— Ты ведь пришел не просто так? — осведомился он. — Плохие новости?..
— Почему именно плохие?
— Были бы они хорошими, ты бы не стал тянуть, — пожав плечами, сказал Крикс.
— Ты прав, — сознался Ирем. — Новости действительно плохие... Мои люди нашли Призрака. Он мертв.
Меченый ощутил, как внутри стало холодно и пусто. Их последняя надежда на благополучный исход рухнула. Призрак умер, значит, допросить его по делу Рована Килларо невозможно. Впрочем, разве он не знал, что так и будет?.. Даже коадъютор, вероятно, давно уже чувствует, что они угодили в западню. Надеяться, что люди Ирема найдут убийцу, и вопрос решиться сам собой, было не просто легкомысленно — это было безумно. Но он все равно надеялся.
— Значит, я все-таки его убил? — бесцветным голосом спросил дан-Энрикс. — Мне показалось, что для умирающего он двигался слишком быстро...
— Ты его не убивал. Он сделал это сам. Когда какой-то Призрак не справляется с порученным ему заданием, случается, как правило, одно из двух — либо заказчик требует закончить начатое дело, либо разрывает договор. Если контракт разорван, Призрак должен умереть — это мне объяснил Саккронис. Он очень хотел участвовать в осмотре тела. Он сказал, что ритуальное самоубийство Призрака — редчайший случай, что известно всего два подобных эпизода. Чаще всего Призрак либо погибает при попытке выполнить задание, либо все-таки добивается успеха — иногда с шестой или седьмой попытки. Возможно, несмотря на наши... затруднения из-за Килларо, стоит радоваться, что он мертв. Если бы он остался жив, он бы сосредоточился на том, чтобы попробовать тебя прикончить. А сейчас это не слишком сложно.
Меченый покачал головой. Навряд ли Призрак бы продолжил на него охотиться. После того, что с ним случилось в прошлый раз, заставить самого себя приблизиться к дан-Энриксу для него было бы не проще, чем сознательно взять в руки раскаленное железо — Меченый знал это лучше, чем кто бы то ни было другой. Но говорить об этом Ирему дан-Энрикс, разумеется, не стал. Если сэр Ирем видит в смерти Призрака какие-нибудь положительные стороны, тем лучше для него.
— И что, ты разрешил Саккронису взглянуть на тело?.. — без особенного любопытства спросил он.
— Да, разрешил. Хотя на его месте я не рвался бы рассматривать такую мерзость. Перед смертью он не только сжег все свои вещи, но еще и вымазался ядовитой мазью, которая разъела все его лицо чуть ли не до костей. Я предупредил Саккрониса, что зрелище весьма неаппетитное, но он сказал, что читал описание такого случая у... в общем, уже не помню, у кого, и что он знает, что там будет. Надо отдать ему должное, у старика стальные нервы. Меня самого едва не вывернуло наизнанку, когда я увидел этого молодчика, а Саккронису хоть бы что.
Ирем умолк, и наступила долгая, томительная пауза. Крикс понимал, что нужно спросить что-нибудь еще, поддержать разговор о смерти Призрака, но чувствовал, что не в силах выдумать ни одной подходящей фразы. Этот разговор был абсолютно бесполезным — просто способом заполнить раздражающую тишину. На самом деле и ему, и даже Ирему понятно, что все это уже не имеет ни малейшего значения.
Ирем первым нарушил наступившее молчание.
— Послушай, Крикс... Помнишь, когда Хорн и Римкин приходили вызывать тебя на суд, Римкин спросил, почему ты не можешь исцелить себя с помощью магии. А в самом деле, почему?..
Меченый пожалел, что несколько секунд назад не поддержал пустопорожний разговор о теле Призрака. Вопрос, который поднял Ирем, был гораздо щекотливее. Меченый постарался, чтобы его голос звучал так же ровно, как обычно, когда он ответил:
— Ну а как ты думаешь?.. Ты же не удивляешься, что я не могу сесть на лошадь или фехтовать. Чтобы кого-то исцелить, нужно потратить силы — а для этого нужно сначала их иметь.
— Да перестань, — нетерпеливо сказал Ирем. — Я же вижу, что с тобой что-то не так, и это "что-то" — не болезнь и не усталость. И усталым, и больным я тебя видел много раз. Это не то. Что с тобой все-таки случилось?.. Это как-то связано с тем вечером, когда я убедил тебя воспользоваться магией и проследить за Олваргом?
Меченому очень хотелось сказать "нет", но сейчас эта утешительная ложь буквально застревала в горле.
— Я не знаю, — сказал он в конце концов. Он понимал, что лжет, и чувствовал, что Ирем понимает это так же хорошо, как и он сам. — Дело не в Олварге... Не знаю, что со мной произошло, но я больше не чувствую Тайную магию. Ни в чем, даже в своем мече. Как будто я оглох. Валларикс ощущает Истинную магию в Ривалене и в Очистительном огне, но признает, что он уже не слышит музыку Адели — она ушла куда-то очень глубоко, в самую толщу стен, и когда он все-таки что-нибудь чувствует, то сам не может разобраться до конца, реальность это или всего-навсего обман воображения. Может быть, это я каким-то образом заставил ее замолчать. А может быть, все дело в том, что Леривалль погиб, и Истинная магия мало-помалу умирает вслед за ним.
— Так что же, ты теперь не Эвеллир? — лорд Ирем не принадлежал к числу людей, которые способны обойти важный вопрос молчанием из опасения кого-нибудь задеть. Но все-таки его прямолинейность покоробила дан-Энрикса.
— Если ты имеешь ввиду человека, который способен исцелить кого-то магией, или, допустим, воскресить Кэлринна Отта — то, определенно, нет, — ответил Меченый, не удержавшись от сарказма. В том, что касается политики и государственных проблем, сэр Ирем проявлял себя, как человек глубокого и гибкого ума, но его представления о Тайной магии всегда казались Меченому примитивными, как рассуждения какого-нибудь лавочника. Но сейчас мессер Ирем был слишком поглощен своими мыслями, чтобы почувствовать в словах дан-Энрикса насмешку.
— Это моя вина, — угрюмо сказал он. — Ты с самого начала говорил, что это неудачная идея. Мне бы следовало понять, что ты разбираешься в этом гораздо лучше. И мэтр Викар тоже сказал, что это настоящее безумие.
Меченый вздохнул.
— Какая теперь разница?.. Да, план был чересчур рискованным. Теперь, когда мы знаем, к чему это привело, можно до бесконечности пытать самих себя вопросами о том, как можно было совершить такую глупость. Но если бы нам все-таки удалось узнать, что замышляет Олварг — мы бы посчитали, что это отличная идея. Разве нет?
Коадъютор нехотя кивнул — а в следующую секунду они оба вздрогнули от неожиданности, услышав тихий, но настойчивый стук в дверь. Лорд Ирем приглушенно выругался.
— Хегг бы их подрал!.. С этими Призраками, "истинниками" и всей прочей швалью я скоро начну подскакивать из-за любого шороха. ...Ну, что еще? — сердито спросил он, распахивая дверь.
— Срочное сообщение, мессер, — ответили из коридора. — Отряд вооруженных всадников на Королевском тракте. Около семидесяти гверрцев под началом Лейды Гвенн Гефэйр. Только что проехали последнюю заставу, будут в городе примерно через два часа. Прикажете открыть ворота?.. — говоривший хрипло, сдавленно закашлялся. Меченый, сердце которого после упоминания о гверрцах подскочило и сейчас стучало где-то возле горла, явственно представил, как он гнал коня во весь опор, чтобы опередить Лейду Гэфейр и ее отряд. Дан-Энрикс не завидовал ему. Во время службы в Серой Сотне они отправлялись на разъезды, натянув шарфы до самых глаз, но даже это помогало не всегда, и после долгой скачки по морозу в груди ощущалась неприятная, глухая боль, а на щеках нередко появлялись белые отмороженные пятна.
— Открывайте, — разрешил лорд Ирем. — Отправляйтесь к капитану Северной стены и сообщите, чтобы подготовил встречу. А потом...
— Потом идите греться, — перебил дан-Энрикс, пока Ирем не заставил парня возвращаться и докладывать о выполнении задания.
Сэр Ирем хмыкнул.
— Ладно, Финнрек. Лорд дан-Энрикс, кажется, доволен вашим сообщением. Пошлите к Северной Стене кого-то из дозора и идите отдыхать, — сжалился он. И, отмахнувшись от ответа Финнрека, захлопнул дверь. — Ну что, ты рад?.. — спросил он, возвращаясь к Криксу.
— Я не знаю, — отозвался Крикс, помедлив. — Не уверен, что у меня есть причины радоваться. Честно говоря, я не хотел бы это обсуждать. Выпьешь со мной?
— Пожалуй, но тогда спустись с небес на землю. У тебя такое выражение лица, как будто бы ты умираешь от желания вскочить на лошадь и помчаться к городским воротам. Это раздражает.
Меченый поморщился, сообразив, что коадъютор был не так уж и не прав — все мышцы у него в самом деле напряглись, как будто бы он был готов немедленно сорваться с места.
— Хватит болтать вздор, — устало сказал он. — Лучше распорядись, чтобы нам принесли бутылку эшарета.
Олрис бесшумно отделился от стены и бросился обратно в свою спальню. Конечно, любопытно было бы послушать, о чем Меченый и Ирем станут разговаривать за эшаретом, но он чувствовал, что, если он еще чуть-чуть пробудет на балконе, то начнет стучать зубами так, что его будет слышно даже в комнатах дан-Энрикса. Его трясло от холода, и он никак не мог отделаться от ощущения, что его внутренности давно смерзлись в один липкий и холодный ком. Ввалившись в свою комнату, Олрис поспешно бросился к камину и придвинулся к огню настолько близко, насколько это возможно было сделать, не спалив штаны и сапоги.
Из подслушанной беседы Олрис разобрал примерно половину — на большее его познаний в аэлинге не хватило. Но Олрис был почти уверен в том, что главное он понял правильно, и Меченый действительно лишился своей магии.
"Проклятый Призрак! — думал он, скрипя зубами от досады и от холода. — Как жаль, что он успел себя убить. Его бы следовало обезглавить. Нет, четвертовать!.. И я бы с удовольствием на это посмотрел!"
Бедный дан-Энрикс. Мало того, что ему сейчас едва хватает сил, чтобы пройти по комнате, так он, в придачу к этому, еще лишился и своих магических способностей! Для мага это, вероятно, так же тяжело, как стать калекой.
"Я бы сам убил этого Призрака, если бы только мог!" — подумал Олрис злобно.
Постояв возле камина еще несколько минут, и отогревшись достаточно, чтобы его перестало корчить от озноба, Олрис добрался до своей кровати и залез под одеяло. Устроив на постели что-то вроде теплого шерстяного кокона, и, наконец, почувствовав себя достаточно уютно, Олрис мысленно спросил себя, кто сможет защитить Адель от Олварга теперь, когда дан-Энрикс лишился своей Силы — но не смог найти ответа.
"Интересно, что об этом скажет Ингритт" — промелькнуло в голове у Олриса, но уже в следующую секунду он со всей отчетливостью осознал, что он не вправе никому рассказывать о том, что он услышал этой ночью. Узнать чужой секрет, подслушивая чей-то разговор — уже довольно некрасиво, ну а выболтать такой секрет кому-нибудь еще — это уже самое настоящее предательство.
"Завтра я пойду к дан-Энриксу и расскажу ему, что я все слышал" — обещал он сам себе, чтобы немного успокоить свою совесть. Если повезет, дан-Энрикс будет слишком рад из-за приезда этой женщины — как там ее зовут?.. — чтобы рассердиться на него всерьез.
— Наверное, это и есть та женщина с портрета, — пробормотал он сонно. Его разморило от тепла, и теперь он с трудом мог открыть глаза — зато лицо, которое он видел на рисунке в Ландес Баэлинде, становилось все отчетливее по мере того, как Олрис постепенно погружался в сновидения. Думать о возлюбленной дан-Энрикса было неловко — главным образом, из-за привидевшегося ему под действием люцера поцелуя — но он все-таки попробовал представить себе, как она скачет по тракту во главе отряда всадников, и волосы у нее развеваются от ветра. Правда, потом Олрис мысленно напомнил сам себе, что это глупо, и в такой собачий холод она на за что не станет путешествовать без теплой шапки или капюшона.
Интересно, что же все-таки случилось между ней и Меченым? Когда дан-Энрикс обнаружил, что Олрис нашел среди его бумаг ее портрет, он не выглядел особенно счастливым. И сегодня, когда Ирем говорил о ней, в голосе Меченого тоже слышалось скорее напряжение, чем радость.
"Надо будет встать как можно раньше, чтобы ничего не пропустить" — подумал Олрис, окончательно проваливаясь в сон.
* * *
Последняя застава на пути к столице выглядела не особенно внушительно. В неярком кругу света, который отбрасывал на снег висевший над воротами фонарь, ежились два замерзших стражника. Их шлемы и плащи были покрыты изморозью, как пирог — глазурью. Чувствуя ноющую боль в спине, ногах и шее, Лейда спешилась, взяла гнедого под уздцы и повела его во двор. Конь был высокий, нервный, постоянно рвущийся в галоп. Вручив поводья подбежавшему мальчишке, Лейда на всякий случай предупредила:
— Оботри насухо, но не пои. Нам скоро выезжать.
Кивнув своим ребятам, заводившим лошадей в конюшню, Лейда зашагала к постоялому двору. Казалось, что дрожащий в окнах свет бросает вызов холоду и мраку, навевая мысли о тепле, натопленном камине и горячей пище. Зайдя в трактир, она стянула меховую шапку с укрепленным на ней беличьим хвостом. Освобожденные из плена волосы рассыпались по плечам. Сидевшие в трактире стражники с заставы и какой-то остроносый тип, напоминавший сборщика налогов, словно по команде, повернулись в ее сторону, разглядывая Лейду с жадным любопытством. Судя по всему, им было очень скучно. Быстро разобравшись, кто есть кто, Лейда шагнула к остроносому, подбросив на ладони кошелек.
— Сколько у вас свободных лошадей?
— Пятнадцать, — не задумываясь, отозвался он. — Но по закону на заставе всегда должны быть по меньшей мере три свежие лошади для орденских гонцов, поэтому...
— Поэтому я заплачу прогонные в двойном размере, — предложила Лейда без обиняков. Обычно она не испытывала склонности к подкупу должностных лиц, но сейчас она чудовищно устала и промерзла до костей, и все, чего ей хотелось — это, наконец, добраться до Адели и покончить с этим двухнедельным путешествием. Остроносый с явным сожалением поморщился.
— Простите, леди, не могу. Не приведи Создатель, явится кто-нибудь сразу после вас, потребует коня — что я ему скажу?..
Лейда облокотилась о шершавую столешницу, придвинувшись поближе к собеседнику.
— А вы скажите, что я показала вам письмо лорда дан-Энрикса, и вы не решились отказать, — предложила она тихо и многозначительно. Она достала из-за отворота своего колета сложенный в несколько раз листок и положила его на стол так, чтобы было видно остатки алой восковой печати и размашистую подпись "К д.-Э.". Мужчина посмотрел на росчерк Крикса, а потом взглянул на Лейду — так, как будто бы впервые разглядел ее по-настоящему.
— Лошади будут готовы через четверть часа, месс Гефэйр, — сказал он, понизив голос с видом человека, разгадавшего невесть какую тайну и теперь гордящегося своей прозорливостью. Лейда улыбнулась и поощрительно кивнула, втайне потешаясь над серьезной миной остроносого. В действительности разве что дурак не догадался бы, что женщина в мужской одежде и с мечом на поясе, которая торопится в столицу во главе отряда всадников под гверрским стягом — Лейда Гвенн Гефэйр. Ее собеседник покосился на ее туго набитый кошелек и предложил:
