Никого.
Я слышал лишь шаги моих спутников, слегка вырвавшихся вперед. Я дернулся вперед, чтобы их догнать, но тут же в плечо врезалось что-то мягкое и вместе с тем увесистое, да так, что меня развернуло в пол-оборота.
И снова никого.
Я некоторое время стоял, медленно водя стволом винтовки по сторонам, но нападения не повторились.
— Лена, Суржик, подождите!
И хотя я шел достаточно медленно, все равно налетел на машиниста, едва не сбив его с ног. Суржик ойкнул, я схватил его за руку, не дав упасть.
— Лена, ты где?— позвал я
— Я здесь.
Так как голос доносился изнутри шлема, я так и не понял, где это здесь? Подумал, нужно было раздать фонарики... если бы они у меня имелись. Мой был единственным, да к тому же слишком слабым, чтобы пробиться сквозь сплошную вязкую стену тумана. А еще я подумал о веревке, с помощью которой мы могли бы держаться вместе. Веревка у меня была, но где-то на самом дне одного из рюкзаков.
К счастью, Лена оказалась совсем близко — я увидел ее шарящую в поисках руку перед самым носом, схватил за пальцы. Женщина испуганно отдернула руку.
— Это я, не бойся!
Мы снова собрались вместе.
— Идем дальше.
Когда земля под ногами едва заметно пошла в гору, я догадался о том, что мы пересекли пруд и выбрались на противоположный песчаный берег. В прежние годы здесь была зона отдыха, но я, хоть убей, не мог вспомнить, как она выглядела. По-моему, неширокая полоса песчаного пляжа, отрезанная окружной прогулочной дорожкой от небольшой рощицы. Зато точно помнил, что за ней, дальше на восток, находился теннисный корт, крутой подъем к проезжей части и первые пятиэтажные дома небольшого провинциального города.
Мы продрались сквозь поросший кустарником пляж, пересекли исковерканную корнями асфальтированную дорожку и уперлись в дикие заросли дремучего леса.
— Нужно левее взять, там дорога хорошая должна быть,— подал голос Суржик.
— А ты, значит, местный?— спросил я, приняв его предложение.
— А то!— живо откликнулся машинист.— Всю жизнь здесь прожил... ну, если не считать командировок. Я эти места хорошо помню. Вон там вон находится городской стадион. Наши играть так никогда и не научились, да и команда в конце концов распалась из-за финансовых проблем, но мы любили посидеть на трибунах просто так — благо вход был для всех бесплатный. А где-то здесь, на повороте, в старые добрые времена стояла бочка с квасом. Всегда стояла, сколько себя помню. Это при мне. А когда я еще соплей был, бочка эта была с пивом. Батя мой тут любил причаститься перед рыбалкой. Как сейчас помню аромат воблы, которую предлагала торговка за рупь штучку. И пиво пенное такое, потому что разбавленное, но вкусное — такого при мне уже не делали,— тяжело вздохнул Суржик.
Мы медленно, на ощупь, поднимались по крутой дороге, протянувшейся между теннисным кортом и стадионом, отгороженным от мира высоким забором. Забора я не видел, но хорошо помнил, как он выглядел.
-Мы с пацанами по этой дороге летом каждый день на пруды бегали. А с этой горки на скейтах катались...— пришло на ум.
— Это у вас в детстве скейты-шмейты были. А у нас — тачки,— отозвался Суржик.
— В смысле?— не понял я, представив маленького Суржика, катающегося в садовой тачке. Ну, не "мерины" же у них шестисотые были?!
— Эх, молодежь, молодежь! Ничего-то вы не знаете, ничего-то вы не видели! Тачки эти мы сами мастерили. Очень простая конструкция: подвижная рама, собранная из досок, да четыре подшипника вместо колес. На такой можно было и по ровной дороге кататься, но веселее всего был спуск с горки, вот с этой самой! Мы сюда аж с самой Железки тащились — это район такой был вблизи жэдэ-вокзала...
— Да, знаю я!— не сдержался.— Он и при мне еще Железкой назывался. Наши пацаны с ихними... выходит, с вашими, постоянно бодались из-за всякой ерунды.
— Это да, наши всегда в любую бучу лезли!— не без удовольствия усмехнулся Суржик.— А ты с какого района будешь?
— С "Карфагена".
— Это где ж такой?
— Не так уж далеко отсюда, за Вечным Огнем, аккурат перед "Собакой". Небольшой райончик, но бойкий.
— Собаку знаю, как же! Они с "Партизанами" граничили с одной стороны, а мы, стало быть, с другой. Почти соседи, земеля!— Машинист панибратски похлопал меня по плечу. Потом печально вздохнул: — Эх, было время золотое...
Когда дорога стала положе, я остановился, пытаясь вспомнить, что было впереди. В этом месте дорога разветвлялась: та, что налево, проходила мимо фасада стадиона и дальше на север, мимо пельменной и нового кинотеатра, после чего резко поворачивала на восток; дорога направо шла вдоль зоны отдыха и вливалась в магистраль, отделявшую центральную часть города от фабричного района. Нам же нужно было выбрать ту, что уводила на восток. Двигаясь вдоль парковых аллей, она выходила на городскую площадь...
— Эй, командир, тут просвет какой-то!— услышал я голос Суржика. Несмотря на прекрасную слышимость, я чувствовал, что мои спутники серьезно оторвались, пока я тут размышлял.
— Суржик, Лена, подождите!
Несколько секунд я ожидал ответа, но его не последовало.
— Суржик? Лена?
Тишина.
Этого только не хватало!
Я шагнул вперед, и услышал легкий шуршащий звук, знакомый до боли, но напрочь забытый. Звук приближался. Я приготовил винтовку... И лишь когда предмет подкатился к ногам, вспомнил. Это же скейт! Откуда он здесь?! Особенно странно, если учесть, что я о нем только что вспоминал.
Я поставил ногу на доску, покатал ее туда-сюда. Обычный скейтборд, ничего особенного. Не новый, побитый. Точно такой, как у меня был, возможно, даже производитель тот же.
— Кирюха, ну, чего ты там застрял? Айда с нами!
От этого окрика у меня волосы на голове зашевелились. Он донесся откуда-то снизу горки, то есть, он звал меня назад. Мне кажется, что я даже голос узнал: Пашка, друг детства. Мы несколько лет жили с ним по соседству, на одной лестничной площадке. Позже он с родителями переехал в район новостроек на отшибе города. Мы встречались часто, но с того злополучного дня, когда мир перевернулся, я его больше никогда не видел. Жив ли он? Вряд ли. Я облазил весь Новый Мир вдоль и поперек, но Пашку не встречал и понятия не имел, остался ли он в городе или ушел вместе со всеми беженцами?
И это явно был не он: голос детский.
Мне стало жутко от мысли о том, что какая-то неведомая сила, поковырявшись в моих воспоминаниях, породила картинку их далекого прошлого. И может быть, не будь тумана, я на самом деле увидел бы приятеля Пашку, машущего мне рукой и манящего за собой. И как знать, как бы я отреагировал в этом случае. А так... Одного воображения и скейтборда оказалось недостаточно. Я усмехнулся, подтолкнул доску, и она с тем же знакомым шелестом покатилась с горки. Я не видел ее, но слышал, как она, не вписавшись в плавный поворот, ударилась о бордюр и перевернулась.
Я же развернулся и пошел на восток, к городской площади.
— Лена? Суржик?
Никто не отвечал.
Куда же они подевались?
Он появился неожиданно — вырос на пути, как столб. Несмотря на отсутствие половины головы, а может быть, именно поэтому, не узнать его было невозможно. Это был тот самый владелец Smith & Wesson, и он вернулся за своим оружием. Я видел его отчетливо, так как туман вокруг него клубился, но не сгущался.
— Где мой револьвер?— спросил он замогильным голосом.
— Вот,— ответил я, вытащил револьвер и стволом вперед протянул его бывшему владельцу. Тот так и взялся, за ствол, а я нажал на спусковой крючок. Выстрелом снесло остатки головы, а тело я отпихнул ногой и перешагнул через него, сделав шаг вперед.
И тут я заметил то, о чем, наверное, хотел сказать машинист: впереди маячили разрывы в сплошном тумане. Я разглядел силуэты деревьев, росших вдоль асфальтированной дороги, куски самой дороги и стены домов, стоявших по другую ее сторону.
Интересно...
Я пошел быстрее. Вернее, попытался, так как каждый новый шаг давался мне с превеликим трудом. Точно так же, как в самом начале, когда мы только вошли в туман. Складывалось такое впечатление, что вначале он не давал нам пройти, а теперь не хотел отпускать. Он стал таким плотным, что я увяз в нем, как муха в повидле. Он сдавливал меня со всех сторон, и я не ощущал этого давления только благодаря специальной конструкции защитного костюма. Но отчетливо слышал, как потрескивает сверхпрочный материал, видел, как местами он деформируется, покрываясь неглубокими вмятинами. Я же продолжал продавливать себя вперед — миллиметр за миллиметром, прикладывая неимоверные усилия. Несмотря на прекрасную вентиляцию и поддержание оптимального микроклимата, мне стало жарко. И не только по причине неимоверного физического напряжения. Я понял это, когда по костюму начали пробегать огненные всполохи. Я занервничал, впервые усомнившись в своей защищенности. И, похоже, неведомая сила, способная читать мысли, решила воспользоваться моей слабостью: последовала яркая вспышка, и меня окутало жаркое пламя. Я машинально попытался сбить его руками, защищенными перчатками, но тщетно.
Я закричал.
Это на самом деле было жутко — сгореть заживо или быть запеченным в прочном костюме. Я чувствовал жар. Казалось, будто он, несмотря на все гарантии Асиля, проникает сквозь микропоры костюма, поступает внутрь вместе с чистым воздухом. Мне стало трудно дышать, так как жар — реальный или воображаемый — обжигал легкие, медленно, как вода сосуд, наполнял все мое тело.
Зато исчезло внешнее давление, и я, что было сил, рванул вперед. Туман попытался удержать меня, цепляясь своими хваткими щупальцами, но мое желание выжить оказалось сильнее его настойчивости. Под конец он сам подтолкнул меня в спину, так, что ноги оторвались от асфальта, я пролетел несколько метров, рухнул на землю, прокатился пару шагов и завертелся из стороны в сторону, стараясь избавиться от пламени. И только сейчас заметил, что от огня не осталось и следа.
Я лежал на газоне, заросшем высокой травой под кроной давно неухоженного дерева, со всех сторон окруженного густым кустарником. Рядом валялся слетевший с плеч рюкзак — целый, без опалин и вроде как холодный. И оружие ничуть не пострадало, да и сам костюм — тоже. Оставалось только признать, что все, что случилось со мной за последние несколько минут, было лишь моим воображением.
Туман — или что-то иное — умел воздействовать на разум. Достаточно негативно, чтобы наделать немало бед.
Я встал, поднял рюкзак, закинул обратно на плечи, взял винтовку, пулемет. Огляделся.
Позади меня корявой шевелящейся стеной стоял туман. Упустив добычу, он больше не делал попыток до меня добраться. Пространство впереди было свободно от тумана, и я сразу же узнал знакомые места, хотя и не был здесь несколько лет. Прямо передо мной простиралась парковая аллея, ведущая к задворкам Дома Культуры — этого пережитка прошлого, давно утратившего свое истинное назначение. Слева — дорога, проходящая мимо фасада стадиона — его самого не было видно. Справа возвышались девятиэтажные дома, разбавленные пятиэтажками и приземистыми зданиями кафе и магазинов. Нельзя сказать, что все осталось так, как я видел это в последний раз. Время не пощадило город. Асфальт потрескался, краска облупилась и выцвела, металл проржавел. Природа постепенно отвоевывала у человека свои владения: трава, кусты и даже деревья росли там, где их прежде не было. На парковках стояли автомобили — ржавые, со спущенными шинами и выбитыми стеклами. Стены многих домов потрескались и смотрели на город пустыми глазницами окон. Но что поражало больше всего — это тишина.
Мертвый Город полностью оправдывал свое название.
— Лена! Суржик!
Крик произвел эффект разорвавшейся бомбы. Голос заметался по парку, улетел в сторону площади, разросся, подобно кругам на воде, а потом сжался, вернувшись обратно и ударив по барабанным перепонкам звонкими литаврами. В ушах противно запищало, в глазах потемнело, ноги стали ватными. Такое впечатление, будто Город наказал меня за то, что я нарушил тишину, царившую здесь на протяжении годов.
Все еще на что-то надеясь, я медленно пошел по разбитой аллее в направлении Дворца Культуры, вертя головой по сторонам в поисках своих товарищей.
Сначала я обнаружил снаряжение Лены. Рюкзак и оружие валялись на выложенной камнем дорожке. Ее самой нигде не было.
Я нашел ее чуть позже. Заметил мельком, когда она появилась лишь на миг и снова исчезла за неухоженными кустами кипариса.
— Ле...— хотел было ее окликнуть, но быстро заткнулся, опасаясь, что Город снова причинит мне боль.
Я продрался сквозь кусты и на лужайке у фонтана увидел женщину, которая сосредоточенно собрала прелые листья.
— Лена?— тихо позвал я ее.
Женщина меня то ли не услышала, то ли проигнорировала. Забрало на шлеме было открыто, поэтому я мог видеть ее лицо. И его выражение мне очень не нравилось — оно было какое-то застывшее, но при этом предельно счастливое и умиротворенное.
Я приблизился к ней, встал напротив, но она продолжала собирать листья, не обращая на меня никакого внимания.
— Лена?
Она замерла, выпрямилась, приветливо улыбнулась и произнесла, протянув мне охапку прелых листьев:
— Мама, посмотри, какие они красивые!
Мне стало не по себе. Неужели она сошла с ума?
Лена замерла, протягивая мне пахшие гнилью листья, по которым ползали белые личинки. Не совсем соображая, что я делаю, я отвесил ей звонкую оплеуху. Женщина дернулась, выражение лица сменилось и теперь отображало крайнюю степень испуга, но потом вдруг в пустых глазах появились проблески разума. Лена встряхнула головой, взглянула на меня, словно только что увидела, потом опустила взгляд и увидела то, что держала в руках. Взвизгнув, она бросила листья на землю и с отвращением принялась стряхивать с костюма личинок.
— Ты как?— спросил я ее.
Она снова замерла, посмотрела на меня и спокойно ответила:
— Я в порядке.
— Ты Суржика не видела?
Лена покачала головой.
Мы вернулись, чтобы забрать вещи.
До городской площади оставалось пройти метров триста — по сути лишь обогнуть ДК. Но я решил еще поискать Суржика. Мы сместились к югу, прошлись по дворам близстоящих домов. Машин на парковках было немного. Неудивительно, в злополучный день люди попытались вырваться из отравленного города, в первую очередь на личном транспорте. Не знаю, может, кому и удалось, но не всем. На выезде из города их встречали военные и приказывали вернуться по своим домам. На отдельных блокпостах, говорят, они стреляли на поражение. Некоторые повернули и увязли в пробках. Многие ли из них выжили, когда начался первый Кровавый Восход?
Мы не стали углубляться в жилой квартал, вернулись к ДК и переместились к парку аттракционов. Там-то мы и нашли нашего Суржика. Его было видно издалека — стоило только обойти карусель с лошадками. Он висел в воздухе, в метре от земли, слегка выгнувшись назад, разведя руки в стороны и запрокинув голову. В отличие от Лены, он не бросил рюкзак, но оружие, которым я его загрузил, валялось в стороне. Впрочем, оно бы ему все равно не помогло.
