— Дык...
— Что, совсем "дык" или все-таки есть грамотные?
— Государь, а может, тому свею, что на дуэли переводил, челом ударить? Я чаю, не откажет...
— Быстро соображаешь, но немного не туда. Впрочем, спасибо, что напомнил: будешь в Новгороде, разузнай все про Калитиных, от которых сына Савву отправляли в Швецию на учение. Вверх дном всю Новгородскую пятину переверни, а сыщи! Внял ли?
— Сделаю, государь, — снова махнул головой Буйносов, — а он что же, из наших?
— Ага, из них самых.
— Христопродавец! — выпалил, помрачнев, князь Семен.
— Еще не вечер; ты, главное, его родню найди. Тогда он, глядишь, еще родине и послужит.
Возвращаясь домой, я заметил, как буквально передо мной в калитку скользнула женская фигурка в белом чепце и с большой корзиной в руках.
— Что за женка тут проходила? — поинтересовался я у караульных, отдавая поводья своего коня.
— Так это Эльза, племянница мастера монетного, — пояснили мне они, — говорит, на рынок ходила.
— В смысле, "говорит"... вы по-немецки научились или она по-русски?
— Она, государь — худо, правда, но разобрать можно.
— Чудны дела Твои, Господи!
Дуэль и последующие события разбудили во мне зверский аппетит. Король Густав Адольф пригласить меня на обед не догадался или, возможно, еще дулся за "обман" с контрибуцией. Из кухни доносился запах чего-то съестного, и я недолго думая направился туда. Как и следовало ожидать, там кашеварили жена Каупуша и Эльза, разбиравшие вместе содержимое корзины.
— Здравствуйте, добрые женщины, это вы тут хозяйничаете?
— Надо же кому-то готовить еду на эту ораву, ваше величество, — присели они синхронно в книксене.
— А что тут у нас, — полез я в корзину, не обращая внимания на женщин, — о, сыр, гусиная тушка, а это что?
— Ваше величество голодно?
— Чрезвычайно, — буркнул я, отрезая кусок от сырной головки, — а хлеб есть?
— Уже печется, скоро будет готов.
— Что бы я без вас делал — наверное, умер бы голодной смертью, ну или отправился в трактир. Кстати, а кто платил за продукты?
— Мастер Раальд дал мне немного денег на продукты.
— Черт... вот что значит, когда нет рядом ни Фридриха, ни Корнилия... сразу хозяйство в упадок приходит. Стоп, а чем питаются остальные?
— Ваши русские солдаты? Тех, кто были с вами во дворце, верно, кормили там, остальные варили здесь какую-то странную пищу здесь, пока мы не приехали.
— Хорош командир, ничего не скажешь... — вздохнул я и велел позвать капрала моих драгун.
— Вот что Генрих, — продолжил я, когда тот явился на зов, — ты ведь научился понимать русскую речь?
— Так точно, ваше величество, — вытянулся тот в ответ, — я ведь померанец. Мне и польский понятен, и русинский, а теперь и московитский.
— Отлично — пока я занят другими делами, ты будешь закупать продовольствие вместе с Эльзой. Она будет выбирать, а ты дашь ей помощников, чтобы поклажу таскали.
— Уж такой красавице я и сам возьмусь подсобить, — усмехнулся капрал.
— Не возражаю, только помни, что она служит мне, стало быть, за нее есть кому заступиться. Нет, если вы столкуетесь, так я возражать не стану, а вот насилия не потерплю.
— Не беспокойтесь, ваше величество, я знаю порядок. Ведь я нанялся к вам еще в Дарлове.
— Отлично, я не сомневался в тебе, парень, просто решил напомнить, что могу приказать жениться.
— За этим дело не станет, — пожал плечами Генрих, — я не прочь.
— Быстрый какой, — не утерпела Эльза, — а меня ты спросить не хочешь?
— Что, не нравится жених? — усмехнулся я. — Ладно, вы об этом и без меня договоритесь, а теперь иди за мной, я дам тебе денег. Те, что взяла у Раальда, вернешь ему, вы — мои люди, и я должен вас кормить, таков порядок.
— Благослови вас бог, государь, — радостно закивала супруга Каупуша, — вы самый щедрый и справедливый...
— Готовьте скорее, я и впрямь очень голоден, — остановил я ее славословия, выходя прочь.
Поднявшись к себе, достал из сундука кошель и протянул Эльзе:
— Держи, как кончатся, скажешь, дам еще. Ну чего мнешься?
— Вы и вправду готовы отдать меня замуж за своего солдата?
— Если ты сама этого захочешь, то почему нет, или у тебя кто другой на примете?
— Как знать, — пожала плечами девушка.
— Ты все еще любишь своего Андриса?
— О нет! Довольно с меня любви, ее, наверное, и вовсе не бывает.
— Отчего же — бывает, только не со всеми. Кстати, я никогда не видел Генриха таким, похоже, ты ему и впрямь приглянулась. Может, ты действительно ведьма?
— Может, только не на всех мои чары действуют. Но я не об этом хотела с вами поговорить.
— Слушаю тебя.
— Вы знаете, что о вас говорят на рынке?
— Не имею ни малейшего представления.
— Что вы взяли с Риги целый миллион контрибуции и отдаете теперь шведскому королю полностью разоренный город.
— Следовало ожидать таких слухов. Что еще?
— Еще говорят, что в Риге хотели сжечь ведьму и что она вызвала ваше величество себе на помощь...
— Ничего себе у людей воображение!
— А еще вы освободили эту ведьму и пригрозили жителям, что если они ее еще раз тронут, то опустите город на дно морское!
— О господи, какой вздор — эдак меня скоро будут называть не Странником, а Защитником ведьм!
— Вам смешно?
— Конечно, мне нет дела до глупостей, которые болтают дураки на рынке.
— Напрасно вы так легкомысленно относитесь к этому.
— Пустое. Видишь ли, девочка, людям свойственно придумывать разный вздор. Что касается меня, то его придумали столько, что моей репутации уже ничто не может угрожать. Ладно, ступай, я понял тебя и буду осторожнее.
Девушка вышла, и в комнату тут же ворвались Миша Романов с Семеном Буйносовым.
— Государь, дозволь слово молвить!
— Чего вам, оглашенные?
— Да там этот, перебежчик пришел! Толмач-антихрист!
— Чего?
— Ну, тот, который на дуэли переводил.
— Савва Калитин?
— Он самый, сказать что-то хочет.
— Ну зовите, раз такое дело.
Через минуту Калитина привели ко мне, и он, сняв шляпу, склонился в приветствии. Мои верные рынды и не подумали выйти вон, а, напротив, стали за его спиной, ожидая дальнейших распоряжений. Причем если Мишка глядел с искренним любопытством, то Семен, похоже, ожидал команды вязать вероотступника.
— Что привело вас, друг мой, в мою скромную обитель?
— Вы, ваше величество, сказали мне сегодня, что хотели бы найти моих товарищей, вместе с которыми я учился в Упсале.
— Верно, вам что-нибудь известно про них?
— По крайней мере, об одном я кое-что знаю.
— Продолжайте.
— Матвей Фомин сейчас находится в городской тюрьме.
— Вот как, а за что, позвольте спросить, его туда упекли?
— Известное дело за что, солдаты они и есть солдаты. Выпили, подрались, потом и за оружие схватились, обычное дело.
— А в тюрьму-то за что, неужели в его полку нет профоса?
— Да кабы только меж собою драка, оно бы и обошлось. Только они не просто сами подрались, а в порту с моряками! А разнимать их портовая стража пришла, да в суматохе одному из стражников нож в бок кто-то сунул.
— До смерти?
— Нет, бог миловал, а то бы Матвей уже в петле болтался, однако за таковые дела меньше как каторгой не отделаешься, а это ничуть не лучше петли, только помучаешься дольше.
— А точно ли он сей нож в стражника сунул?
— Да кто его разберет в суматохе, а только чужак он всем, так что на него показывают.
— А портовой стражей командует капитан над портом?
— Да, ваше величество.
— Кстати, а вы откуда о сем происшествии ведаете?
Калитин на секунду потупился, а затем вскинул голову и твердо ответил:
— Матвей у меня помощи просил.
— А вы, стало быть, поначалу отказали, а потом, когда я объявился, то о дружке и вспомнили? Ладно-ладно, можете не отвечать. Хорошо, я понял.
Наш разговор велся до сих пор по-немецки, и Буйносов с Романовым, как ни топорщили уши, так ничего и не поняли. Очевидно, поэтому, когда я велел проводить Калитина, на лице князя Буйносова отразилось недоумение. Однако делать нечего, и Семен, гневно зыркнув глазами, отворил дверь. Савва вновь взмахнул шляпой, но выдержать это оказалось выше сил моего верного рынды:
— Ты что, кланяться, собачий сын, на чужбине разучился? Царь перед тобой, пади в ноги!
— Я вольный человек, и в ноги никому, кроме Бога, не кланяюсь, — огрызнулся Калитин.
— Христопродавец ты, а не вольный человек!
— На себя посмотри, скольким царям присягал, помнишь ли?
— Уймитесь! — пришлось прикрикнуть мне, пока Савва с Семеном не наговорили друг другу лишнего и не случилась еще одна дуэль. — Уймитесь, говорю, а то не постесняюсь царским кулаком зубы пересчитать!
— Прости, государь, — тут же повинился Семен, — а только не могу я на его рожу спокойно смотреть!
Последние слова князь проговорил, когда Калитин уже, слава богу, вышел. Миша Романов не участвовал в перепалке, хотя лицо его выражало полное согласие с позицией Буйносова.
— Государь, а чего ты нас оглашенными назвал? — спросил он, когда князь Семен немного утихомирился.
— А как надо было? — не понял я.
— Так оглашенные — это те, кого крестить уже собрались, а в церковь еще не пускают.
— Чего?
— Ну как же, иноверец, когда желает святое крещение принять, поначалу оглашает свое намерение, оттого и зовется оглашенным. Потом его крестят, но до той поры он должен догматы наши изучить и хотя бы "Отче наш" и "Верую" выучить.
— Вон оно как, ну что поделаешь, перепутал я. Все же мне язык ваш не родной.
— Ага, а еще там женки обед приготовили, справлялись, можно ли подавать.
— Вот что, ешьте без меня, а мне сейчас надо к одному старому другу наведаться.
— К какому еще другу?
— Олле Юхансону, капитану над портом. Он меня звал в гости, авось там накормят.
— Мыслимое ли дело, чтобы государю трапезничать по гостям ходить? Ты как хочешь, Иван Федорович, а сие есть умаление чести!
— Ох, Миша, если просто поесть, то твоя правда — невместно. А вот если по делу, то и не грех.
В прошлое мое посещение Стокгольма семейство Олле Юхансона проживало в том же доме, где находилась контора капитана над портом. Но, очевидно, дела его в последнее время шли в гору, так что он смог переселить свою фамилию в собственный дом, судя по всему, недавно купленный. Несмотря на приглашение, мое посещение оказалось сюрпризом. Впрочем, то, что я не взял с собой свиту, вне всякого сомнения, пришлось хозяевам по вкусу. Увидев, кто именно почтил его визитом, Олле немедленно построил семью и начал представлять мне домочадцев одного за другим.
— Это, ваше величество, моя супруга Астрид, — торжественно произносит Юхансон, показывая на сухопарую тетку с довольно-таки лошадиным лицом.
Я благосклонно киваю, и на шее фру Юхансон появляется бобровая шкурка. Подарок приходится как нельзя кстати, и любезный оскал супруги капитана над портом меняется на почти доброжелательную улыбку.
— Это мой старший сын Магнус. — Хозяин дома показывает на довольно рослого лоботряса, пялящегося во все глаза на высокого гостя.
Этого парня я, кажется, уже видел в конторе отца, где он безуспешно пытался изображать писца. Не, с такими плечами хорошо топором махать, а не пером скрипеть. Хлопаю надежду и опору Олле по плечу и перехожу к следующему члену семьи.
— Это моя старшая дочь Кайса.
Вполне зрелая девица застенчиво приседает в книксене и тут же удостаивается воротника из ярко-огненной лисы. Получив подарок, девушка краснеет так, что становится одного с ним цвета, и я не могу удержаться, чтобы ей не подмигнуть.
— У вас очень красивая дочь, гере Юхансон, — говорю я, обернувшись к Олле, тщетно пытаясь сообразить, в кого она такой уродилась. Поскольку ни господин капитан над портом, ни его лучшая половина совершенно не напоминают очаровательную фрекен Юхансон.
— Благодарю вас, ваше величество, — расплывается в улыбке счастливый отец, — но, право же, не стоило...
— Что за вздор вы говорите, дружище, ваша дочь — девица на выданье и определенно нуждается в хорошем приданом. Клянусь честью, счастлив будет тот, за кого она согласится выйти замуж. К сожалению, я давно покинул Москву, в противном случае это был бы не воротник, а шуба, и не из лисы, а из соболя. Впрочем, если мы сделаем все, что я запланировал, вы вполне сможете купить ей эту шубу сами, и еще останется.
Услышав про дела, Олле засуетился еще больше и, в темпе представив еще двух мальчиков и совсем уж маленькую девочку, пригласил всех к столу. Тут возникла заминка. Дело в том, что, по обычаю, перед трапезой самый старший должен благословить пищу. Самый старший, как вы понимаете, в данной ситуации был я, но беда в том, что мое вероисповедание с некоторых пор изменилось. Впрочем, мое величество довольно трудно смутить, и я спокойно прочитал "Отче наш" по-немецки, после чего благословил всех присутствующих и наконец-то смог добраться до еды.
На еде надо остановиться подробнее. Традиционно шведский стол начинается с рыбы, в данном случае это была маринованная селедка, и я с удовольствием отдал должное этой немудреной закуске. Следом подали так называемый весенний пирог со скумбрией. Весенним его так называют потому, что именно по весне к побережью Швеции подходят косяки этой рыбы. Не могу сказать, что люблю пироги с рыбной начинкой, но его вкус показался мне просто божественным. Вот что значит идти в гости на голодный желудок! Затем наконец пришло время горячего, и я с удовольствием вгрызся в кусок свинины, поданный с пюре из репы, жалея при этом лишь о том, что картошка не получила еще распространения в Европе. Насытившись, мы выпили по изрядному фужеру глинтвейна и, придя в доброе расположение духа, отправились в кабинет хозяина переговорить о делах.
— Итак, ваше величество собирается произвести в Швеции большие закупки?
— Скажу вам больше, дружище, я собираюсь делать это на постоянной основе. Поставлять товары сюда, вывозить отсюда... вот ознакомьтесь с моим списком, это то, что необходимо прямо сейчас.
— О, весьма недурно... — протянул швед, бегло просмотрев поданную ему бумагу, — медь, железо, мушкеты... Скажите, а как вы собираетесь расплачиваться?
— У меня есть небольшие средства.
— О да, конечно, вы женаты на нашей принцессе, а она богатейшая женщина в Швеции...
— Я еще имперский князь и одновременно царь довольно немаленького государства.
— Ваше величество, я вовсе не хотел вас хоть как-то обидеть. Я просто хотел узнать, планируете вы расплачиваться деньгами или же товарами.
— Ах вот вы о чем... Можете быть вполне спокойны, за эту поставку расплатится город Рига.
— О, у вас есть еще фугерровские векселя? Хотя о чем это я, такой человек, как вы, ваше величество, никогда не остается в накладе. Впрочем, если позволите, один совет. Обналичьте их как можно скорее, может быть, даже немного потеряв на размене. У Фуггеров сейчас не лучшие времена.
— Пожалуй, я воспользуюсь вашим советом. Признаться, подобные мысли уже посещали меня. Именно поэтому я хочу закупить требуемое как можно скорее и здесь, в Швеции.
