— Ну что ты кипятишься. Видишь, я уже всё закончил. Да, что ты там насчёт стола говорил?
— Сначала следует помыть руки, — сказала Асеро, демонстративно подойдя к фонтану и ополаскивая кисти струёй воды, — или английские дикари брезгуют обычными правилами чистоплотности?
— Розенхилл всё равно не мыл. Значит, ты живёшь тут как добродетельный бюргер? Одна жена, от неё никуда... К матери почтителен, детей воспитываешь...
— Допустим. А что тут такого? Или раз я Первый Инка, то я должен детей есть?
— Ну, есть ? это, положим, и в самом деле ерунда. Но не верю я добродетели бюргеров, каждый такой добродетельный тайком от жены в бордель шастает, а та ему в это время рога с первым встречным наставляет. Я понимаю, что официально ты не заводишь дополнительных жён только потому, что не хочешь портить отношения с Инти, но не может быть, чтобы ты и тайком ничего себе не позволял.
— Возможно, причина в насильственных браках, — пожал плечами Асеро, — за меня жена по доброй воле пошла.
— Да нет, природа у женщин шлюшеская, изменяют лишь бы мужу насолить. Готов поспорить на что угодно, что твоя жена уже флиртует сейчас с Розенхиллом.
Асеро не успел ничего ответить, так как в этот момент раздался звон разбиваемой посуды и испуганный женский крик. Молнией Асеро метнулся к столу и увидел, что посуда на нём разбита, а Розенхилл обхватил Луну сзади, одной рукой щупает грудь, а другую засунул куда-то под юбку.
— А ну не смей, отпусти немедленно, — вскричал Асеро, на ходу соображая, как ударить так, чтобы Луна не пострадала.
— Пожалуйста, — сказал Розенхилл, отпуская, — подумаешь, служанку полапал.
Луна вытирала слёзы:
— Какой позор! — пробормотала она. — Я ничего не подозревала, расставляла тарелки, а этот ухватил сзади, полез под юбку... Я тарелки уронила от испуга, расколотила всё...
— К Супаю тарелки! Ты сама-то в порядке?
— Да что ей сделается, — беспечно ответил Розенхилл, — ну пощупал я ей между бёдер, помял грудку...
— Я не знаю, — сказала Луна, щупая живот, — живот как каменный стал...
Кажется, эти слова ужаснули Асеро ещё больше чем то, что произошло до этого. Быстро подхватив жену, он понёс её прочь в спальню, а гостям крикнул:
— Убирайтесь отсюда вы оба! А не то стражу позову!
— Пошли, — сказал Дэниэл, — надо же было так опростоволоситься.
— Да что он, в самом деле, какой-то чокнутый... Из-за какой-то служанки... Ну, пусть она даже его наложница.
— Это — его законная жена, — ответил Дэниэл, — и если у неё по твоей милости случится выкидыш, то нас могут выслать из страны. Наследник — дело государственной важности. Хотя, конечно, нам бы этот выкидыш был бы кстати, но чтобы мы были формально не при чём. Я ей сам собирался подлить абортивное... А теперь попробуй это сделать! Больше нас к ней и на выстрел не подпустят.
— Послушай, если она сама королева, то чего она тогда сама на стол накрывает?
— А я почём знаю?! В Тумбесе ведь тоже накрывала супруга губернатора. Наверное, положено у них так если уважить гостей хотят.
Асеро тем временем положил жену в спальне и сказал:
— Успокойся, постарайся расслабиться. Живот по-прежнему каменный?
— Не знаю, чуть полегче.
— Давай я лекаря позову.
— А как же твои переговоры?
— Плевать теперь на переговоры. Хоть бы эти твари мне что угодно предлагали — не нужно уже.
— Тебе не нужно, но другим нужно.
— Знаешь, у меня такое чувство, что они не очень-то хотели договариваться. Вели себя они довольно нагло с самого начала. Как будто на скандал нарывались. Ладно, хватит о них. Давай я лекаря позову.
— Ладно, зови, куда уж деваться...
Выйдя, Асеро ещё подумал о том, что надо бы Розенхилла арестовать, но было неясно с какой формулировкой это делать. Приказ об аресте — документ официальный, и как-то неловко в нём подробно описывать то, что случилось. А если ограничиться общими фразами, то тогда такой документ можно с лёгкостью повернуть потом и против самого Асеро — арестовал, мол, ни за что. И вдруг он увидел, что навстречу ему спешит Кондор:
— Я с важным известием, Государь. На выходе мы задержали англичан и не знаем, что дальше с ними делать?
— По чьему приказу задержали?
— Без приказа. Но раз они так спешно покинули твои покои, значит, тут произошло неладное, ну и решили их на выходе обыскать...
— И что нашли?
— У одного ничего, а у другого, Розовый Холм его, кажется, звать, нашли в кармане серебряную ложку с дворцовой гравировкой. То есть он банальный вор. Вот не знаю, что делать со вторым.
— Наверное, лучше отпустить, но установив слежку. Но с этим — к людям Горного Ветра. И дворцового лекаря позови, моей жене плохо.
Начальник охраны подчинился, а Асеро стал собирать осколки от тарелок, разбросанные по столу. Чем быстрее исчезнут остатки от неудавшегося пиршества, тем лучше.
Дворцовый лекарь, выслушав всю историю, сказал, что раз ничего до сих пор не произошло и живот перестал быть как камень, то в дальнейшем опасаться нечего. Однако посоветовал в ближайшее время поехать отдохнуть на природу. Асеро согласился, но сначала должен был состояться разбор этого случая.
Когда Асеро разбирал с дочерьми остатки несостоявшегося пиршества и заодно подсчитывал, что ещё кроме обуви надо будет заказать на складе, к нему пришёл Искристый Снег:
— Послушай, что теперь делать со всем этим? Переговоры провалены, назрел дипломатический скандал...
— Да разве я виноват, что эти свиньи вести себя не умеют? Посади свинью за стол, она и ноги на стол... Розенхилл у меня не просто ложку украл, а мою жену чуть не изнасиловал. Ну как такое хладнокровно терпеть?
— Да как так?
— Она накрывала на стол, он подкрался сзади, схватил и начал домогаться. Если бы ему не помешали, он бы сделал куда больше... Понимаешь, я всё-таки живой человек, я не могу вести себя как ни в чём не бывало, когда покушаются на мою честь. Даже не как правитель, а как человек не могу. А они меня, в общем-то, даже по-человечески не уважают, и только моего статуса правителя боятся. А я теперь тоже боюсь.
— Боишься? Чего?
— Боюсь, что с женой теперь будет плохо, у неё и так едва выкидыш не случился.
— Ну что тут особенного, не удержался Розенхилл при виде женщины. Это, конечно, скверное дело, и негодяя я не оправдываю, но это не так опасно, как ты думаешь. Да, европейцы не видят ничего дурного в совращении служанок и даже жён своих деловых партнёров. Мол, ради бизнеса и руки компаньона под юбкой жены можно потерпеть.
— Кто видит в жене только собственность, тот, может, и терпит. А для меня жена — это близкий и родной человек. А ей по милости какого-то подонка теперь стыдно, больно и плохо.
— Но они-то на это так не смотрят, — сказал Знаток Законов, — в том смысле, что у них не было цели сделать ей стыдно и больно.
— Об их целях я только гадать теперь могу. Может, меня просто хотели проверить, насколько я готов прогнуться? Плюну ли я на собственную честь или нет? Но если им просто торговля без такого прогибания не нужна — стоит ли иметь с ними дело? Ведь они даже свои предложения не озвучили.
— Такой вопрос решаем не я и не ты, а все носящие льяуту.
— Да понятно, что решаем не мы — но скажи мне, что думаешь ты?
— Всё зависит от их мотивов, которые будут выяснены в ходе суда. Пока я этих мотивов не знаю, то судить не берусь.
— Наивный ты человек. Ведь они не тавантисуйцы, искреннего раскаяния ждать не приходится, ну изложат они кучу дурацких оправданий... А между собой будут хихикать, какого человека опозорили. Небось и шли поскандалить и опозорить. Я думаю, потому Розенхилл потому ложку-то и стырил — на память о своём подвиге. В этом доме, он, мол, опозорил женщину. Думаю, что у него целая коллекция таких ложечек должна быть. Так что выпороть Розенхилла публично на площади и обоих выслать из страны. Потом уже по обстановке...
— Но ведь это значит — обречь страну на изоляцию...
— И пусть. Всё равно за время переговоров мы не добились ничего толкового. Какой ты можешь называть положительный результат? Ну, продали им несколько прессов. А про жемчуг, хлопок и прочее лишь разговоры. Будь им оно надо — давно бы договорились.
— Войны нет — вот уже и результат.
— Не думаю, что она и без англичан началась бы. Идея, что они в сговоре с Испанией, пока ничем фактически не подкреплена.
— Допустим даже так. Но как только в Европе узнают, что мы рассорились с англичанами, их союз с испанцами вполне может состояться.
— Не думаю, что это так сильно повлияет. Все говорят — война, война. Да не будет её до тех пор, пока нас не считают трусами. А считать начнут разве что тогда, когда мы унижения станем терпеть безропотно. Вдумайся, ведь глупость же получается. Почему любой крестьянин может требовать в такой ситуации публичной порки и изгнания обидчика, а я — нет?
— Потому что когда такое случается с крестьянином, не будет проблем у всего государства, а тут могут быть.
— А разве оскорбление государя не означает проблем для государства?
— Мне всегда в детстве говорили — уступит тот, кто умнее.
— Это правило в политике способно привести к катастрофе. Кабы наши предки ему следовали — Тавантисуйю бы умерла не родившись.
Ночью Асеро лежал в кровати и не мог уснуть после пережитого днём. В обычное время он в такой ситуации стал бы потихоньку делать намёки своей жене, но сейчас он даже и думать себе запретил о таком. Луна не выкинула, и это уже счастье. Нельзя больше искушать судьбу.
Луна повернулась и посмотрела на него:
— Не спишь? — спросила она.
— Не получается. У тебя ничего не болит?
— Нет. Я думаю. Ведь сбылось же страшное предсказание! Пришёл белый человек, и я теперь опозорена!
— Конечно, случившееся скверно, но не так скверно, как могло бы быть. Надеюсь, что гнусные подробности не покинут пределов дворца.
— Асеро, ведь теперь носящие льяуту могут потребовать от тебя развода со мной после всего случившегося!
— Ах я болван! — сказал Асеро, хлопнув себя по лбу. ? А ведь мне и в голову не могло прийти, что всё это безобразие может быть устроено с такой целью. Ведь я был уверен, что Розенхилл сделал это по собственному почину. А сели его и в самом деле Жёлтый Лист надоумил? Ведь он тут формально не при чём, в лучшем случае выигрывает, в худшем — остаётся при своих...
— Асеро, умоляю тебя... даже если ты разведёшься, если они заставят... позволь мне хоть иногда видеть тебя!
— Да что ты говоришь глупости! Развода не будет. Я лучше сброшу с себя льяуту, чем предам тебя.
— Но ведь если ты откажешься от льяуту, то... что тогда будет?
— Будет переизбрание носящих льяуту. Надеюсь, что при этом не изберут Жёлтого Листа. Только вот такого переизбрания Жёлтый Лист не хочет, так что до этого не дойдёт.
— Асеро, ты сам соображаешь, что говоришь! Ну не изберут Жёлтого Листа, так и тебе льяуту не вручат. А без льяуту как ты...
— Ну, во-первых, если ему не вручат, то это не значит, что меня не переизберут. Народ меня любит, и думаю, моё правление продлит. А не продлит... я ещё сапожное дело не забыл, так что прокормлю тебя с дочерьми, — на последних словах Асеро усмехнулся. — Ну, будем жить как-то, даже в самом худшем случае, не казнят же меня и в тюрьму не посадят.
— А если посадят?
— Меня заменить некем. Допустим, этот момент англичанам на руку, а остальным?
— Ну, посадят на престол какого-нибудь Киноа, а он всё сдаст из прекраснодушной глупости. Он хороший человек, но именно в силу своей хорошести многого просто понять не способен.
— Киноа им не подойдёт тем, что в тюрьму меня не бросит. Ладно, спи, завтра разберёмся. Льяуту с меня пока ещё не снимают. Твоя задача — набраться сил и вырастить наследника. А всё остальное я как-нибудь разрулю.
Луна заснула, а Асеро продолжил думать. Одно время, более пяти лет назад, у него была мысль сделать своим преемником Горного Ветра. В общем-то, он во многом подходил — потомок Манко по мужской линии, да и по женской тоже хорошего происхождения, образован, но только с одним брачком: его мать вышла замуж за его отца после пренеприятнейшей истории, в которой пострадала её честь. Хотя вроде ни у кого не вызывало сомнений, что Горный Ветер и в самом деле сын Инти, родился он где-то через год после свадьбы, но слухи об обратном стали тогда активно ходить по столице... А стоило Асеро отказаться от этой идеи (отговорил сам Инти, сказав, что лучше его сыну стать его преемником), так и смолкли. Неужели Жёлтый Лист уже тогда... Хотя вряд ли, он тогда был просто одним из глашатаев и ничем особенно не выделялся. А потом случилась нехорошая история с Едким Перцем, и многие оказались с ним повязаны... Редакция газеты тогда ополовинилась, и волей-неволей пришлось выбирать Главным Глашатаем Жёлтого Листа, как лучшего из худших. Ну и под такое дело ему пришлось вручить льяуту — Главный Глашатай должен носить льяуту. В общем-то, свою мерзкую сущность он тогда ещё не раскрыл. Одна из причин, по которой носящие льяуту не любили перестановки с поста на пост, заключалась как раз в том, что заранее предугадать, кто как себя поведёт на более высоком месте, бывает почти невозможно. Ведь вражда Жёлтого Листа и Асеро началась с тех пор, новоиспечённый льяутоносец стал пытаться навязать Первому Инке свою дочь — но Асеро отказался. Ну а если бы Асеро бы не столь верен жене и согласился бы? Тогда бы между ними были бы совсем иные отношения... А если бы Луна бы вдруг умерла или стала бесплодной, и Асеро был бы вынужден взять вторую жену? Конечно, и в этом случае он бы отнекивался от дочери Жёлтого Листа, но всё равно выбор у него был бы невелик. У Асеро сжимались кулаки от досады — эти мерзкие типы ради своих грязных целей подняли руку на его ещё не рождённое дитя!
Когда прозвенел колокол, обозначающий время подъёма, Луна на следующее утро от этого звука не проснулась, а только сонно пробормотала что-то во сне. Асеро решил её не будить — пусть спит, если так измучилась.
Мать уже готовила завтрак. Судя по всему, она встала ещё до подъёма:
— Слушай, скажи мне всё-таки, что у вас там произошло?
— Да ничего особенного. Англичанин так напугал Луну, что у бедняжки чуть выкидыш не случился. Ну и переговоры сорваны. Я говорил, что не надо мне их сюда, однако носящие льяуту настояли, и вот результат... Только бы всё благополучно завершилось.
Не успел Асеро дозавтракать, как к нему явился Горный Ветер. Он был бледен, и видно, что ночь провёл без сна, на коке.
— Государь, мне нужно поговорить с тобой до того, как носящие льяуту соберутся вместе.
— Хорошо. Луна нужна, или её лучше не будить прежде времени?
— Не надо, пусть спит. Я не сомневаюсь в её невиновности.
Мать Асеро уже тактично ушла, оставив их обсуждать государственные дела.
— Ну как Дэниэл после вчерашнего?
— За ним следили, но ничего подозрительного не обнаружили. Мой человек подслушал только его разговор с племянником, где тот костерил Розенхилла на чём свет стоит. "Раз нельзя тут лапать женщин, то значит нельзя, а он выучить не может". Более ничего интересного.