— Сонбе, вы меня заинтриговали. Лучше вам признаться. Или я такого сейчас наиграю из-за неудовлетворённого любопытства. И виноваты будете вы.
— Ну... я это... Ты сказала про инопланетянку из созвездия, которого нет. Вот я и подумала, что ты проговорилась и разговариваешь по телефону с кем-то из своих на центаврианском... Смешно, да?
— Офигеть! Вам бы книжки писать, сонбе.
— Кофе,— всё ещё находясь под впечатлением своих фантазий, говорит ЁнЭ и протягивает банку.
— Спасибо, сонбе. Но я решила последовать вашему совету и ничего не пить перед концертом. Вдруг и вправду в туалет захочется.
Развить туалетную тему не удаётся. По громкой связи объявляют десятиминутную готовность.
— Пара! — Говорит ЮнМи и делает шаг к двери.
— Телефон оставь! — Останавливает свою подопечную менеджер.
— Возьму с собой,— отрезает подопечная.
— Ты собираешься во время концерта отвечать на звонки? — Поражается ЁнЭ.
ЮнМи разворачивается лицом к сонбе, в её (ЮнМи) глазах вдруг показываются рожки стайки бесенят и тут же по шустрому исчезают.
— Не на все,— оставаясь серьёзной, говорит ЮнМи, вдруг делает пару шагов и, оказавшись почти вплотную к ЁнЭ, склонив голову к её уху, заговорщицки произносит: — Я жду важного звонка с Альфа Центавра. Вы меня раскусили. Я, действительно, инопланетянка. Но только никому... Хорошо? Пусть это будет нашей маленькой тайной.
И с этими словами инопланетянка покидает гримёрную, оставив землянку в полном ауте.
Время действия: чуть позже.
Место действия: несостоявшаяся камера длительного заключения СунОк. Сама СунОк сидит на кровати, обняв руками колени. Ждёт. И ещё немножко думает.
О чём может думать влюблённая девушка, которую похитили злые разбойники? Конечно же, о прекрасном принце на белом коне, который непременно прискачет, порубит на мелкие кусочки всех плохих парней и спасёт её. И это даже очень хорошо, что её похитили. Пусть оппа содрогнётся от сознания того, что он, чуть было, не потерял свою любимую навеки. Пусть побыстрее придёт к мысли, что место, где ей не грозит никакая опасность, находится ни где-нибудь, а рядом с ним. И чтобы она смогла навсегда занять это место, оппе всего лишь нужно...
Здесь мысли девушки, залетевшие в заоблачные дали, спускаются на землю, и она начинает думать о вещах приземлённых: обручальные кольца, свадебное платье, список гостей, зал для торжеств и... свадебное путешествие на весь медовый месяц! И это не всё! Свой дом, дети... лучше двое — мальчик и девочка, университетское образование для обоих... лучше в Америке, их выгодная женитьба, внуки... Ну, а там, глядишь, и правнуки.
Напряжённую работу девичьего мозга прерывает какой-то шум внутри дома, пара вскриков и всё затихает. СунОк с любопытством смотрит на дверь. Уже прискакал? Быстро он. Значит, точно, любит. Интуиция девушку не подводит. Лязгает засов и на пороге появляется он — оппа, излучающий силу и уверенность в завтрашнем дне.
Увидев его (оппу), СунОк поднимается с кровати, но остаётся на месте. Во взгляде благодарность за спасение пополам с упрёком: чего так долго?
Быстро оценив обстановку, и не найдя ничего подозрительного, СанУ, в несколько шагов, преодолевает расстояние до своей девушки и заключает её в объятья. Где-то с минуту длится немая сцена — обмен энергетическими пакетами. Затем, отстранив СунОк, СанУ внимательно всматривается в её лицо и задаёт первый вопрос:
— С тобой всё в порядке?
Утвердительный кивок в ответ, повлажневшие глаза, дрогнувшие губы.
— Они ничего тебе не сделали? — Звучит второй вопрос. Голос напряжён.
— Нет. Даже пальцем не тронули. Я их вообще не видела.
— Да... Тогда, как же ты здесь оказалась? — Удивляется главный безопасник.
СунОк виновато отводит взгляд в сторону.
— Меня сюда заманили,— неохотно произносит она.
— Заманили?.. — СанУ подвисает, в глазах мелькает догадка, которую тут же сменяет лёгкая досада то ли на себя, то ли на девушку.— Ладно, потом поговорим. Пойдём, посмотришь на своих похитителей. Что-то мне подсказывает, что ты их знаешь.
Время действия: это же.
Место действия: там же, но в другой комнате — почти пустой. Вся обстановка — это стол да продавленный старый диван, на котором сидят, с низко опущенными головами, два парня — неудавшиеся похитители. Один брюнет, другой крашеный блондин. Бока дивана подпирают два крепких молодых человека в чёрном. Статическую картину нарушают СанУ и СунОк. Как только они появляются в комнате, взгляды всех остальных обращается к ним.
— Узнаёшь? — Кивая на похитителей, спрашивает СанУ. Парни дружно наклоняют головы, пряча лица.
— Головы подняли! Смотрим перед собой! — Приказывает главный безопасник. Приказ тут же выполняется.
— Узнаёшь? — Звучит повторный вопрос.
СунОк, с лёгкой неприязнью, но и с интересом, внимательно разглядывает парней.
— Да,— уверенно заявляет она.— Мы учимся в одном университете.
Головы парней склоняются.
— Студенты! — Хмыкнув, говорит по-русски СанУ и уже на корейском одному из своих людей: — КёнХо! Давай, звони в полицию. У меня нет ни малейшего желания возится с этими недоумками.
Головы парней склоняются ещё ниже. КёнХо лезет в карман за телефоном.
— Подождите! — Неожиданно для себя, останавливает его СунОк.— Как-то это... Нормальные ребята вроде и вдруг такое... Не просто же так?! СанУ, спросите их, зачем они это сделали?
СанУ недовольно морщится, но видимо червячок любопытства точит и его.
— Слышали? — Обращается он к студентам.— Есть, что сказать?
Парни, съёживаются, но сохраняют молчание.
— Всё с ними ясно,— делает вывод главный безопасник.— КёнХо, звони в полицию.
КёнХо лезет в карман за телефоном. У блондина сдают нервы, и он, не поднимая головы, глухо произносит:
— У него,— кивок в сторону приятеля,— сестра смертельно больна. Если срочно не сделать операцию, она умрёт.
— Понятно,— произносит СанУ.— А самый простой способ достать деньги — это похитить сестру Агдан... Мы тоже дорамы смотрим. Мог бы что-нибудь пооригинальней придумать. КёнХо звони в полицию.
КёнХо лезет в карман за телефоном. В этот момент нервы сдают у брюнеты, который вдруг, закрыв лицо руками, заходится в плаче, что на какое-то время вводит всех остальных в состояние растерянности. Первой с изменённой ситуацией справляется СунОк, в сердце которой шевельнулась жалость:
— Вы, что действительно по-другому денег достать не могли? — Обращается она к блондину.
— Не могли,— неохотно отвечает тот.— У него,— кивок на плачущего приятеля,— никого, кроме сестры нет. Родители погибли и оставили кучу долгов. Не один банк кредита не даёт. И ростовщики тоже отказали. Благотворительные фонды дают деньги, но не все. Уж очень операция дорогая и потом ещё реабилитация... Я живу с бабушкой. Для меня такие деньги... это не реально... А тут, в кафе, мы случайно увидели тебя... Нам очень жаль. Прости.
Блондин замолкает. Повисает тягостная пауза.
— Это ещё всё нужно проверить,— говорит СанУ и обращается к блондину: — В какой больнице лежит ваша девушка и как её зовут? — Получив ответ, он обращается к своему заместителю: — КёнХо, пробей...
Заместитель кивает и выходит из комнаты. Пока его нет, брюнет успевает успокоиться и даже бросить на СунОк пару взглядов, в которых еле тлеют искорки надежды. Девушка всё это время остаётся задумчивой, хмурит брови, словно решает в уме сложную математическую задачу. Вернувшийся КёнХо, кивком подтверждает шефу, что информация подтвердилась. Тяжело вздохнув, СанУ с сомнением произносит:
— Ну, и что с вами делать?
Вопрос остаётся без ответа.
— Где мой телефон? — Неожиданно спрашивает СунОк.
— Мы его разобрали и выбросили. Извини,— отвечает блондин.
— Оппа! Дай мне свой телефон! — Требует девушка.
При слове 'оппа', подчинённым СанУ с трудом, но удаётся сохранить невозмутимость на лицах. Поняв, что рассекречен, но тоже сохраняя покерфейс, СанУ обращается к СунОк:
— Что ты задумала?
— Хочу позвонить сестре. Дай телефон.
Вздохнув, СанУ достаёт из кармана телефон и протягивает девушке. Получив требуемое, СунОк выходит из комнаты и, судя по шагам, направляется в свою несостоявшуюся камеру. Покачав головой, главный безопасник обращается к парням:
— А теперь молитесь, чтоб у неё всё получилось.
Время действия: это же.
Место действия: здание оркестра 'Кёнсанбук-до', концертный зал. На сцене — большой симфонический оркестр Сеула в полном составе, в американской рассадке. Все музыканты — в чёрном. На переднем плане, за роялем, вся из себя сиреневая, сидит ЮнМи. Её пальцы порхают по клавишам, извлекая такие прекрасные, но такие обескураживающие странные звуки так не похожие на всё, что было написано до этого для фортепьяно с оркестром. Зрители, словно под гипнозом, благоговейно внемлют этим звукам: ни чихов, ни кашля, ни скрипа кресел.
Сижу, лабаю на фоно, уткнув один глаз в телефон (поставил его на виброрежим), другой — в спину Чон ЮнХво — главному дирижёру. Сразу вспомнился старый анекдот, где первую скрипку спрашивают: 'Что сегодня дирижирует дирижёр?' На что получают ответ: 'Не знаю, чего он там дирижирует, а мы играем Чайковского'. Для меня этот анекдот очень даже актуален. Оказывается, манера дирижировать оркестром здесь и в моём мире — это две большие разницы. В том, что я заметил это только сегодня, нет ничего удивительного. Потому что пересеклись мы с оркестром только сейчас. Предыдущие репетиции? Ну не было у меня времени на их посещение. Меня подменял ведущий пианист оркестра. Когда, я предложил Чон ЮнХво эту схему (вы сами как-нибудь репетируйте, а я появлюсь только на премьере и всё вам гениально сыграю), главный дирижёр чуть было дирижёрскую палочку не откинул. Это в моём мире (да и то, только в России) подмена — дело обычное. А здесь такой финт — дело немыслимое. Надеюсь, благодаря моему прогрессорству, музыканты классики быстренько оценят, какие возможности для манёвра я им открыл.
Не согласится с моим предложением, Чон ЭнХво просто не мог. Или так, как я говорю, или он оплачивает все неустойки, которые мне предъявят за срыв контрактов, невыполненных из-за этих самых репетиций. Дирижёр только вымолил у меня (ну и у СанХёна тоже — куда же без него), чтоб я появился ещё и на генеральной репетиции. Вот, появился.
Как раз сейчас играю большую виртуозную каденцию пианиста из первой части. Причём, играю без нот — по памяти. За пять минут до начала вдруг выяснилось, что нот для фоно нет. Ведущий пианист куда-то их заныкал и свинтил в неизвестном направлении, отключив телефон. Распечатать новые не получилось — сдох принтер. Не удивлюсь, если и здесь не обошлось без ведущего пианиста. Сразу, как-то пахнуло родным и знакомым. Сделать гадость ближниму, это так по-нашему. Но, как говорится, не на того напали. Все натки — у меня в голове.
Чон ЭнХво изредка бросает на меня нервные взгляды через плечо — тут ли я ещё. Перед тем, как занять место за инструментом, я честно, вежливо с поклоном, предупредил главного дирижёра, что жду важного звонка. И если мне позвонят — он (дирижёр) должен объявить незапланированный перерыв, потому что я по-всякому покину сцену. Взгляд Чон ЭнХва я не забуду никогда. В нём было всё: и проклятье на мою голову, и восхищение моей наглостью, и сожаление, что связался с такой ненормальной девчонкой, и радость от сознания того, что до пенсии осталось совсем немножко, и что-то там ещё, неподдающееся расшифровки. Ээээ... Надеюсь, не связанное с сексуальной тематикой.
Как моя игра воспринимается со стороны, понятие не имею. Но, вроде, гнилыми помидорами не забрасывают и истерическим свистом не заглушают. Значит, руки играют в нужную сторону. Именно руки, потому что голова занята совсем другим. Блин! Блин!! Блин!!! Какие-то уроды похитили мою сестру! А ещё боремся за звание страны с низким уровнем преступности! Если бы не СанУ и его гаджет... Нет, лучше об этом не думать. Лучше думать о том, что я сделаю с этими уродами. Хорошо бы лично попинать их ногами. Ээээ... брюки придётся надеть. А то из положения лёжа этим уродам откроется не достойная их вниманию картина. Никого не достойная... Ладно, сейчас не об этом! В общем, сажать этих гавриков надо... Но сажать по тихому, чтобы не создавать среди криминального элемента нездоровый спортивный интерес: у этой шушеры ничего не получилось, а у нас получится, потому что мы круче. Пффф... А ведь так и будет. А если ещё про мои миллионы баксов станет известно... Это-к все эти миллионы мне придётся на охрану всех своих родных тратить. Да ещё и не хватит. Вот же жжж!!! Попал! Нет, этих уродов нужно не сажать по-тихому, а по-тихому кончать, а тела по-тихому прикопать. По-моему, очень мудрое решение...
О! Вот и долгожданный звонок! Прости, Чон ЭнХво, но жизнь сестрёнки мне дороже твоего концерта! Хватаю телефон, вскакиваю и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, врезаюсь в ряды первых скрипок. Всего лишь пара задетых локтей, пяток обалделых взглядов — и я за кулисами. Всё происходит так стремительно, что оркестр ещё какое-то время продолжает играть без меня. Инструменты замолкают группами: флейты, контрабасы, виолончели... Последним въезжает в ситуацию перкуссионист (он же — ударник). За моей спиной в наступившей тишине раздаётся одинокое 'бум'.
— Слушаю! — говорю я, стремительно продвигаясь в сторону гримёрной, распугивая встречных. За мной, хвостиком, увязывается ЁнЭ, появившаяся неизвестно откуда.
— ЮнМи, это я,— слышу торопливый голос СунОк.— Со мной всё хорошо. Мне нужно с тобой поговорить,— от неожиданности резко торможу — ЁнЭ налетает на меня сзади. Хочется задать сестре тысячу вопросов, но нельзя. Слишком много посторонних ушей вокруг: работники оркестра, моя охрана, какие-то непонятные личности, мой менеджер...
— Сейчас. Полминуточки,— говорю я и возобновляю движение.
У двери гримёрной останавливаюсь и, строго посмотрев в глаза ЁнЭ, говорю:
— Сонбе, подождите здесь. Мне нужно поговорить.
В ответ — никаких возражений, лишь покладистое:
— Конечно, ЮнМи. Я всё помню: важный звонок...
Пффф... Это она что, про звонок с Альфа Центавра? Поверила что ли? Блин... Надо потом будет прочитать ей лекцию на тему: что такое юмор, его разновидности и характерные признаки.
А с сестрой состоялся очень интересный разговор. Мой первый вопрос:
— Онни, с тобой всё в порядке? — И следующие: — Эти уроды тебе ничего не сделали? СанУ им морды начистил? Рёбра переломал? Они уже на кладбище? В смысле — в полиции?
— Со мной всё в порядке, ЮнМи. Мне ничего не сделали. И... эти парни не уроды.
— Парни?.. Ты что, их защищаешь? Они же тебя похитили! — Поражаюсь я.
— ЮнМи... Я говорила с ними... Всё немножечко не так... Просто ребята оказались в безвыходном положении. У одного из них сестра при смерти. Девушке требуется срочная операция. Если её не сделать, она умрёт. Денег достать они не смогли. Вот им и пришлось...
— Да у тебя Стокгольмский синдром в самой острой форме! — Возмущаюсь я.
