверенным и слегка насмешливым взглядом. Не ходил среди тарсаков, да что там — во всем мире! — другой мужчина, что мог бы сравниться с ним. И вот теперь ублюдок и жалкий трус Суддар ах-Хотан хочет его головы!
Она ничего не возразит, внезапно решила она. Она охотно согласится со всем, что решит совет вождей. Свой удар она нанесет тогда, когда потребуется. Не позже, но и не раньше. Королева тарсаков умеет ждать.
— Ну, так что ты от нас-то хочешь? — она сладко потянулась всем телом, с презрительным удовольствием заметив, как нее обратились вожделеющие мужские взгляды, даже взгляд Тени. — Если он такая крыса, поймай и убей его. Или тебе надо, чтобы мы предали его публичному проклятию?
— Во-во! — внезапно поддержал ее Зур. — У тебя говорящие боги, у тебя Тени, вот и лови его. Я лично гоняться за призраками не собираюсь. Завтра бой, и я намерен как следует развлечься. Если увижу его — с удовольствием отдам тебе его голову, но сейчас я пошел спать.
Гибким, но мощным движением он поднялся с пяток и пару раз наклонился взад-вперед, разминая затекшее тело. Тарона против своей воли ощутила к нему интерес. Гулан был хорош, хорош грацией ядовитой змеи и небрежной мощью пустынного гепарда. Наверное, в бою он действительно могучий противник. В другой ситуации, возможно, королева и позвала бы его ночью в свой шатер, но сейчас не до того. Как же вернее обезопасить Тилоса от новой угрозы? Если бы она знала, где его найти, то обязательно отправила бы Зулу с посланием. Но сейчас оставалось только выжидать.
— Да, кстати, Суддар! — промурлыкала королева тарсаков. — Раз уж твой Тилос такой негодяй, я хочу, чтобы его доставили ко мне. Живым и неповрежденным. Я хочу взглянуть ему в глаза, прежде чем мои жрицы Назины спустят с него шкуру живьем.
— Но... — запнулся ошарашенный Суддар. — Но, Тарона, он страшный боец! Я не думаю, что его можно взять живым...
— Ну, ты уж постарайся, дорогой, — Тарона снова потянулась. На лице Харибана мелькнула одобрительная ухмылка. — Никто тебя за язык не тянул, разбирался бы сам. Теперь я хочу услышать, что скажет лже-посланник. Кто он такой, что ему надо... Может, его наветы лишь малая часть какого-то заговора?
— Тарона права, — согласно качнул бородой Табаронг. — Раз уж ты счел разговор достойным внимания совета вождей, то доведи дело до конца.
— Мне все равно, что скажет северный червяк, — протянул Зур, — но раз уж другие настолько любопытны, то и я послушаю.
