Я так сквозанула на этот клич, что в сенях чуть не сшиблась с Ветраном, а уже на крыльце, пихнула остолбеневшую домовиху обратно в дом. Зеня покорно сидел на тропинке с таким выражением на морде, будто ему все ж вручили 'мозговую кость' и сейчас запечатлевают этот торжественный момент на полотне. Причем, Алена... И что за мысли дурные в голове? Хотя, 'теперь твоя очередь блистать, магичка Стася':
— Зеня, ты молодец. Отдай мне зверюшку, — осторожно, двумя руками, потянула я на себя хамелеона.
Тот, видно, смирившись с судьбой, а, может, в силу природного темперамента, не подавал никаких признаков жизни. Умник же, напротив, распахнул во всю ширь пасть, с облегчением выдохнул, а потом сплюнул:
— Что дальше то?
— Дальше? Пойдем по следу.
— Ну, это нам не привыкать, — и первым потрусил в сторону калитки.
Прятаться всей компанией за магию от специалиста такого уровня было делом безнадежным (с моим-то личным уровнем). Поэтому шли не таясь. Тем более, уже наверняка зная конечную цель. След маленьких, как клешни раздвоенных лапок за изгородью вывернул в противоположную от деревни сторону и, двумя пунктирными линиями повел нас дальше, на большую поляну, упирающуюся в лес. Бывшее место массовых деревенских гуляний, уже много лет, как заросшее конским щавелем и молочаем. Вот в этом поле господин ветеран и 'пасся'. И, судя по выражению его лица, явно, не в ожидании своего засланца. Он уже точно знал, кто к нему идет. Ну, что ж: он нужен нам, а ему нужна, ой, как нужна, самая последняя — девяносто девятая бусина.
На пару запущенных в небо световых шаров Горст Фенербак даже не отвлекся, а вот Ветрану теперь стало гораздо спокойнее и, оттеснив меня в сторону, он первым открыл рот:
— Я даже знать не хочу, что тобой двигало. Мне все равно этого не понять. Да и главное я для себя уже узнал — душа моего наставника на небесах. А ты, мразь, принимай, прямо сейчас бой.
— А так даже лучше, — отбросив усмешку, процедил в ответ ветеран. — Так лучше. Потому что вы мне нравитесь. Все. Иначе, я бы уже давно переловил вас поодиночке. И решил свою проблему. Если бы...
— Если бы точно знал, что это решит проблему охраны, а не привлечет к твоей персоне лишнее внимание оставшихся в живых, — позволила и я себе комментарий.
— Умная девочка, — наверное, впервые взглянул он на меня. — А ты времени зря не теряла. Снарядила своего башенника. Или он сам додумался? — прищурился рыцарь на мерцающий 'кокон' Ветрана. — Ну, что ж, тряхну стариной, — и без замаха метнул в меня кинжал.
Я только ойкнуть успела, боком отлетая в жесткие заросли щавеля, а пока из них выползала, выронив по дороге хамелеона, на поляне зазвенели мечи.
— Ну, Ветран, я тебе это припом... Зеня! Я ящерку потеряла!
— Да хобья сила! — бросился прямо через меня кот и исчез в примятой траве.
А я, все так же на коленях, замерла, глядя на страшный парный танец. Мечи, то скрещивались с такой силой, что высекали друг из друга искры, то с лязгом разлетались, чтобы в следующий миг вновь проверить соперника на скорость и прочность. Я сознательно, даже в мыслях не произносила слова 'враг', пытаясь не думать, забыть, что все здесь и сейчас происходящее не просто молодецкие игры, а всерьез, до одного победителя. И, пусть Ветран заранее запретил вмешиваться, целиком полагаясь на свою защиту, бдила за Горстом.
Две боевые школы сошлись друг с другом. И, хоть в магии ветеран Прокурата был для нас недосягаем, на мечах вполне сравнялся с воином духа. По крайней мере, мне так казалось... Хотелось, чтобы так было. Ветран дрался уверенно и красиво и уже пару раз Горст тылом вперед повторял мой маневр в траву. Причем, тот момент, когда траектория ему задавалась, я никак не могла уловить. Да что уж там, я вообще за Ветраном никогда не успевала. Рыцарь же постепенно выдыхался и все чаще менял руки, а после очередного своего выгребания из щавеля и вовсе вскинул одну вверх:
— И это ты называешь 'боем'? — сплюнув, перебросил он снова меч. — Да даже если я ТЕБЯ уделаю, твоя подружка тут же займет твое место.
Я, сильно надеясь, что такой, заранее провальной миссии избегу, перевела дыхание. Воин же духа лишь усмехнулся в ответ:
— Защищайся... Ну?! — и снова пошел в атаку.
Горст, ощерясь, принял удар, но, в следующий момент коротко вскрикнул, схватясь за запястье:
— Ты-то хоть, башенник, знаешь, за что дерешься! — надсадно выкрикнул он, втягивая Ветрана в тактическое скольжение по кругу. — А она что здесь делает?!
— Пока сижу, — в полголоса окрысилась я, следя за ним глазами, а потом, уже громче добавила. — Но, могу и присоединиться!
— Не смей! — даже не обернулся ко мне Ветран.
— А что, пусть присоединяется, — зло хмыкнул ветеран. — Кому, как не ей знать все слабые места некромантов. А, лазурная дева, обо всем рассказала своему святоше?!
— Стася, сделай же что-нибудь, — услышала я сбоку от себя сдавленный шепот Зени. Кот, прижав к траве передними лапами ящерку, смотрел на меня с паникой в глазах. Да я и сама уже поняла, что последует дальше и, не долго думая, сорвалась с земли:
— Заткнись, сволочь! Заткнись и дерись! — сделала я своим отчаянным криком лишь хуже, потому что, Горст все сейчас понял:
— Шесть лет, — даже приостановился он на мгновенье. — Шесть лет он тебя обихаживал и такой поворот в судьбе. Неужто, небеса для мага огня ближе нашего сумрака? А в постели кто лучше, башенник или некромант? Нет, мне, в правду интересно.
— Ветран... — тихо произнесла я, встретившись с ним взглядом, полным кричащей тоски. Он замер, вполоборота ко мне, будто натолкнувшись в своем кружении на непреодолимую преграду. И светящийся кокон стал медленно таять... 'И я тоже в тебя верю... как в себя самого'... — А-а-а!!! — мы ударили с ним вместе, но, рыцарь бил не в меня. Тело Ветрана согнулось и стало медленно оседать в траву. Потом он и вовсе завалился на бок, прикрывая рукой с зажатым в ней мечом вмиг набухшую кровью рану. — Я тебя не-на-вижу, — вложила я в эти слова всю свою силу и боль, запустив в стоящего на коленях некроманта единственно верным сейчас заклятием — заклятием смерти. А потом, уже не смогла остановиться, все повторяла и повторяла его...
— Стася!!! Хватит!!! Стася!!!..
Серый пепел у моих ног, когда то бывший Горстом Фенербаком, еще не успевший отяжелеть под моросящим дождем, подхватил и веером разметал ветер. А меч с оплавленной рукоятью так и лежал сейчас в шипящей черной вмятине. И запах. Только этот запах, не крик кота и заставил меня опомниться. И я рванула обратно, запнувшись, коленями проехала по мокрой траве до самого тела воина духа:
— Ветран... Ветран. Я так люблю тебя. Ты только живи.
Он дернул пальцами в моих зажатых ладошках, а потом медленно открыл глаза:
— Je hladno... — и резкий глубокий вдох, клокотанием отозвавшийся в рваной груди, а потом... Мои небеса потухли...
— Зеня, что он сказал?
Кот, склонившийся над головой Ветрана, с испугом оторвал от него взгляд, не узнав мой 'пустой' голос:
— Он сказал: 'Как холодно'.
— Холодно?.. Любимый, тебе не должно быть холодно. Я тебя сейчас согрею, — обхватила я руками голову мужчины и прижала к себе. — Но, я совсем пустая, потратила все на эту сволочь. Ты погоди, любимый, я сейчас принесу из нашего с тобой очага. Ты погоди. Я тебя сейчас согрею.
— Стася, что ты говоришь? — потрясенно прошипел кот. — Его уже не согреть. Ему твое тепло уже не нужно.
— Много ты понимаешь. Его надо согреть. Он не должен мерзнуть тут под дождем, я сейчас, — снова обо что-то запнувшись, со всех ног понеслась я к своему дому, лишь постоянно твердя про себя. — Ты погоди, ты только погоди, любимый, я сейчас...
Обе двери так и остались нараспашку, как открытый в ночь пустой глаз, и я уже видела маленькую фигурку у самого входа, томящуюся сейчас в ожидании. И даже открыла рот, чтобы крикнуть ей... Да так и застыла в ярде от собственного крыльца. По нашему двору, мне наперерез плыл сизый сгусток с такой мощной волной энергии, что хватило бы на многих Горстов Фенербаков. Его 'отторгнутый' дубль. Даже пытаться теперь было бесполезно. Я лишь отчетливо, сквозь мрак последних минут осознала, почему так легко смогла убить некроманта — он сам, вот уже много времени был в роли 'дубля', отдавая силу и душу по капле своему собственному бывшему творению. Я лишь попятилась на крыльцо, думая только о том, чтоб не запнуться и сейчас и не встретить его позорно распластанной у порога.
Так мы и двигались — я, спиной вперед и следом он. Неотвратимо, как смертельный приговор, лишь отсроченный в исполнении. Потому что то, о чем он мне сейчас вдалбливал в голову, даже в кошмарах представить не могла:
'Остановись, маг'
'Не-ет'
'Прими'
'Нет'
'Смирись... Тело... Мне нужно твое тело'.
'Да?.. А как же моя душа?'
'Душа?.. Суета... Остановись'
И я остановилась, ткнувшись лопатками в теплую глиняную выпуклость, ощутив в тот же миг, как вместе с собственной силой ко мне возвращается трезвость в мыслях... Но, одной ее явно не хватит, для того что я сейчас решила сотворить. Как свой последний шанс. Самый последний, ведь...
'Зная всю правду, мы совершаем больше ошибок, потому что лишаем себя веры в счастливое провидение'... — то, что я никогда не забуду.
'... Ибо надежнее стен высоких разделяют нас наши вековые предубеждения' — то, что убило мою любовь.
'Послушай, Ветран, мы все, и маги и верующие в Бога люди черпаем свою силу из одного источника. Только разными способами...' — единственное, на что сейчас уповаю...
Я достала ее из кармашка и под пристальным оком дубля сжала в ладони. Он лишь только наблюдал за глупой суетой мага, который скоро смирится с судьбой или, хотя бы расслабится, чтобы впустить в себя... А потом, отведя руку назад, ухватила из пламени очага маленький язычок. Он все также ждал, стуча в мою голову: 'Глупая. Глупая'... А потом я сложила их вместе и подбросила огненный шарик к глазам, до предела их распахнув и моля только лишь об одном... хотя, не умею молиться: 'Сохрани мою душу. Прошу. Я хочу к своему любимому'... Бусина вспыхнула, ослепив меня на мгновенье и, вместе с огнем понеслась в опомнившегося слишком поздно фантома. А потом мой дом заполнило пламя. Оно металось, ударяясь о стены, окна, перила, путалось в занавесях и страшный рев, гудящий у меня в голове, заставил пригнуться к полу:
— Хозяйка, надо уходить! Хозяйка!
— Принеси мне шкатулку. Я выкину ее с тобой — Зеня найдет. А я никуда не уйду.
— И я без тебя не уйду, — наплевав на огонь вокруг, встала в позу моя домовиха.
— Груша, я не хочу с тобой спорить. Я устала. Ты ведь сама знаешь, что случилось с Ветраном, иначе бы дубль сюда не попал, — я сидела сейчас, прижавшись спиной к очагу, и отстраненно наблюдала за родной стихией. Я не мешала ей, ведь рев до сих пор не стих. Пусть подавится, сволочь. Мне уже все равно. — Мне уже все равно, Груша. Так что, неси шкатулку, а я остаюсь. Я хочу к нему. Даже, если он меня ненавидит.
— Так какого ахирантеса ты тут сидишь?! Поднимайся и живо скачи к нему!
— Что?!
Груша сама от себя обалдела, но, как только перевела дыхание, заголосила вновь:
— Снимай со стены ходики и несись отсюда! К Ветрану она захотела, а сидит тут, как трахикарпус размазанный, топинамбуром тебя накрой!
— Груша, а зачем мне тетушкины часы? — только и смогла проблеять я, машинально отмахнув от нее особо ретивый язык пламени.
— Так Зигмунд же у нас — водная стихия и... Э-э, долго объяснять! Поднимайся, хозяйка!
Мне показалось, я обратно летела, сжимая в одной руке шкатулку с прыгающей внутри домовихой, а в другой — тетушкин раритет. Гири больно ударяли по ногам и постоянно путались между ними на своих цепочках и, наверное, будут синяки, но мне наплевать. Я со всех ног летела к нему:
— Сидишь, Зеня? — рухнула перед телом на колени. — Молодец. Ты вообще у нас — большой молодец. Только вот почему про воду ничего не сказал? — руками выворачивая заклинившие створки на часах, процедила сквозь зубы.
Кот, перепугавшийся моего буйного безумия еще больше, чем прежнего тихого помешательства, открыл было пасть, но, домовиха его опередила:
— Так он и не знал. Моя прежняя хозяйка сказала, что избавилась от нее сразу после возвращения из столицы, пустила в хорошее дело. Чтобы Зигмунд не расстраивался.
— Стася, это вы о чем сейчас? — наконец, выдавил он, с опаской косясь на, уже подавшиеся под моими пальцами пластинки. — ... Грундильда, как ты могла?!
— Та-ак, всем заткнуться... Мать моя... Их тут две, — растерянно уставилась я на извлеченную из часов, миниатюрную жестяную фляжку в форме восьмерки. — И крышек тоже две.
— Конечно, две, — хмуро буркнул кот. Потом посмотрел на меня, еще раз на фляжку, на Ветрана. — Хобья сила! Та-ак, сначала с синей крышкой. Это — мертвая вода. Лей ее на рану. Потом вторую. Это — живая. Ее тоже туда и ему в рот. Давай, Стася, лей!
— Лью...
Зарево было видно издали. Особенно хорошо — с Детишкиного холма на окраине деревни. Маг стоял на самой его вершине, запахнувшись в длинный форменный плащ, и смотрел в сторону пылающего на другом ее конце дома. На лице его и даже в глазах не было сейчас ни злости, ни досады. Лишь только легкая ухмылка разочарования. Потому что, он всего-то лишний раз, за свою не короткую жизнь убедился — если хочешь что-то сделать хорошо, то, делай это сам. Рискуй, но, делай.
Жаль, ведь все так хорошо складывалось. И четки эти, как раз приходились кстати. С энергией, в которой бурлили и томились не один и даже не десяток сильных, полных достоинств, драконов. Только выпусти, направь их в нужное тебе тело. А там... И покачал головой, вспомнив, что уже и заголовок придумал, чтоб в нужный момент подсказать этому писклявому прикормышу из главной газеты в Бередне: 'Дракон, пробужденный из спячки инородной магией начал свое кровавое шествие по стране. Кто следующий на его пути?' Банально, конечно, зато в точку. Эх, такое добро пропадает. Жаль...
Маг развернулся, поддерживая двумя пальцами сползший от ветра капюшон, и уже из-под сотворенной арки еще раз глянул на далекий огонь, протянув по-кошачьи:
— Ладно, живите. А яйцо надо приберечь. Вдруг, пригодится.
Арка его погасла как раз в тот момент, когда на холм с другой стороны влезли попялиться на пожар двое подвыпивших мужиков, возвращающихся из 'Семи тараканов'. Распрямивший спину первым замер, потом потряс головой и, хмыкнув, подтянул за локоть своего собутыльника... Все надо делать вовремя и самому...
Глава 12
(вместо эпилога)
Зима в этом году началась знатно. А за два дня до Солнцепутья намело такие сугробы, что Мэзонруж на целые сутки будто вымер, пока из них выбирался. Сейчас же снег местами расчистили, а местами просто протоптали в нем узкие тропки, обозначив тем самым степень своего гостеприимства. Ведь уже завтра косяками по домам потянутся румяные гости и начнут в звенящей морозной ночи вспыхивать жидкие фейерверки и хлопаться шутихи, эхом разносясь по округе. Но, это тоже, в зависимости от степени 'гостетерпимства'. Потому что прошлую мою шутиху, устроенную Гелией тетка Тиристина потом полгода вспоминала. А может, это и не в Гелии дело, а в том, что Алена ей тогда через забор посоветовала свою шутиху запустить, на гороховом супе, запитом крынкой молока... Ну, это я уже так, отвлеклась, любуясь на свои расчищенные до ноябрьского ледка (правда, исключительно, магией) дорожки, а пора и к делу возвращаться:
